Перспектива отказа от углеводородов всё чаще мелькает в информационной повестке России: о ней много говорят и чиновники, и учёные, и журналисты. Как может выглядеть энергопереход и что необходимо для его плавного осуществления, обсудили эксперты на площадке проекта «Рефорум».
Мир переходит на «зелёный»: пик потребления угля был пройден в 2013 году, с тех пор объёмы его потребления сокращались. По прогнозам экспертов, пик спроса на нефть при самой консервативной политике придётся на 2030 годы.
В середине этого лета Еврокомиссия опубликовала план действий по экологической перестройке экономики. В документе предполагается введение «климатических» таможенных пошлин на ряд товаров, импортируемых ЕС: речь о так называемом углеродном налоге.
Главные перемены ждут энергетику и транспорт. Освоение новых технологий будет нелёгким, в первое время потребуются значительные затраты и усилия. А для стран-экспортёров углеводородов это означает потерю дохода от экспорта и, как следствие, падение доходов бюджета.
Оберег от проклятия
Не нужно смотреть на нефтегаз как на что-то плохое – так открыл дискуссию политик, экономист и общественный деятель Владимир Милов, написавший для проекта «Рефорум» доклад «Как превратить ресурсное проклятие в конкурентное преимущество». Опыт успешных развитых стран показывает: возможно жить без проклятия, добывая ресурсы, и даже использовать нефтедоллары для стимулирования энергоперехода (это реально происходит, например, в Норвегии: капитал, сформированный традиционной энергетикой, направляется в развитие энергетики зелёной).
Норвегию, Канаду, США и прочие успешные страны объединяет одно: нигде нет централизованного государственного механизма выкачивания природной ренты, индустрия нефте- и газодобычи там конкурентна.
В России нефтегаз создавался как большой насос для выкачивания и распределения ренты – в докладе эта история кратко изложена и проанализирована. Мы можем это изменить. Рецепт прост и проверен многими странами: демонополизация сектора и создание условий для перетока капитала из традиционной энергетики в зелёную. В Норвегии есть добывающая госкомпания, но она находится под общественным контролем, действует и автоматизированная система зачисления нефтегазовой ренты в пенсионный фонд, который инвестирует эти деньги в возобновляемую энергетику.
Америке хватило сил ограничить монополии вроде Standard Oil, провести реформы и принять антитрестовский закон
Рецепт этот сработает даже там, где нефтедобыча многие годы развивалась в условиях, далёких от идеальных. Милов напомнил, что в США к моменту открытия первой скважины ещё процветало рабство, оставалось 70 лет до получения женщинами избирательных прав и 100 лет – до закона о гражданских правах. Разница в том, что Америке хватило сил ограничить монополии вроде Standard Oil, провести реформы и принять антитрестовский закон. С этого момента история индустрии пошла по иному пути, появился новый стандарт политики в отношении нефтегазовой отрасли.
Угроза климату как мировой консенсус
4 ноября будет пять лет Парижскому соглашению об изменении климата, напоминает модератор дискуссии, координатор просветительских проектов Марина Скорикова, при этом в России энергетический переход оказался на повестке дня только сегодня. Почему так вышло?
Мы привыкли, что экологические проблемы – это то, то мы видим (рубят деревья, валяется мусор). Говоря о необходимости энергоперехода, мы сталкиваемся с проблемой иного уровня, говорит Владимир Сливяк, сопредседатель российской экологической группы «Экозащита», независимый наблюдатель на климатических переговорах ООН и автор доклада «Экологическая политика как новый мировой порядок». На планете меняется климат, и верим мы в это или нет, не важно: весь мир принимает глобальные стратегии по снижению выбросов парниковых газов, чтоб замедлить глобальное потепление, существует мировой консенсус в отношении того, что усилия всего человечества должны быть направлены в эту сторону. Иначе последствия будут катастрофические: погибнет много людей. Это давно не дискуссия и не чьё-то отдельное мнение, это то, из чего исходят стратегии крупнейших мировых экономик.
Россия этому вопросу внимание не уделяла, полагая, что экологические воззвания скоро утихнут. Но выяснилось, что разговоры всё это время шли всерьез и страны реально собираются сократить выбросы до нуля к 2050-2060 годам, более того – они не согласны заниматься этим только сами. Сокращать должны все, потому что климат у нас общий. Исторически СССР и Россия – один из крупнейших источников выбросов, и мир начал предпринимать серьёзные усилия, чтобы Россия также сократила выбросы. И речь не об уговорах, их время прошло: настала очередь инструментов экономического принуждения.
Исторически СССР и Россия – один из крупнейших источников выбросов, и мир начал предпринимать серьёзные усилия, чтобы Россия также сократила выбросы
Таким инструментом, который заставил чиновников в России забегать и засуетиться, стал углеродный налог, который будет применяться к продукции из стран, которые не сокращают выбросы: ЕС введёт его в 2025 году, напоминает Сливяк. Этот налог грозит быть таким большим, что закроет доступ российских производителей на приоритетный для них европейский рынок.
Мы в плохой ситуации по сравнению с 99% мира. У России нет своих технологий в возобновляемой энергетике, при том что для получения господдержки в сфере ВИЭ нужен высокий процент локализации, а контрсанкции запрещают использовать иностранные технологии. Нет достаточного количества чиновников и экспертов, понимающих тему.
В Европе их тоже когда-то не было, уточняет Сливяк, но было развитое гражданское общество, которое делало для климата больше, чем правительство. Когда потребовалось, из него пришли эксперты, которые по приглашению государства рассказывали на комиссиях о ситуации. В России когда-то было немало организаций, занимающихся климатическими вопросами, сейчас этого ресурса почти нет, больших экспертных сил, которые могут прийти и помочь, не осталось. Стартовая позиция у нас ниже, и этот разрыв придется мучительно, дорого и долго преодолевать.
Преодолевать его придётся в любом случае – нет варианта договориться и ничего не делать. Но Кремль пытается: он заявляет, что российские леса поглощают намного больше парниковых газов, чем это значится в международных расчетах, и спасаем от климатического коллапса не только себя, но и часть мира, вообще ничего не делая. Чтоб это подтвердить, нужно всего лишь изменить методику расчётов. Не получится. Во всём мире учатся производить сталь без выбросов, двигатели, позволяющие осуществлять перевозки по воде и воздуху без использования традиционного топлива, в это вклад колоссальные деньги. Меняться будут все. Вопрос в том, когда мы начнем серьёзно к этому относиться и действовать. Чем раньше власти одумаются, тем дешевле это обойдется.
Климат в России и так меняется в 2,5 быстрее, чем в мире – таковы данные Росгидромета, напоминает эколог и руководитель проекта «Activatica» Евгения Чирикова. Яркий пример — якутские пожары нынешнего года, ставшие экологической катастрофой (власти начали тушить их, только когда отчаявшиеся местные активисты обратились за помощью аж к Леонардо ДиКаприо). Ежегодно пожары уничтожают в России площадь нескольких Швеций, президент же во всеуслышание сравнил тушение пожаров в удаленных лесах с закидыванием огня деньгами.
Сама газо- и нефтедобыча плохо влияет и на экологию, и на жизнь граждан. Газ для «Северного потока – 2» добывается на Ямале, при постройке «Газпром» отнимал немногочисленные места выпаса оленей – основного источника существования коренных народов, и никому не было до этого дела, напоминает Чирикова. Дальше ветка идет по Кингисеппскому району, нанося ущерб Кургальскому заказнику и местным финно-уграм, чьи жалобы тоже не нашли адресата. По сути своей это колонизация.
«Научиться готовить нефть и газ»
Нефть и газ создают нагрузку на планету, но избавиться от них мы в ближайшие десятилетия не сможем в силу инертности и капиталоёмкости сектора, уверен Владимир Милов: не надо делать вид, что нефть и газ исчезнут, как в песне Шевчука. Понимая, что переход будет долгим, эти отрасли надо облагораживать, делать так, что они перестали быть источником коррупционной ренты и стали источником развития и финансирования этого энергоперехода, как в Норвегии и прочих развитых странах.
Запрос на чистый воздух, который точно есть внутри страны, нужно делать политическим
Милов не соглашается, что требование об ограничении выбросов лишь внешнее: грязное топливо плохо влияет на экологию, это заметно всем. Взять хотя бы уголь: 22 крупнейшие угольные станции в России генерируют почти половину загрязнения атмосферы. Запрос на чистый воздух, который точно есть внутри страны, нужно делать политическим.
Гражданское общество в России само продуцируется, когда возникают проблемы вроде пожаров в Якутии или Шиеса, говорит Чирикова: «Естественно защищать свою землю и права». Но оно не настолько мощно и развито, чтоб диктовать условия правительству и видеть связь между пожарами и климатической повесткой страны.
В Красноярском крае есть проклятие чёрного неба – там реально нечем дышать. В Кемеровской области проблемы сходные. Однако те, кто пытается с этим бороться, становятся клиентами Центра по противодействию экстремизму. Энергопереход в России будет тяжёлым, полагает эколог: «Я не за то, чтобы уничтожить нефть, газ и уголь, я инженер и понимаю, что перестроить быстро не получится. Это будут десятилетия, но путь они хотя бы будут. При нынешнем режиме я сомневаюсь в возможности этого перехода».
Берёза для Ивана Иванова
У российских лесов скоро не останется возможности поглощать российский углерод, даже если сейчас она декларируется правительством – если не поменять управление этим лесами и их собственников. Презентуя свой доклад «Частная зелень: почему России необходима приватизация лесов и как её нужно проводить», политолог Сергей Беспалов обозначил основную проблему с лесами: они принадлежат государству, то есть, по сути, никому, управляются чиновниками, которые не отвечают за свои решения (например, решение не тушить пожар) – а последствия этих решений природа компенсирует по 500-100 лет.
У российских лесов скоро не останется возможности поглощать российский углерод, даже если сейчас она декларируется правительством
Каков итог? Данные всех экологических организаций, которые работают с темой лесов, свидетельствуют: российские леса деградируют (уменьшается их площадь, ухудшается их качество), происходит распад лесной экосистемы. Каждый год рубится 1,2-1,3 млн га леса, сгорает от 5 до 15 млн га. Лес распадается под воздействием паразитов, и такой больной лес как раз никто не рубит.
С такими проблемами сталкивались многие страны, и рецепт перелома тенденции един: нужно, чтобы леса стали частными, принадлежали не конгломерату чиновников, а конкретному Ивану Иванову, которого этот лес будет кормить – и за который он будет лично отвечать. Многие опасаются, что в этом случае люди свой лес сразу вырубят и продадут. Однако иного выхода для сохранения лесов нет.
В развитых странах леса давно частные – в Финляндии приватизацию проводил ещё шведский король. Последней приватизацию лесов провела Германия: после объединения страны нужно было приватизировать леса ГДР. Процесс растянулся на 30 лет, общество его одобряло, и всё прошло гладко: «Прирост в Германии всегда превышает рубку, как это и должно быть, такого же результата хотел бы я от приватизации российского леса. Россия может решить давнюю мечту о получении ренты от природных ресурсов, раздав гражданам лес с правом дальнейшей продажи. В Латвии только 8% людей осталось с теми лесами, что им выдали». Не должно быть ничейного и никем не управляемого леса – тогда не будет и скандалов, как с ИКЕА.
Не должно быть ничейного и никем не управляемого леса – тогда не будет и скандалов, как с ИКЕА
Мы великая лесная держава, и изменив политику обращения с лесами, можем добиться огромных экономических и экологических выгод для страны, резюмирует Беспалов. Многие думают, что прекрасная Россия будущего – это большие города и люди со странными причёсками и ноутбуками. Это не так. Как только в городах проблемы, люди разбегаются по земле и задаются вопросом, почему гниют леса, где они в детстве собирали грибы, и зарастают луга вокруг деревни их бабушки.
Блиц: сколько лет понадобится России при адекватной власти, чтобы подготовиться к зелёному переходу?
Владимир Милов: 3-5 лет, чтоб кардинально поменять структуру сектора.
Владимир Сливяк: несколько лет после того, как власть станет демократической.
Евгения Чирикова: 20 лет.
Сергей Беспалов: на изменение законодательства по лесу нужен год, а чтоб первые решения стали необратимыми, 2-3 года.