Координатор юридической помощи ОВД-Инфо рассказала «Рефоруму», как создавалась система помощи задержанным, как стоит говорить с жертвами пропаганды и какие новые способы борьбы с митингующими практикует власть.
— Если позволите, начну с личного вопроса. Почему вы решили пойти в ОВД-Инфо, как поверили в эту организацию?
— В 2012 году рядом с моим домом стали закрывать детскую поликлинику, куда меня еще мама водила. Мы за неё боролись и закрыть не дали. Пока шла борьба, я познакомилась со многими врачами и потом два года активно занималась медицинскими протестами – к примеру, в ноябре 2014 года организовала масштабный митинг против реорганизации и оптимизации в московской медицине, который собрал восемь тысяч медиков.
Я всё чаще занималась гражданским активизмом, постепенно знакомилась с адвокатами и правозащитниками. На митингах людей часто забирали, и мы считали своим долгом ехать их вызволять. А чуть больше четырех лет назад мы с ребятами из ОВД-Инфо решили попробовать создать проект юридической помощи задержанным на митингах. С 1 мая 2016 года я официально работаю в организации. И источник для дальнейшего движения вперед вижу в общении с людьми, которые выходят на митинги.
— Большинству наших соотечественников не до политики – они заняты выживанием. Откуда, по вашему опыту, берутся оппозиционеры?
— Среди сегодняшних оппозиционеров немало тех, чьим кумиром до последнего был Владимир Соловьёв.
Люди просыпаются, когда ситуация коснётся их лично: выгонят из квартиры, уволят с работы, закроют детский сад, куда ходят их дети, не окажут родителям своевременную медицинскую помощь.
Тогда человек наконец заглядывает в интернет, оглядывается по сторонам, осознает, сколько неправильного происходит, и выходит на улицу.
Таких внезапно оглянувшихся среди «непротестных» категорий граждан очень много: дальнобойщики, таксисты, врачи… Почему, например, врачи сплотились, чтобы защитить Елену Мисюрину? Просто осознали, что при таком подходе любого из них можно посадить в тюрьму за некомпетентность.
Власть жестокостью или равнодушием сама подталкивает людей к протестам. Помню одного музыканта, студента Консерватории, который случайно оказался на Пушкинском бульваре в момент, когда там винтили протестующих. Его тоже повязали, оштрафовали, а потом он стал волонтером в штабах Навального (потом его еще не раз задерживали).
Единственный известный мне эффективный способ говорить с жертвами пропаганды – это говорить сложным языком и приводя убедительные примеры. Для этого у тебя самого должен быть серьезный опыт. Он нарабатывается годами – сегодня, когда я слышу что-то вроде «Если бы вы знали, как тяжело в автозаке!», мне смешно: я там сидела чуть не два десятка раз. А теперь во время акций я слышу, как начальники диктуют полицейским: «Эту (показывая на меня) просто так не забирать, но и глаз с нее не спускать!»
— У вас изначально было видение системы, которую вы хотели выстроить в ОВД-Инфо?
— Нет, конечно. Нужно было наработать опыт.
Сначала мы помогали точечно. Но потом в марте 2017 года случилась акция Алексея Навального под лозунгом «Он вам не Димон», в ходе которой было задержано 1043 человека. С таким большим числом задержанных мы прежде не сталкивались, и это оказалось тяжело. Мы учли свои ошибки, и когда 12 июня 2017 года в Москве в ходе митингов было 863 задержанных, намного лучше справились. А дальше уже стали прорабатывать систему помощи тем, кого преследуют по политическим мотивам.
— Давайте поговорим о Белоруссии и Хабаровске – самых ярких протестах уходящего года.
— Лукашенко ещё сильнее все зачистил, чем власти в России. Он даже протестное сообщество почти целиком истребил. Власти России, бесспорно, стремятся использовать этот опыт, чтобы разрабатывать технологии для подавления собственных протестов. Хотя определенные вещи в России уже сегодня работают эффективнее – например, лучше налажена слежка.
В Белоруссии люди захотели перемен. Сначала протестующих было не так много – протест стал массовым только с началом репрессий. Власти забывают, что любое действие равно противодействию. И когда людей на улицах стали бить, многие сказали: «Вы что, ребята, с ума сошли? За что вы людей лупите?» И вышли те, кто сначала вовсе не собирался – просто для того, чтобы защитить родных и знакомых. Но Белоруссия – маленькая страна, там всего около 9 млн жителей, все друг друга знают.
В России всё иначе. Трудно сказать, что может подвинуть наше общество к масштабному протесту, как в Белоруссии. В 1991 году люди вышли на улицы, потому что власть ввела танки: именно танки наглядно продемонстрировали, что власть меняется силовым путем. Каждый вышедший ощущал, что его лично обманули.
Но вот голосование за поправки в Конституцию не сподвигло людей выйти на улицы. Даже пенсионная реформа сподвигла немногих. А кто из нас еще несколько месяцев назад мог предположить, что люди выйдут на улицы за Фургала?
Очевидно, что в случае с Фургалом дело не только в нём самом, хотя и в нем тоже. Я много разговаривала с теми, кто в Хабаровске выходил на улицы. Они действительно говорят: «Отдайте нам нашего Иваныча!» Людей возмутило, что два года назад они его выбрали, а теперь московская власть решила его поменять. Возмутило, что их голоса оказались ничем.
Одновременно власть ищет новые способы борьбы с протестующими. Например, в Хабаровске задерживает митингующих, затем отпускает, а потом инициирует «тихие» повторные задержания. Нам же из столицы кажется, что протестующие ходят себе и ходят, и никто их не трогает. Многих стали задерживать позже – это так называемое «отложенное наказание». Например, человек вышел на митинг, а через два месяца его могут за это наказать – оштрафовать или даже арестовать. К сожалению, большинство людей не знают об этом, так как Хабаровск далеко.
— На ваш взгляд, кому противостоят протестующие?
— С другой стороны баррикад стоит система, в которой важное место занимают чиновники, которые не хотят потерять власть. Что касается громких дел по «Открытой России» или Навальному, тут, весьма вероятно, мы имеем дело с личными решениями высоких чиновников. Власть совершенно не смущает, что над ней смеются. Никого давно не удивляют двадцатилетние владельцы банков, чьи-нибудь сыночки, поставленные на денежные должности. Им не страшно, потому что при действующей вертикали им ничего не угрожает. К сожалению, в сознании русского человека то, что власть ворует, уже норма.
При этом по соотношению числа полицейских на количество жителей Россия стоит на пороге классического полицейского государства.
Так просто эти люди власть не отдадут. Они слишком хорошо живут.
— Какие реформы нужны стране?
— Должны быть свободные, честные выборы. Сменяемость власти необходима, именно в ней гарантия экономического развития любого государства. Кроме того, она залог того, что в стране будут проводиться демократические реформы.
Нужны судебная реформа, реформа правоохранительных органов. Кроме того, должны быть всерьез пересмотрены и перераспределены полномочия президента. Необходима независимая Государственная Дума и сильная оппозиция. Должны быть разрешены самые разные политические партии.
— Правозащитные организации способны бороться c полицейским беспределом?
— В правовом поле внутри страны сделать практически ничего нельзя: чего ждать от судов в стране с «телефонным правом»? Как бороться с беспределом, когда полиция действует не по закону, а по приказу? Так что в последние годы растет популярность ЕСПЧ. Сами судьи это отлично понимают: выносят решение, а потом говорят нам: «Ну а теперь в ЕСПЧ вы всё это легко отобьёте!»