Когда речь идёт о свободе собраний в России, первая (вторая, третья) мысль – что ничего хорошего при нынешней власти здесь не случится. Думать о реформах в иных категориях, кроме «ломаем всё и строим заново», не выходит. Но у ОВД-ИНфо получилось. Недавно мы опубликовали обновлённую версию их доклада о свободе собраний, а сейчас попросили Дениса Шедова, аналитика ОВД-Инфо и члена совета ЦЗПЧ «Мемориал», рассказать, на что сейчас способна гражданская солидарность внутри и вне страны и почему так важно говорить о преступлениях путинского режима на международных площадках (причём важно не только для самих жертв режима, но и для других государств).
— Денис, вы с коллегами не просто актуализировали доклад 2021 г. – вы его серьёзно расширили, получилась новая бумага, переосмысляющая прошлые предложения, 2,5-летней давности взгляд на свободу собраний в России. Вам самим полезна была эта работа?
— Безусловно. Правда, сложно было настроить себя на размышления о том, как сделать свободу собраний лучше в будущем и сейчас: в условиях агрессивной войны и репрессий привычнее говорить о несвободе собраний. В 2021-м что-то предлагать было проще. Но мне кажется, мы смогли взглянуть на свою работу, на работу наших коллег сквозь призму позитивных изменений. Надеюсь, наши читатели, эксперты, все, кто следит за ситуацией со свободой собраний в России, тоже постараются подумать в этом направлении.
— Что изменилось в работе ОВД-Инфо после начала войны?
— Самое знаковое изменение – расширение нашего мандата работы: мы начали оказывать юридическую помощь по делам, связанным не только с ограничением свободы собраний, но и по делам, связанными с военной цензурой, с ограничениями права на свободу выражения. Это те самые дела (уголовные и административные) о фейках, о дискредитации армии. Так как наша работа целиком строится на пожертвованиях, нам было жизненно важно, чтобы те, кто нам донатит, приняли это расширение; они нас поддержали.
— Вы пишете, что свобода собраний – это не только законы и добрая воля властей, это в первую очередь люди, которые её реализуют. Изменений правил игры недостаточно?
— Свобода собраний складывается из норм и из поступков. Об этом, к сожалению, говорят недостаточно.
Наш доклад состоит из трёх частей. Сначала идёт банк точечных проблем и наши предложения по их решению: очень важно поддерживать этот список в актуальном состоянии, кроме того, некоторые проблемы решаются по частям, и что-то уже можно сделать на уровне муниципальных депутатов, активистов, правозащитных организаций. Дальше – блок про более глобальные, сквозные проблемы. На примере свободы собраний мы попробовали обозначить, как вообще должно функционировать государство, как могут строиться его отношения с гражданами. Наконец, третья часть – про то, какие инструменты улучшения ситуации есть здесь и сейчас.
Когда мы обновляли эту часть, то собрались на мозговой штурм: а действительно, какие есть инструменты? Наш читатель – искушённый, он не будет верить фантазиям и декларациям. Нужно рассказать ему о том, что реально работает. И мы пришли к тому, что когда мы видим разрушение политических и правовых институтов, когда совершаются немыслимые вещи, остаётся человек, человеческие связи, человеческая солидарность.
Людям жизненно необходима свобода собраний и возможность выразить своё мнение. После начала войны тысячи выходили на улицы, рискуя очень многим. Мы каждый день слышим этот запрос на нашей горячей линии, через нас проходят тысячи историй, как кто-то не смог бездействовать. Благодаря тому, что этот запрос никуда не исчез, мы даже сейчас можем сделать довольно много.
Мы можем помогать друг другу, используя свои профессиональные компетенции, как юристы или журналисты, можем проявить свою доброту и достоинство, привозя еду и воду в отделы полиции, отправляя письма заключённым и многое другое. В ситуации репрессий, экономической и жизненной нестабильности люди продолжают регулярные пожертвования, собирают деньги на оплату штрафов. Это невероятно важно: для одного человека в России выплатить многотысячный штраф за участие в протестах – непомерное бремя. Такие примеры солидарности восхищают. Кажется, на них можно опереться, развивая свободу собраний и (в будущем) выстраивая те институты, которые сейчас разрушаются государством.
Продолжают работать адвокаты – ключевые фигуры в делах о политических преследованиях. Они – единственная ниточка, связывающая жертв нарушений прав и свобод с внешним миром. Они не только морально поддерживают, они делают свою работу. Благодаря им хотя бы одно дело из сотни удаётся развалить, например на этапе доследственной проверки, для одного преследуемого из сотни удаётся смягчить меру наказания.
Мы стараемся поддерживать тех, кто работает с нами в одной сфере (например, публикуем истории людей, которым собирают деньги на платформе «Заодно»). Очень важно создавать комьюнити, поддерживать друг друга, распределять наши функции и задачи, чтобы быть устойчивыми и эффективнее справляться с нарастающими репрессиями.
— От инструментов и путей изменений, от поддержки тех, кто реализует своё право на свободу собраний, вы в докладе переходите к работе с международными институтами и сообществами. Что это за работа, если кратко, и что она даёт?
— Да, мы активно занимаемся ею в последние годы. Есть много разных направлений: например, мы стараемся использовать доступные легальные механизмы в рамках ООН и ОБСЕ, где Россия до сих пор участвует. А значит, представители российского гражданского общества могут там коммуницировать с представителями российского государства – в самой России такой возможности почти нет. Через запрос спецдокладчика ООН по свободе собраний мы, например, смогли выяснить у российских властей точное число задержанных на акциях в защиту Алексея Навального зимой 2021 г. Их оказалось больше, чем мы сами насчитали, мы начали воссоздавать картину, выяснять их имена, истории, нужна ли помощь.
Россия из-за войны исключена из Совета Европы и, соответственно, из-под юрисдикции ЕСПЧ. Это был важный инструмент защиты прав протестующих и задержанных на митингах: в российских судах можно было выиграть очень мало дел, с юридической точки зрения несправедливых, а ЕСПЧ давал тысячам возможность добиться этой справедливости, показать и российским властям, и всему миру, что их права были нарушены. Но появляются и новые площадки: летом 2022 г. в рамках ОБСЕ был запущен Московский механизм по сбору и анализу информации о давлении на гражданское общество в России; ОВД-Инфо активно предоставлял свои данные, итогом стал серьёзный доклад – слепок с ситуации, срез того, что происходит внутри страны, когда она ведёт агрессивную войну. Это огромный вклад в понимание, как работают политические механизмы, и важный вклад в истории тех, кто подвергается преследованиям, чьи права нарушаются здесь и сейчас. На официальный документ, признанный мировым сообществом, могут ссылаться активисты, когда запрашивают политическое убежище.
— Международная адвокация правда работает?
— Нам кажется, что да. Сочетание инструментов общественной солидарности и международных механизмов защиты прав человека может ощутимо помочь жертвам преследований за реализацию свободы собраний.
Информация защищает задержанных и политзаключённых: когда о них знают, им пишут письма, их имена звучат в докладах ООН, России сложнее их пытать или допустить их гибель из-за тяжёлых условий содержания (плюс когда общество знает, что происходит в судах и на улицах, оно в большей степени защищено от иллюзий и неверных решений, которые можно принимать на неточных данных). Когда в конце прошлого года почти на две недели пропал политзаключённый Алексей Горинов, коллеги из «Общественного вердикта» направили срочный запрос спецдокладчице по российской ситуации в ООН, она призвала российские власти раскрыть информацию о его местонахождении – и спустя несколько дней адвокатом сообщили, где находится Алексей. Похожая история случилась с Навальным. Россия, конечно, никогда не признает, что обратила внимание на требования международных механизмов, но мы видим, что они работают.
— Максим Кац в недавнем интервью говорил, что набирает политический вес, чтобы иметь возможность прийти к представителям новой российской власти и потребовать от них освобождения политзаключённых. Вы согласны с таким планом?
— Это отличная мысль и план. И мы, и «Мемориал», и другие коллеги работаем над тем, чтобы когда к власти придут новые политики, они освободили не десяток, не сотню политзаключённых, а тысячу. Чтобы на слуху были не только Алексей Навальный, Илья Яшин, Алексей Горинов, Саша Скочиленко, Владимир Кара-Мурза, но и истории менее известных людей, у которых нет аудитории и которые тоже попали под каток репрессий. Есть политические силы, которые могут принимать решения – а мы своей задачей видим кропотливую занудную работу по сбору и публикации фактов, чтобы эти решения принимались в отношении всех, кто пострадал, а не ограниченного числа людей.
Вспомним опыт освобождения политзаключённых в СССР: это был результат большой работы, пришлось доказывать всему миру, что они вообще существуют, что СССР действительно осуществляет политические репрессии, преследует людей за взгляды (а это было совсем не очевидно в 60-70-е, Союз пользовался поддержкой у многих компартий Запада, и левые интеллектуальные элиты ему симпатизировали). Это дискурсивное противостояние сохраняется и сейчас.
Россия до сих пор пытается на международных площадках, особенно в ООН, доказать, что обращает внимание на права и свободы человека и вообще борется с западной колонизацией. Мир ведь не россиецентричен, он не очень представляет, что происходит внутри страны. А российское правительство очень много вкладывает в международную пропаганду. В прошлом году Россия очень рассчитывала вернуться в Совет по правам человека ООН, и у неё это едва не получилось. Ещё один повод предоставлять миру точные данные о том, как в стране нарушаются права и свободы, – чтобы российское правительство через доступ к международным механизмам не смогло их коррумпировать, блокировать важные решения.
— Расслабляться не надо?
— Не надо. С 2023 г. я член панели по свободе собраний и ассоциаций в ОБСЕ, это мандат на 4 года. В рамках мандата группа экспертов отслеживает, что происходит со свободой собраний и ассоциаций на территории ОБСЕ – это 57 стран Европы, Северной Америки, Центральной Азии. И я вижу, как на этой огромной территории авторитарные режимы кооперируются, обмениваются идеями, и очень многие инструменты, с помощью которых подавляется свобода собраний и ассоциаций в России, либо уже были опробованы, либо сейчас экспортируются. Например, очень популярна идея закона об иноагентах в его российской версии – и потому мы активно делимся своим негативным опытом, говорим о том, как вроде бы невинная мера (сделаем финансирование НКО более прозрачным) через два шага приводит к уничтожению гражданского общества. Аналогично небольшие изменения в процедуре уведомления о собраниях делают её процедурой согласования, а потом и запрета.
Ещё авторитарные режимы с радостью хватаются за любые неосторожные заявления международных организаций. К примеру, в Москве и Петербурге под предолгом пандемии до сих пор, в начале 2024 г., запрещены все собрания – хотя всё уже давно открыто и разрешено. Чтобы обосновать этот запрет, российские власти вовсю ссылаются на рекомендации ВОЗ, цитируют отрывки из международных документов и заявлений. Важно, чтобы международные механизмы тоже получали фидбэк от гражданского общества и были внимательны.
— В докладе вы упоминаете случай на «Марше матерей» – тогда полиция Москвы никого не хватала и не била, а просто обеспечивала безопасность участников акции (как и должна была по закону). Правда, это было 5 лет назад и уже тогда смотрелось из ряда вон. Но можем ли мы, глядя на этот случай, предположить, что если ситуация в стране изменится, служители закона смогут вести себя по-человечески?
— Да, классный пример, как власть может (и должна) реагировать на спонтанные акции.
Это была акция поддержки фигурантов дела «Нового величия» и «Сети»: их родители и те, кто с ними солидарен, проследовали по Москве до Верховного суда. Акция была спонтанной и в соответствии с международными стандартами и Конституцией РФ не требовала согласований. Но мы наблюдали за ней с тревогой: не раз случалось, когда участники таких акций страдали. И действительно, когда люди на пути к суду вышли с бульвара и переходили проезжую часть, полиция остановила движение на несколько минут. Никто не понёс ущерба. Более того, суд на следующий день отправил нескольких фигурантов под домашний арест – безусловная победа гражданского общества.
В 2021 г. я делал исследовательский проект в Берлине – изучал, как местные правозащитные организации коммуницируют с властями, со СМИ и пр., какие механизмы они используют, а мы, надеюсь, сможем применить в будущем. У них довольно много возможностей для общения с разными властями. Мы тоже в свое время пытались использовать запросы, чтобы получать информацию о задержанных из отделов полиции и региональных управлений МВД, но наладить устойчивое взаимодействие не смогли: российские власти и до 24 февраля очень настороженно относились к гражданскому обществу.
Но были и позитивный опыт: в 2019-2020 гг. мы, большая коалиция правозащитных организаций, осуществляли мониторинг регионального законодательства по свободе собраний и отмечали, где это законодательство нарушает федеральное. Многие региональные власти после этого приводили своё законодательство в соответствие с федеральным, а если сопротивлялись, включалась прокуратура Этот опыт подробно описан в изначальной главе про инструменты изменений, которую мы оставили в приложении.
Было и включение уполномоченных по правам человека в разных регионах в мониторинг ситуации со свободной собраний, бывали случаи, когда судьи районного суда обеспечивали действительно беспристрастный процесс, например, не выступали в роли обвинителя, а приглашали прокурора, беспристрастно исследовали доказательства защиты и обвинения. По сути, они делали то, что должны делать служители закона в демократическом обществе, не менее и не более. Но каждый такой пример сегодня ценен.
Из точки, где мы оказались, можно и нужно выбираться – посредством гражданской солидарности, международной солидарности и диалога о правах человека в том числе и с теми, кто в России обладает властью. Ставить крест на коммуникации даже в нынешних тяжёлых условиях нельзя, как мне кажется. Мы можем напоминать им об их обязанностях, показывать позитивный пример коллег, которые нашли в себе смелость поступить по-человечески. Такие случаи должны быть на слуху. Мы публикуем материалы в том числе с мыслью о том, что их читают российские чиновники и другие представители власти. Случаи, когда они пригождались для позитивных изменений, уже были – например, в 2020-м один из депутатов Самарского заксобарния приносил наши материалы на заседания как доказательство, что в городе всё очень плохо с местами для акций. Иногда мы видим ссылки на наши данные в околовластной аналитике и публикациях.
Что интересно, упомянутые мной берлинские правозащитники, у которых меньше проблем в общении со своими властями, не так много ресурсов направляют на взаимодействие с международными механизмами. У российских организаций, с которым я сотрудничаю, кажется, больше экспертизы в области того, как работают, например, механизмы ООН, как привлекать их к тем проблемам, которыми мы занимаемся.