За полтора года страну покинули тысячи преподавателей и десятки тысяч студентов и школьников. Гонения на сотрудников ВШЭ, Шанинки, Смольного и РАНХиГС начались ещё до войны, сейчас увольняют и тех, кто продолжал работать удалённо. В университетах резко усилилась цензура и самоцензура, закрыты целые подразделения, образовательные и исследовательские программы. Особенно досталось факультетам, работавшим по модели Liberal Arts, где базовые и профильные предметы можно сочетать по своему усмотрению. В новом учебном году уехавшие учёные запускают собственные образовательные и исследовательские проекты. Например, совместная команда Шанинки и Европейского университета создаёт распределённый университет: бакалавриат на факультете Liberal Arts and Sciences в Черногории, магистратуру вне Черногории, докторат в Израиле. Есть подобные проекты в Чехии и Казахстане. Smolny Beyond Borders предлагает полтора десятка бесплатных курсов совместно с Bard College, преимущественно в области гуманитарных и социальных наук. Что представляют собой эти инициативы, какие задачи они решают (например, станут ли они кузницей кадров для прекрасной России будущего)? Каковы их шансы интегрироваться в европейскую образовательную систему, и нужна ли эта интеграция? «Рефорум» предлагает конспект дискуссии на канале «О стране и мире».
Илья Калинин, историк культуры, филолог, критик, главный редактор журнала «Versus. Журнал свободных искусств и наук», приглашённый исследователь Принстонского университета и Гумбольдтовского университета (Берлин), в прошлом преподаватель Смольного
Когда мы говорим об университете в изгнании, мы имеем в виду релоцировавшуюся институцию. Это могут себе позволить лишь частные университеты, как минский ЕГУ, который почти 20 лет назад перебрался в Вильнюс. Факультет свободных искусств и наук никуда не может переехать: его учредитель – государство. Речь лишь о преподавателях, которые приняли то решение, которое приняли. А тот факультет, который сейчас, на этой неделе начинает работу в Петербурге, кроме преподавателей и части студентов, ничего, даже названия (теперь это «Искусства и гуманитарные науки»), не сохранил от той модели образования, которую мы создавали десятилетиями.
В нашем случае речь идёт о попытке пересборки профессиональных академических сообществ, которые успели сложиться в России вокруг институциональных каркасов вроде Смольного и Шанинки.
Вопрос, на который стоит ответить тем, кто пытается создать нечто новое на руинах российских институций, – это вопрос о миссии, которую эти институции несут.
Если это спецорперация по спасению уехавших академиков, то какие стратегии выживания и адаптации наиболее эффективны? Кажется, что проще действовать врассыпную, рассредоточиться и пытаться превратиться в академические атомы с открытой валентностью, которые встраиваются в существующие западные академические институции. Чтобы осесть на новом месте и найти себе какую-то нишу, не нужно создавать новые университеты. В них есть смысл, если мы имеем перед собой горизонт возвращения.
Ксения Лученко, журналист, приглашённый исследователь Европейского совета по международным отношениям (EC FR), член рабочей группы Faculty of Liberal Arts and Sciences (FLAS) в Черногории, бывший декан факультета медиакоммуникаций в Шанинке и завкафедрой теории и практики медиакоммуникаций ИОН РАНХиГС
Российское академическое сообщество не было интегрировано в мировое: если ты сам не строил карьеру, нацеленную на переезд на Запад, её сложно строить резко и с нуля. Сейчас в академической системе вообще довольно сложно с поиском места применения. Я не верю в возможность выжить поодиночке, и если все оказались в одних и тех же странах, странно не попытаться устроить что-то своё, где ты сам можешь планировать, где от тебя многое зависит.
За полтора года возникло несколько таких проектов, они имеют шансы на успех и могут быть востребованы. Многие, кто покинул Россию с началом войны, уехали со старшими школьниками, которые если и собирались поступать за рубеж, то на магистерскую ступень. Молодые люди растеряны и нуждаются в поддержке и помощи, в том числе для интеграции в нормальные старые западные исследовательские институции. Многие потенциальные абитуриенты пишут нам: «Мы хотели поступать в Москве в Шанинку, а у вас правда будет, как в Шанинке»? Пока сложно сказать, правда ли; идея, что у нас есть ценность за пределами РФ, довольно романтическая. Но не попробуешь – не узнаешь.
Владимир Шмелёв, руководитель сети школ Adriatic, сооснователь образовательной компании Edumonte, фонда помощи беженцам Pristanište и Faculty Liberal Arts and Sciences (FLAS) в Черногории
В России за последние 20 лет были созданы хорошие школы, государственные и особенно частные. Были созданы хорошие университеты. Можно ли говорить о том, что есть педагогические и организационные практики, которые сложились за эти годы и настолько ценны для глобального контекста, что их хотелось бы описать, сохранить и вынести в глобальное пространство?
FLAS – это черногорское частное образовательное учреждение. В Черногории ты создаёшь сначала отдельные факультеты, а когда у тебя их пять и более, они могут объединяться в университет. Наш факультет как проект существует давно – проблемы в российском образовании начались задолго до войны, но активно мы им занимаемся с мая-июня 2022 г. Факультет зарегистрирован, в перечень квалификаций на Балканах впервые внесена квалификация Liberal Arts – это важное явление в этой части Европы безотносительно Шанинки.
Учёба начинается уже в середине сентября, хотя мы пока в процессе получения аккредитации. Студенты, которые идут к нам на бакалавриат, будут первые полгода учиться в дружественном частном черногорском университете в Подгорице, уже внутри европейской образовательной среды. Там будут работать наши преподаватели, реализовываться наш учебный план.
Илья Калинин
Интернационализация российской академии во многом носила имитационный характер, как и многие российские явления, от выборов до федерализма. En masse рейтинги, индексы Хирша и цитируемость в Scopus в России превратились в пародию. Эта тенденция в том числе привела к тому, что мы оказались там, где мы есть. Было бы всё действительно интегрировано – возможно, и ситуация была бы другой.
Разумеется, перспектива возвращения мною рассматривается не как единственный мотив, но как горизонт целеполагания. Это не отменяет профессиональных и академических связей, которые замечательно сохранять, воспроизводить и обогащать. Мы оказываемся в новом контексте, наши профессиональные сети вбирают в себя новых коллег.
Возвращение не означает скорое возвращение. Если оно скорое, то можно ничего такого не создавать; университеты в изгнании – признание того, что это все надолго.
У нас возник интересный дополнительный элемент в рамках образовательного проекта: think tank «Институт глобальной реконституции». Участвуют Артемий Магун, Григорий Юдин и ещё ряд сотрудников Европейского университета, включая меня. Внутри этого института будет вестись работа по анализу текущей ситуации и разработка способов, как её можно трансформировать – и таким образом не растеряться в момент, когда настанет возможность для действия, а не только для анализа и оценок. Хочется когда-то уже не реагировать, а действовать. Пусть другие реагируют.
Ксения Лученко
Надо перестать мыслить себя в противопоставлении «либо мы в России, либо интегрируемся». Весь мир интегрируется. Иначе зачем мы уезжали? Нас никто не выгонял. Мы выбрали свободу, потому что поняли, что не можем работать в России так, как мы хотим.
Я не уверена, что наши студенты захотят куда-то возвращаться. Это утопичная задача – из школьников и студентов ковать кадры для прекрасной России будущего, которая может и не случиться. Наша задача – чтобы они были счастливы. Помочь им интегрироваться, сделать более открытыми, уверенными в себе. Перспектива – это открытый мир, и у нас в этом смысле классический стартап. Наша задача не воспроизводить то, что мы умеем и знаем, а сделать что-то, что будет востребовано на европейском образовательном рынке. У каждого университета есть своё лицо, свои преимущества, своя фишка. Нужно найти эту фишку. Создать конкурентоспособную образовательную институцию.
Владимир Шмелёв
Наш проект делается для этого региона и в этом регионе, но в глобальном контексте. Есть хорошие возможности для создания такого образовательного кластера с учётом того, что многие квалифицированные кадры в самых разных сферах вынуждены уехать. Их опыт, потенциал, возможности, знания могут быть полезны в этом проекте. Но это не законсервированный российский, русскоязычный проект, в нём будут работать носители других культур и языков. Наука и образование глобальны, я в это верю. А в нынешней точке сходятся задача по созданию образовательного проекта и текущая задача – дать возможность уезжающим специалистам продолжать работу в условиях свободы и без внешних ограничений.