Медиареформа в России: пугающая неизбежность

«Рефорум» публикует доклад Ольги Хвостуновой «Медиареформа в России». Василий Гатов, медиа-аналитик и старший научный сотрудник Анненбергской школы коммуникаций и журналистики в Университете Южной Калифорнии, представляет доклад и размышляет, что происходило со свободой слова в стране в последние 20 лет и как не дать этому повториться.

Современное законодательство и юриспруденция вообще тесно связаны с математикой, точнее, математической логикой: это оформленные словами правила обращения с множествами, с воронками исключений и включений, с дополнительными операторами «да/нет» и «или». Большие, значимые для общества законы – как серьёзные учебники математики – содержат в себе множество формул, уравнений и тождеств, зачастую требующих доказательств. Хорошие законы всегда ближе к чистой математике, а плохие – к бессвязным речам политиков с сомнительной риторикой и пропагандистскими штампами, к царице наук никакого отношения не имеющими.

Корпус российского законодательства в области массмедиа – с самого своего зарождения в декабре 1991 года – представлял собой крайне далёкий от математической логики объект. Закон РФ о СМИ, адаптированная и расширенная (в части демократизации, как тогда казалось его авторам) версия соответствующего акта СССР, принятого годом ранее, был, возможно, самым прогрессивным документом, на который согласился Съезд народных депутатов РСФСР. Причина такого согласия, впрочем, была политической: и доминирующие, и оппозиционные силы понимали необходимость фиксации принципов свободы слова, печати, распространения массовой информации – в быстро меняющемся постсоветском обществе «доступ к мегафону» был критически важен. И «демократы», и «коммунисты», и «патриоты» в тот момент разделяли одну простую мысль: широкие народные массы (они же аудитория СМИ) – «непаханое поле» для агитации и партийной пропаганды, оставленное коммунистической партией и её цензурными органами.

Плюс многие влиятельные и популярные политики времён демократического перелома 1989-1991 годов и сами были журналистами, «толкавшими» вперед закон об отрасли, судьба которой их волновала едва ли не больше, чем судьба государственности. Закон 1991 года предельно детально кодифицировал многие частные, по сути, отношения – между учредителем и редакцией, внутри редакций СМИ, между СМИ и источниками информации – актуальные в тот единственный момент времени, когда эти отношения имели хоть какое-то значение.

Постсоветские СМИ расставались со своим прошлым «органов ЦК», отвязывались от учредителей и становились независимыми (с кавычками и без) – треволнения депутатов, бывших в тот момент ведущими «Взгляда» или редакторами «Аргументов и Фактов», репортерами «Литературной газеты» или «Правды Севера», оказывались сильнее аргументов профессионалов законотворчества, даже той самой математической логики юриспруденции.

Из законодательного наследия периода Бориса Ельцина Закон о СМИ продержался в относительно неизменном виде едва ли не дольше всех остальных

Из законодательного наследия периода Бориса Ельцина Закон о СМИ продержался в относительно неизменном виде едва ли не дольше всех остальных; тому может быть найдено ровно столько же объяснений, как и тому, что практически с первых дней президентства Владимира Путина его начали потихоньку «править» – прежде всего статью 4 «О недопустимости злоупотребления свободой слова». Если вы далеки от законодательства, то это та самая «цензурная статья», устанавливающая изъятия из информации: нельзя без оговорок писать о терроризме и экстремизме, нельзя упоминать методы суицида, нельзя детям о гомосексуальности и т.д.

Со временем, без особой борьбы сузив границы свободы слова в СМИ, законодатели и исполнительная власть занялись изменением и самих массмедиа – через ограничение иностранных инвестиций, запрет иностранцам и лицам с двойным гражданством или видом на жительство быть издателями и редакторами СМИ. Потом – уже совсем недавно – появилось совсем экзотическое политическое законодательство, вмешивающееся (и даже перечеркивающее конституционные гарантии) в свободу слова и мысли, например о запрещении отрицания роли СССР во Второй мировой войне и иных неофициальных оценок истории страны.

«Совершенствуя» закон о СМИ и связанное законодательство, российская политическая власть одновременно перестраивала и систему масс медиа в стране: сначала установив контроль над телеканалами, потом над крупнейшими печатными СМИ и радио и, наконец, над информационными агентствами, интернет-ресурсами и отчасти над платформами распространения – социальными сетями и агрегаторами. В распоряжении власти, впрочем, не было классических старых инструментов – предварительной цензуры и партийного контроля над редакциями, зато были бюджетные деньги, методы экономического давления и широко распространённая готовность журналистов к самоцензуре в обмен на приличную зарплату.

К 2020 году доля государственных денег в обороте СМИ сравнялась с рекламными доходами и выручкой от продаж копий/подписок; все аудиторно значимые издания и вещатели были повязаны системой государственных и муниципальных контрактов (что практически исключает оппозиционность и нелояльность). Небольшой, но громкий сектор независимых российских и оффшорных СМИ после этого стали пропалывать законом об иностранных агентах, применяя его как коллективно, так и индивидуально.

Получившаяся система медиа настолько своеобразна, мягко говоря, что её и сравнивать не с чем

Получившаяся система медиа настолько своеобразна, мягко говоря, что её и сравнивать не с чем – тем более пытаться предвидеть, как, куда и зачем она будет меняться. Более того – у этой системы в её устоявшемся виде нет будущего даже в условиях путинского режима, буде он начнёт испытывать, например, бюджетные сложности (как сказано выше, 50% выручки медиа идёт из госбюджета).

Тем более получившийся пропагандистский колосс на бюджетных ногах и полной зависимостью от управления из Кремля начнёт испытывать несовместимые с жизнью перегрузки при конфликте элит; любой верхушечный кризис, в который вмешаются силовые ведомства, приведёт как минимум к временному закрытию большинства государственных «содержанок» (как и независимых медиа, впрочем), не говоря уже о медиасервисах типа рекламного бизнеса и коммуникационных услуг.

Что ждёт российские СМИ за пределами политической видимости?

Каким бы ни было политическое будущее России, одним из важнейших его компонентов будет реформа медиа – причём как в части регулирования, так и в части социальных отношений между источниками информации и её потребителями. Накопленный за последние 30 лет опыт даёт основание для ключевого вывода: полноценный транзит (будь он демократическим, патриотическим или синтетическим) должен не только расстаться с плохим, тоталитарным прошлым, не только принять красиво выглядящий закон с множеством благих пожеланий, но и создать институты, препятствующие «обратной эволюции».

В докладе Ольги Хвостуновой, который мы публикуем сегодня, предпринимается редкая для медиа-теории попытка сформулировать именно этот сложный механизм пере-сочинения, пере-создания важнейшего института современного информационного общества в применении к России.