Чему нас учит история борьбы с коррупцией в России

В политике в принципе и в истории России в частности регулярно встречаются развилки, где люди, оказавшиеся у власти, делают свой выбор. Много таких развилок и в истории борьбы с коррупцией.

Власти России могли устроить открытую приватизацию, как Польша, – но предпочли закрытые и нечестные залоговые аукционы, лишь бы не допустить красного реванша (как выражался Анатолий Чубайс). Борис Ельцин и парламент могли постараться найти компромисс в 1993 г. – но президент решил противоречия силой и предпочёл сверхпрезидентскую республику, дубинку для роспуска Госдумы и указное право без закона о противодействии коррупции. Путин мог бы не травить нелояльные к нему СМИ и уйти после второго срока – но предпочёл использование должностных полномочий для удержания власти. Дмитрий Медведев мог пойти на второй срок – но не стал, а затем его же правительство последовательно откатило многие реформы (например, целостность реестра недвижимости).

Новый таймлайн антикоррупционных реформ в России с 1991-го по 2022-й показывает, как много было совершено ошибок или намеренных действий, подорвавших хрупкую российскую демократию.

Первый президент России пытался предотвратить распространение системной коррупции в госаппарате. Но кто помнит, что это Ельцин ввёл декларирование доходов госслужащих ещё в 1992-м? А всё потому, что оно так и не заработало вплоть до 2009 г., когда был принят антикоррупционный закон. Президент и сам не смог быть последовательным: страх перед реальной или мифической угрозой свободе в России со стороны КПРФ подтолкнул к широкому использованию грязного кэша, коробкам из-под ксерокса и иным нарушениям на президентских выборах 1996 г.

Проблема не только в политике. Россия оставалась системно зарегулированной бюрократизированной страной, что само по себе порождало коррупцию (правда, в начале 90-х государство было ещё слишком слабым, чтобы это регуляторное бремя как следует коррумпировать). Первый указ Путина в должности президента России был об отмене лицензирования мобильной связи: до этого нужно было обязательно получать лицензию Госсвязи на пользование мобильниками. Бесконечные квоты и пошлины были одной из причин, почему ИКЕА не хотела заходить в Россию в 90-х.

Реформы нулевых освободили российскую экономику от многих ограничений. Любопытно, что заметного снижения бытовой коррупции при этом, кажется, не случилось (зато у людей стало больше денег на взятки). Системная работа в этом направлении началась лишь с 2008 г. при президенте Дмитрии Медведеве: появились центры «Мои документы», онлайн-портал gosuslugi.ru, были отменены или изменены многие процедуры вроде техосмотра в ГИБДД.

Однако российские власти не довели многие реформы до конца. Полиция так и осталась коррумпирована, неотвратимость наказания отсутствовала. Более требовательное общество 2010-х обеспечило миллионные прочтения-просмотры многочисленным расследованиям о коррупции, фигурантами которых в конце концов стал лично Владимир Путин с дворцом в Геленджике и бывший президент-антикоррупционер Дмитрий Медведев с домиком для уточки.

Всё могло сложиться по-другому. Есть известный пример Грузии с радикальным очищением полиции (увольнение всех сотрудников ДПС и набор новых), резким снижением налогов, сокращением госаппарата и двузначным ростом ВВП. В Индексе восприятия коррупции Transperency International Грузия имеет 55 баллов – весьма неплохо, члены ЕС Болгария и Румыния имеют на 10 баллов меньше.

Грузия сегодня не похожа на зажиточную страну: виной тому война, заметное падение темпа реформ после смены правительства в 2012 г. и пр. Однако выстроенная командой Саакашвили-Бендукидзе система работает: компании регистрируются за день, реестр недвижимости открыт для всех желающих, а полиции доверяют 80% грузин. Возможно, хороший пример быстрого очищения от коррупции покажет Армения, где произошли чистки в высших эшелонах власти и идёт заметное улучшение качества государственных услуг.

Непродуктивно сводить всё к политической воле: когда воля кончается, системы быстро рушатся. В Грузии не всё было построено на воле (хотя некоторые сторонники Саакашвили и утверждали обратное), потому система устояла даже после смены власти, по крайней мере в части антикоррупции.

На сайте проекта «Рефорум» есть доклад «70 шагов против коррупции», где команда «Трансперенси Интернешнл – Р» резюмирует опыт реформ многих стран. Это вроде бы очевидные вещи: очищение госаппарата, свободные от грязных денег выборы, снижение государства в экономике. Но также это защита обличителей коррупции, сокращение иммунитетов депутатов и судей, вступление в международные антикоррупционные партнёрства, перевод госзакупок от контроля процесса к контролю результата, поощрение антикоррупционного комплаенса в бизнесе и многое другое.

Безусловно, без воли к реформам успехи будут скромными. Моё личное мнение: довоенная Украина вовсе не была, увы, примером успеха в этом вопросе. В Индексе восприятия коррупции с 2013 по 2021 г. она продвинулась с 26 баллов до 32 – скромный результат, Беларусь за тот же период поднялась с 32 баллов до 47. Мою собеседницу, белоруску, жившую в Киеве несколько лет назад, поразило, что кондукторы в электричках предлагали пассажирам заплатить за билет в два раза меньше за откат. На элитном уровне всё тоже было печально: Высший антикоррупционный суд почти не выносил приговоров с реальными сроками, а прекращал дела по истечению срока давности. Коррумпированные элиты препятствовали работе антикоррупционных институтов, и украинские власти мало что смогли с этим сделать.

Но очевиден и прогресс в плане прозрачности закупок и особенно – в усилении гражданского общества страны. Можно надеяться, что после окончания войны этот импульс позволит Украине совершить антикоррупционный рывок. Хочу надеяться, что условия для такого рывка будут и в России.