О современной гендерной политике и об особой роли женщины в российском обществе в интервью «РеФорум» рассказывает Анна Шадрина, социологиня, доктореса университета Лондона, а также авторка книг «Не замужем: Секс, любовь и семья за пределами брака» и «Дорогие дети: сокращение рождаемости и рост «цены» материнства в XXI веке».
– Вы не возражаете, если мы сегодня поговорим именно о женской части общества и о ее проблемах?
– Почему бы и нет, женщины составляют большую часть российского общества. Однако, мне бы хотелось сразу оговориться, социология не отвечает на экзистенциальные вопросы. Она рассматривает различные социальные явления и предлагает их интерпретацию.
– Наверняка вы видели моментально ставший вирусным по всеми миру ролик с монологом «Будь леди», в котором Синтия Никсон критикует противоречивые требования, которые общество предъявляет к женщинам в современном мире?
– Да.
— Этот ролик вызвал широкий резонанс не только в России, но и на западе. Можно ли говорить о том, что проблема гендерного неравенства интернациональна, но на Западе по крайней мере стремятся к тому, чтобы говорить о ней, пробуют решать?
– Да, впрочем, куда интереснее было бы услышать, что Синтия Никсон, которая выступает с такой критической феминистской позицией, думает сегодня о сериале «Секс в Большом Городе». Когда мы впервые увидели этот сериал чуть больше 20 лет назад, он казался манифестом женской эмансипации. Из перспективы сегодняшнего дня он выглядит своего рода «библией» белых и супербогатых американок, чья реальность бесконечно далека от нашей с вами.
Что же касается ролика, о котором вы говорите, моя подруга художница Мария Капаева отметила чрезвычайно важную особенность этого произведения – его видеоряд говорит со зрителем языком фэшн-индустрии, против которой выступает само послание клипа. Синтия Никсон критикует токсичные стандарты женственности, в то время как сам ролик сделан теми же самыми людьми и выразительными средствами, которые эти стандарты устанавливают. Это выглядит так же как и майки с логотипом группы Nirvana, которые стали клише суверенной индустрии, о чем писала Наоми Кляйн (канадская журналистка, писательница и социолог – примечание ред.), в своей книге «No Logo» объясняя, что капитализм апроприирует социальный протест и превращает его в товар. Так и с клипом, в котором снялась Синтия Никсон. В нем протестный потенциал против угнетения женщин, по сути, апроприирован индустрией моды и превращен в безобидное коллективное выпускание пара в сети посредствам лайка и репоста. Однако, отводя глаза от мониторов, мы возвращаемся в реальной мир, где остаются все прежние проблемы – домашнее насилие, матери, в одиночку заботящиеся о своих детях, мужчины, получающие более высокие зарплаты за ту же работу, и многое другое.
– Почему так сложно бороться с проблемами гендерного неравенства?
– Это система власти и привилегий, и чтобы она изменилась, нужно, чтобы большая часть общества осознала эту проблему и добровольно отказалась от своих привилегий. Но где вы такое видели? Например, когда британский актер Бенедикт Камбербетч заявляет, что не будет сниматься в фильме если актрисе, исполняющей ведущую женскую роль, предложат гонорар меньший, чем за главную мужскую роль. Это звучит очень благородно. Но как насчет учителей и медсестер, чей труд, не менее важный, а оплачивается женщинам несоизмеримо ниже, чем мужчинам?
Важно, что в ряде стран детям, независимо от их пола одновременно начинают прививать навыки заботы о близких, которые традиционно считаются женскими, и навыки, необходимые для успешной социализации за пределами частной сферы. В некоторых профессиональных сферах внедряется так называемая «позитивная дискриминация», где при приеме на работу, при прочих равных условиях, решающим фактором может оказаться принадлежность к социальной группе, которая наиболее подвержена дискриминации. Это отличный пример того, что делать необходимо, но этого абсолютно недостаточно, чтобы изменить систему в целом.
Некоторые ученые считают, что гендер может перестать быть одним из главных измерений неравенства, но пока это так.
— А может ли трансформация самого понятия «гендер» в XXI веке повлиять на расстановку сил в социуме?
— Гендер – это то место, которое мы получаем в системе социальной иерархии (с которого мы получаем доступ к различным благам), в зависимости от смысла, привязанного к нашему телу. Проще говоря, пока женщины рожают и за ними закрепляется неоплачиваемая работа по уходу за детьми и стариками, а мужчины от всего этого освобождаются, будет существовать сегодняшняя система гендерного неравенства. Ситуация сможет начать меняться тогда, когда функция деторождения будет вынесена за пределы женского тела. Она в принципе для небольшой группы людей уже вынесена. Богатая женщина может нанять бедную женщину, чтобы та выносила для нее детей, может нанять различного рода помогающих специалистов, но при этом сохранить статус матери, оставив за собой задачи по собственному выбору.
– А если посмотреть на ситуацию в России? В более ранних интервью вы говорили о существовании некого «социального порядка» в стране, который дискриминирует старшее поколение женщин, отодвигая их от активных ролей в обществе. Могли бы поподробнее рассказать об этом явлении и его природе?
– Порядок, о котором я говорила, сложился в результате определенных демографических тенденций, советской и постсоветской социальной политики и российской культуры. Если начать издалека, до революции Россия была аграрной страной, ее население преимущественно проживало в деревнях и селах. После революции 1917 года ситуация начала меняться, когда стремительными темпами набирала обороты индустриализация и урбанизация. Массовое переселение сельских жителей в города меняло форму и иерархию семьи. Как пишут в своей книге «Миры русской деревенской женщины. Традиция, трансгрессия, компромисс» Светлана Адоньева и Лора Олсон, в дореволюционной России женщина после замужества переходила под юрисдикцию своей свекрови, теряя прежнюю связь с матерью. Женщина становилась частью семьи мужа, в доме, где всем заправляла мать мужа – «большуха». В XX веке конфигурация семьи изменилась. Одной из причин стали колоссальные потери мужского населения, возникшие в результате череды потрясений – революций, Великой отечественной и мировых войн, сталинских репрессий. Целые поколения советских людей выросли без отцов.
Параллельно материнство становится центральным фокусом семейной идеологии, как первичный институт заботы о благополучии семьи и женская обязанность. Советская идеология в области семьи уравнивает в статусе молодых матерей и старших, более влиятельных женщин семьи. С одно стороны, невестка выходит из-под власти свекрови, с другой, часть семейных функций, которые раньше отводились мужчинам, теперь переходят к женщинам. Семья становится «женоцентричной», теперь мужчины часто приходят в семьи своих жен, где мать и бабушка – это основная родительствующая пара, а отец и муж – это второстепенная роль.
– Как сосуществуют друг с другом процессы эмансипации женщин и культ материнства?
— В первое советское десятилетие был план освободить женщину от домашних дел, чтобы вовлечь ее в индустриализацию, которая требовала участия всего взрослого населения. Но довольно скоро стало понятно, что передача домашней работы, связанной с заботой о семье непосильно дорогой проект. Поэтому уже в конце 20-тых годов эти функции объясняются как естественные обязанности женщин наряду с обязательной трудовой занятостью. Советское государство способствовало тому, чтобы женщины совмещали работу вне дома и материнство – матери получали оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком, детские сады были доступны. Но от семьи ожидалось, что она будет создаваться раз и навсегда, с основной целью – для воспроизводства. Отсюда запрет на аборты, и очень сложная процедура развода, существовавшие с конца 30-тых по конец 60-тых годов. Именно женщина назначается ответственной за «выживание» семьи. А мужчина с точки зрения государственной идеологии виделся потенциальным солдатом, «пушечным мясом», готовым в любой момент покинуть семью и отдать свою жизнь за родину.
При этом, в послевоенной России особую роль стала играть идеология репродуктивного давления. Ожидание, что женщины будут становиться матерями как, можно раньше было институциализировано. Существовал медицинский термин «старородящие», которым называли женщин, рожающих в возрасте старше 26 лет. Кроме того, выход на пенсию в 55 лет для женщин позволял им становиться молодыми бабушками, способными помогать дочерям совмещать раннее материнство с учебой или работой.
– Можно ли найти примеры в других странах, где существовали бы подобные семейные взаимоотношения?
– Первое, что приходит в голову из описанных в социологической литературе примеров, это ситуация, сложившаяся в США среди афроамериканской части населения в период упадка производства в 70-е – 80-е годы XX века. Тогда в силу остановки целых секторов экономики, многие мужчины потеряли работу. У мужчин этой группы не было выстроено других социальных лифтов, не было прямого доступа к образованию. В результате они впали в некоторый социальный анабиоз, предпочитая просто ждать, когда ситуация изменится сама собой. Женщинам пришлось перенять часть мужских функций, чтобы поддерживать свои семьи на плаву.
Этот эпизод американской истории напоминает ситуацию в России в начале 90-х после распада Советского Союза, когда многие мужчины потеряли свои более престижные рабочие места. Именно женщины схватили тогда большие, клетчатые сумки и стали «челночить», чтобы прокормить свои семьи. Мужчины же в большинстве случаев оказались не готовыми «опуститься до торгашества» — то есть, понижение социального статуса. В тот период был зафиксирован высокий процент самоубийств и мужской смертности в раннем возрасте.
– А почему выросло число самоубийств?
– Самоубийства во всем мире традиционно считаются более мужским способом справляться с жизненными сложностями, не теряя достоинства. Но сама ситуация, подталкивающая к такому выбору, безусловно, сложнее. Психотерапевты говорят, что мысли о самоубийстве часто имеют функцию уменьшения тревоги. Как фантазия о том, что сложности могут исчезнуть и наступит умиротворяющий покой. Мысли о смерти могут быть попыткой найти своего рода «островок», на котором человек может себе дать право снять с себя ответственность за выживание, не испытывая чувства вины или взять контроль над своей судьбой тем способом, который кажется доступным. Безусловно, многие мужчины в постсоветский период оказались в очень уязвимом положении. Разрушился старый социальный порядок, исчезли прежние социальные связи, а на создание новых требовались силы и время.
– А почему женщины оказываются более выносливыми в этих условиях?
– Женщины просто чаще всего поставлены в условия, в которых выбирать не приходится. Девочек с детства учат быть ответственными за благополучие других. В России, согласно официальной статистике, 70% отцов после развода не платят алиментов. Они могут себе позволить сказать крылатое «денег нет, но вы держитесь». Большинство женщин своему ребенку сказать так не может. Они чаще соглашаются на работу любого уровня, чтобы членам ее семьи было, что есть и где учиться.
Подобное безответственное поведение мужчин – это в том числе и следствие той государственной политики, которая многие годы буквально подталкивала мужчин к тому, чтобы они заводили как можно больше детей от разных женщин, не неся за их выживание никакой ответственности. Почти тридцать лет в Советском Союзе алименты назначались только такому отцу, который был мужем матери. У детей, рожденных вне брака в графе отец стоял прочерк, если отца «не было» юридически, с него ничего нельзя было спросить. Другая составляющая проблемы – это символические суммы, начисляемые в качестве алиментов. Для многих мужчин мифы про защитников и добытчиков позволяют существовать в таком самонаводящемся трансе, когда, с одной стороны не надо никого ни от чего защищать, но, с другой стороны можно легитимно не брать на себя ответственности за благополучие своих детей. Хотя исследования показывают, что самоустраняясь из семейной сферы, многие мужчины сами сокращают продолжительность своей жизни, преждевременно умирая от сердечно-сосудистых заболеваний. Имея больше времени, свободного от заботы о членах семьи, мужчины часто тратят его на практики, разрушающие здоровье.
— А если взглянуть на сегодняшнюю Россию, и протестную активность в стране. В защиту политзаключенных прошло уже несколько «маршей матерей». Кроме того, именно матери ребят, осужденных по делу «Сети», заявили о своем намерении бороться сообща. Почему матери оказались «на передовой»?
– Это, к слову, совершенно не новое явление. В начале 2000-х много писалось о феномене «афганских матерей» — движении женщин, которые требовали от государства признания их горя – гибели их сыновей на войне. У матерей есть право на горе, данное им самой государственной идеологией, согласно которой материнство – главное предназначение и реализация женщин. Если при этом государство само отбирает у матерей то, что заявляется самым ценным в их жизни – жизни их детей – матери остаются единственной социальной группой, чей «частный» протест может легитимно сложиться и достаточно громко прозвучать. Мать, чьи дети в опасности по вине государства имеет право и голос выражать свою ярость, матери, потерявшей детей больше нечего терять. Выступая в защиту политических заключенных, российские женщины ведут переговоры с государством на понятном ему языке, поскольку само государство «наделяет» женщин правами на эти эмоции. Мы все это слышим в официальных речах и поздравлениях, когда к женщинам обращаются: «дорогие наши, милые, оставайтесь всегда нежными и заботливыми, именно благодаря вашему самопожертвованию» и так далее…
– Чем можно объяснить, что в России количество женщин, получивших высшее образование, превышает число мужчин?
– Я не изучала эту часть российской статистики и не могу компетентно, как социолог, предложить интерпретацию этого феномена. Но как частное лицо вспоминаю документальное кино о похожей ситуации в Монголии, где также существует большой разрыв между мужчинами и женщинами с высшим образованием. Парадокс состоит в том, что монгольские женщины пользуются своим высшим образованием не для продвижения на рынке труда, а с целью более удачного замужества. В Монголии больше мужчин чем женщин, что создает конкуренцию на брачном рынке. Невеста с дипломом считается более выгодной партией, хотя диплом в данном случае относится к капиталу символическому так как всем известно, что в любом случае менеджерские позиции достанутся мужчинам, вне зависимости от уровня их образования. Я бы предположила, что объяснение ситуации в России лежит примерно в этой области. Но, как говорят в интернете, это не точно.
– Из нашей беседы, как мне кажется, можно сделать вывод, что в России нет особых предпосылок для того, чтобы статус женщины менялась существенным образом. Однако, пока в России даже не принят закон о защите от домашнего насилия. Такой закон не нужен в России?
– Такой закон в России, несомненно, нужен. Домашнее насилие не является уникальной российской проблемой. Одной из главных проблем патриархатной системы является токсичная маскулинность – идеология позволяющая оправдывать любую форму насилия тем, что у мужчин «такая природа». По сути дела, благодаря это идеологии мужчины совершают насилие «просто потому, что могут». Помните, когда у Билла Клинтона спросили почему, он злоупотребил своей властью в отношении стажерки Белого Дома? Он ответил: «просто потому, что я мог себе это позволить». Всякий раз, когда кто-то утверждает, что женщины более мягкие по своей природе, а мужчинам свойственно охотиться и воевать, система, позволяющая мужчинам безнаказанно совершать насилие, укрепляется.
Не так давно я говорила с юристкой из Австралии, которая работает с женщинами, пострадавшими от домашнего насилия. Она рассказала мне, что в Австралии существуют программы для жертв домашнего насилия, есть и программы для мужчин, помогающие им перезагрузить свое мировоззрение и понять, что насилие недопустимо ни в каком виде и не может быть оправдано гендером. Однако, как показывают недавние исследования, домашнее насилие – это огромная проблема, которая требует не только закона и программ, работающих с последствиями, но и превентивных мер. Это ответственность буквально каждого человека на планете – приблизить такой порядок, в котором будет возможен только один способ разрешения конфликтов – мирным путем. Информация о том, что такое насилие, как его распознавать и как его не допускать, в особенности если входишь в группу тех, кто насилие совершают, должна быть «общим местом».
В России проблема домашнего насилия во многом начинается там, где 70% разведенных отцов не платят алиментов. Экономическая зависимость вынуждает многих женщин с детьми оставаться в связях с жестокими мужчинами. Закон о домашнем насилии – это одна из мер, но очень важная, которая будет останавливать насильника, занесшего руку.
– Так чем же объяснить, что в России до сих пор не принят закон о домашнем насилии?
– Эксперты отмечают, что здесь сошлось несколько факторов – стремление государства передать как можно больше ответственности за благополучие семей в их собственные руки, растущее влияние церкви, которая находится в конфликте с идеей прав женщин и та гендерная политика, которую транслирует власть Владимира Путина, воспевающая агрессию мачо, якобы необходимую, чтобы вернуть России статус «сверхдержавы».