ЛГБТ-активистка, в недавнем прошлом директор московского Комьюнити центра о том, уезжать ли из страны, если преследуют за ориентацию, и об эффективном способе борьбы с гомофобией.
— Как изменить ситуацию, при которой гомофобия – норма, а свободное искусство и активизм трактуются как криминал?
— Вода камень точит. Задача нашего фестиваля Open Art «Открытое искусство в закрытой стране: Вчера. Сегодня. Завтра» – наглядно демонстрировать, какие ужасные формы может принимать гомофобия, нетерпимость. На одном из прошлых мероприятий мы делали инсталляцию про клитероктомию (процедуру удаления клитора), которой подвергают девочек в некоторых районах Дагестана и закрытых общинах Ингушетии: люди своими глазами увидели, насколько это ужасно. Сегодня на проблему обратили внимания специалисты, она больше не замалчивается.
Мы показываем, через что порой приходится проходить людям из-за ориентации, как им портят из-за неё жизнь (пусть и не отправляют принудительно в психушку или лагерь, как в советские время). Например, мальчик, один из авторов видео, которое мы представили, был годами заперт в квартире. Еще одного автора, трансгендерного мальчика, дома избивали и тоже не выпускали никуда. Он рисовал лица хороших и плохих людей на маленьких бумажках и прятал, чтобы никто не увидел. Мы эти бумажки показываем.
— Насколько реально, на ваш взгляд, отменить гомофобные законы в стране?
— Мы стараемся влиять снизу, набирать критическую массу. Рано или поздно случится одно из двух: либо власть сменит отношение к людям, потому что люди будут всё громче требовать изменений, либо люди сменят власть.
— Вы способствовали выезду в безопасные места ЛГБТ-людей из Чечни. Вы следите за их судьбой, угроза для них миновала?
— Когда у кого-то из них возникают опасения, они выходят на связь и мы даём рекомендации, что предпринять для безопасности. У нас есть контакт с ЛГБТ- и женскими организациями за границей, иногда обращаемся к ним. Если я ни от кого ничего не слышу, значит, всё в порядке. Плюс сбежавшие из Чечни, как правило, прекращают общаться даже с родственниками, потому что те могут их преследовать за ориентацию не хуже властей.
— Кто из российских оппозиционных политиков или партий учитывает ЛГБТ-повестку?
— Мне кажется, всерьёз никто. Возможно, некоторые и готовы поддержать для пиара, но серьезная, существенная поддержка была бы на слуху, разумеется. Думаю, политиков тоже надо просвещать, как и правозащитников. Правозащитник в России не равно толерантный человек. Среди оппозиции, среди инакомыслящих полно мизогинно настроенных товарищей. Впрочем, плохо относиться к ЛГБТ с каждым годом все более «не модно».
— В европейских странах на ЛГБТ-акции приходят мэры городов, министры и лидеры партий. Сколько времени потребуется, чтобы и в России они стали открывать гей-парады?
— Не так много.
Откат в гомофобию на государственном уровне очень быстро случился, буквально за три года, и обстановка может легко измениться за тот же срок. Люди, которые называют себя продвинутыми, уже считают неуместным, позорным, неудобным проявлять гомофобию.
Даже если ты чего-то не понимаешь, обсуждать это вслух уже плохо для твоей репутации. Тех, кто демонстрирует гомофобию в наши дни, относят к необразованной публике, которой промыли мозги по телевизору.
— Что делать человеку, который подвергся прессингу за ориентацию?
— Звонить нам. Или писать нам в Комьюнити-центр. На сайте центра можно оставить заявку на юридическую помощь или на помощь в шелтере. Комиссия центра рассматривает заявку и в течение трёх дней даёт ответ. Если ситуация экстренная, можем отреагировать сразу.
— Есть другие подобные организации?
— Есть ЛГБТ-сеть, которая базируется в Питере, у нас есть московское представительство ЛГБТ-сети в Комьюнити-центре. Комьюнити-центры представлены почти в каждом крупном регионе России.
— Что делать, если за ориентацию или самовыражение подвергся репрессиям, как художница Юлия Цветкова? Бороться, привлекать внимание, уезжать?
— Конечно, надо подумать о безопасности и постараться найти страну, где не угрожает преследование. Хотя бы просто выехать за пределы России, в Беларусь или Украину. И оттуда уже думать.
Юлия не выехала, и она, конечно же, герой, её все поддерживают. При этом у неё реальная мера пресечения и угроза новых уголовных дел.
— Сколько обращений поступает к вам каждый месяц?
— Одно-два в день точно бывает.
— Вы помогли выехать из страны нескольким десяткам чеченских геев и лесбиянок, преследуемых властями и семьёй за свою ориентацию. Из-за этого и вас вынудили уехать. В Россию не вернётесь?
— Посмотрим. Пока я работаю удалённо, это существенно снижает риски для тех, кому мы помогаем: могу покупать кому-то билеты от своего имени, принимать запросы от новых людей.
Я состою в группе «Помощь квир-женщинам Северного Кавказа». Часть тех, кто выбрался оттуда, становятся нашими активистами, помогают таким же, как они. Пребывание вне России позволяет говорить об этом, переводя риски на меня. Про эту группу мы рассказали только в нынешнем году, чтобы квир-женщины, живущие на Кавказе сейчас и страдающие от дискриминации, месяцами боящиеся выйти из дома, знали, что есть возможность к кому-то обратиться, что есть помощь и их беда – не конец жизни.