В начале августа министр обороны и лидер избирательного списка «Единой России» Сергей Шойгу выдвинул идею построить в Сибири несколько новых городов и даже перенести туда столицу страны. Вадим Штепа вспоминает детство в Воркуте и рассуждает, почему фантазировать о новых северных городах, сидя в Москве – плохая идея.
Многие расценили заявление Шойгу как откровенно предвыборное, нацеленное на привлечение симпатий сибиряков, однако оно продолжает обсуждаться и после выборов. Президент Путин поручил правительству его «проработать», и это наверняка выльется в какие-то административные решения уже в текущем году.
Сам Шойгу родом из Тувы, которая входит в Сибирский федеральный округ, и он явно ностальгирует по советской эпохе с её «планово-добровольным» освоением гигантских пространств Зауралья. «Вспомните, как искренне люди ехали на все эти стройки», – вздыхает он.
Рассмотрение проблемы сквозь призму личного опыта действительно может оказаться полезным – оно становится менее теоретичным и более объёмным. Поэтому рискну начать статью с экскурса в свою собственную жизненную историю. Правда, этот опыт не такой восторженный, как у министра.
Руины школы с бассейном
Заканчивать школу мне довелось в Воркуте – куда только моего отца-военврача не заносило. Мне, подростку эпохи Перестройки, этот город на Полярном Урале с его космическими пейзажами нравился – он уже совсем не был «сплошной зоной», как порой представляют никогда не бывавшие там. Все лагеря там закрыли ещё в хрущевское время, хотя в 1930-х годах город начинался именно с них – зэки ГУЛАГа копали первые шахты и прокладывали железную дорогу в Заполярье. Советскому Союзу был нужен уголь, и поэтому Воркуту построили в приказном порядке. Крупный город в тундре вряд ли мог возникнуть естественным образом.
Ближе к концу советской эпохи власть всё же стала учитывать интересы жителей, а не только количество добываемого сырья. Зарплаты воркутинских шахтёров порой даже превышали оклады московских чиновников, продуктового дефицита в магазинах почти не знали, строились довольно современные для 1980-х годов, а для Заполярья и уникальные объекты вроде спортивно-культурного центра «Олимп», где выступали местные и заезжие рок-группы. Сам я учился в обычной школе, но с плавательным бассейном и зимним садом, и удивлялся, что у моих московских и ленинградских ровесников такого не было.
Директивная природа создания Воркуты дала о себе знать в 1990-е годы с крушением плановой экономики
Директивная природа создания Воркуты дала о себе знать в 1990-е годы с крушением плановой экономики. Вдруг выяснилось, что такого количества угля, которое добывали воркутинские шахты, российским заводам просто не нужно, а для европейцев он оказывается слишком дорогим. И к сегодняшнему дню из 13 шахт в Воркуте осталось работать всего 4, две трети из когда-то 120-тысячного населения города разъехалось, а многие городские кварталы (посёлки) превратились в руины, в том числе и моя школа с бассейном.
Такова рискованная судьба моногородов, созданных по приказу сверху – в случае экономической востребованности их население может жить неплохо, но когда спрос на производимую ими продукцию падает, это неизбежно приводит к социальному коллапсу.
Маниловские мечты в тайге
Проект Шойгу фактически сводится к повторению печального опыта советских моногородов, основное население которых плотно привязано к доминирующему производству. Так, между Братском и Красноярском планируется создать промышленный центр «Медь и электротехника», там же построить «Алюминиевую долину», а вокруг Лесосибирска организовать кластер «Лес и строительные материалы».
В маниловских мечтах от Шойгу не отстаёт и глава Минвостокразвития Алексей Чекунков, предложивший построить миллионный мегаполис на Дальнем Востоке, объединив Владивосток с соседними городами и назвав его вновь модным с некоторых пор словом «Спутник». Кто будет населять эту призрачную агломерацию – деликатно умалчивается, что вызывает ещё больше вопросов, поскольку по текущей статистике отток населения с Дальнего Востока сегодня составляет около тысячи человек ежемесячно (!).
К хору мечтателей о таёжных мегаполисах недавно присоединился и глава Роскосмоса Дмитрий Рогозин, заявив о планах построить «город российской космонавтики» возле космодрома «Восточный» в Амурской области. «Отсюда будут уходить в дальний космос наши перспективные пилотируемые корабли и ядерные межпланетные станции, здесь будет рождаться и мужать новое поколение инженеров России», – с пафосом написал он, забыв вспомнить, что ущерб от коррупции при строительстве этого космодрома уже составил более 10 миллиардов рублей. Видимо, чиновникам этого мало.
Несмотря на внешнюю инновационность, идея «новых городов в Сибири» в сущности является глубоко архаичной, замечает преподаватель МГУ и ВШЭ экономический географ Руслан Дохов. По советской традиции она ставит экономические интересы государства на первый план, а населению отводит вторичную роль их обслуживания, статус работников того или иного предприятия. Тогда как сама структура современной постиндустриальной экономики и соответственно общества уже совсем другая.
Многие не готовы будут переезжать в эти условные «новые города», даже если им предложат зарплату больше московской. Для современных людей важна удобная жизненная среда, которая не сводится к сугубо материальному уровню, особый «дух места», который невозможно создать никаким административным распоряжением. Жители страны географически самоорганизуются, и задача власти – просто не мешать им в этом, утверждает эксперт.
Федерализм как дорожная карта
Наверняка кто-то возразит: строительство новых городов и уж тем более перенос столиц исторически часто осуществлялись именно административными методами. Можно вспомнить и относительно недавний (1997) перенос столицы Казахстана из Алматы в Астану, ныне Нурсултан, и классическое появление Санкт-Петербурга (1703). Однако оба эти случая всё же не были созданием городов с нуля – на месте Астаны поселение существовало со средневековых времен, и до Петра на Неве был шведский город Ниеншанц, а вовсе не «берега пустынных волн», как стало принято думать с лёгкой руки Пушкина.
То есть города в большинстве случаев возникают всё же естественным образом, как удобные центры экономического взаимодействия местных жителей, а не по какому-то приказу сверху. Наоборот, сугубо административные решения здесь могут привести к результатам, которые противоположны первоначальному замыслу.
Показательно строительство в 1960 году новой бразильской столицы Бразилиа. Её действительно основали «в чистом поле» (или, по местным условиям, в глухих джунглях) с целью ликвидировать гиперцентрализм мегаполиса Рио-де-Жанейро, который сосредоточил в себе гигантское население, столичные функции и ведущую экономическую роль в Бразилии, что резко отличало его от всей окружающей страны. Словом, наблюдалось нечто похожее на роль Москвы в нынешней России. Сторонники переноса столицы предполагали, что Бразилиа будет довольно компактным городом, однако централистский менталитет чиновников взял своё, и сегодня он сам превратился в 3-миллионный мегаполис.
Бразилия по числу населения превосходит Россию и также является конституционной федерацией, однако её штаты всё же обладают большими полномочиями, чем российские регионы. Бразильские штаты имеют существенную административную автономию, и без их ведома никакие столичные министры не посмеют разделять их на «провинции», используя это словечко имперских времен. А в России это уже происходит – министерство по делам Дальнего Востока и Арктики минувшим летом вполне официально разделило ДВФО на четыре провинции, ничуть не поинтересовавшись мнением местного населения. Это означает, что функцию «метрополии» по факту взял на себя федеральный центр, нарушая при этом все принципы федерализма.
Дальневосточный историк Георгий Кулаков резонно спрашивает: «Не разумнее ли предоставить право на развитие самим регионам? Уверен, что если в них будет действительно свободно избранная власть, они вовсе не захотят огораживаться друг от друга, но наоборот – примутся всячески развивать взаимовыгодную межрегиональную кооперацию. Это и станет признаком реальной федерации».
Невозможно представить, чтобы центральное правительство США вдруг заявило проект строительства новых городов на Аляске, ничуть не поинтересовавшись, что об этом думают жители штата
Однако сегодня у российских областей, краёв и республик нет даже собственных институтов регионального развития – все программы для них составляются централизованно, и интересы местных жителей могут совсем не учитываться. Из такого положения дел и возникают реликты мрачного прошлого вроде привлечения заключенных к работе на БАМе, что мы отмечали в предыдущей статье.
Реальный федерализм состоит в том, что сами жители регионов определяют способы экономического развития своих земель. Невозможно представить, чтобы центральное правительство США вдруг заявило проект строительства новых городов на Аляске, ничуть не поинтересовавшись, что об этом думают жители штата. И пока в России сохраняется управленческий сверхцентрализм, вряд ли можно ожидать какого-то притока населения в эти воображаемые «новые сибирские города». Современные россияне гораздо менее доверчивы к власти, чем романтики эпохи «Мой адрес – Советский Союз». Потому что уже однажды видели, как города, построенные по приказу сверху, при внезапном изменении государственной политики превращаются в руины.
Автор – главный редактор журнала «Регион.Эксперт».