Политолог Фёдор Крашенинников – об опасностях, сопутствующих демократическим процедурам в наше время, и о том, какая модель устройства общества будет соответствовать ожиданиям максимального числа граждан.
Демократия на наших глазах переживает серьёзный кризис. Причем если идею участия граждан в управлении своей страной никто, кроме совсем уж маргинальных мыслителей, не оспаривает, то формы этого участия активно критикуются с разных сторон. Критикуется чаще всего идея современной представительной демократии и сам институт выборов в том виде, в котором он сложился в последние лет сто (например, в работе Давида Ван Рейбрука «Против выборов»). Действительно ли по итогам даже самых честных выборов власть получают те, кто должен её получить? И хорошо ли то, что кто-то один получает всю власть только потому, что получил большинство, пусть даже на самых честных выборах?
Сам принцип единоначалия демократия очевидным образом заимствовала у своей политической предшественницы – монархии. Принципиальная разница состояла и состоит лишь в том, что монарх получает власть по наследству или избирается в рамках семьи или клана, а демократический президент получает власть в ходе выборов, как бы от народа.
Систем, в которых огромная реальная власть сосредоточена в руках реально или формально избираемого гражданами или их представителями президентов, очень много.
Во многих случаях под демократию маскируются откровенные диктатуры, где власть первого лица вообще ничем и никем не ограничена, а выборы фальсифицируются или попросту имитируются – как в КНДР или КНР.
До относительно недавнего времени даже там, где руководителя избирали на настоящих честных выборах, фактически его избирали элиты из своего круга, а граждане могли лишь поддержать одного из предложенных им элитами вариантов. Возможно, именно отсюда и взялась самая спорная идея – про то, что получив математическое большинство голосов на выборах, их победитель получает и всю власть.
Только наступившая эра новых медиа и популизма сломала эту схему, открыв дорогу к высшей власти людям, которые ещё 20 лет назад не имели никаких шансов ее получить. Дональд Трамп – лучшая иллюстрация этого явления. Очевидно, что в прошлой политической эпохе он или вовсе не смог бы стать президентом, или был бы окружен подобранными республиканским истеблишментом (а не лично им) людьми, которые бы не давали ему чудить. Более того, у него не было бы каналов прямой коммуникации со своими сторонниками – ведь общение с гражданами шло только через системные СМИ, тоже соблюдающие некие общие правила игры.
Если говорить совсем просто, то раньше широкие полномочия американского президента никого не беспокоили, потому что элита США имела все основания полагать: в случае какого-то сбоя системы они смогут легко отобрать у неудобного человека власть и передать её кому-то другому – в относительно узком кругу. Так это произошло с Ричардом Никсоном.
На примере Трампа видно, сколь хрупкими оказались правила игры, казавшиеся незыблемыми много лет. Оказалось, что если сам президент не хочет играть по правилам и не готов слушать увещевания элит, то ничего с ним сделать нельзя.
Разве что возмущаться в СМИ, которые этот же президент обзывает последними словами, ничуть не беспокоясь о популярности среди своих избирателей. Ведь избирателям как раз очень нравится, что их избранник ведет себя подобным образом. В наше время такая фигура, как Трамп, сама по себе – СМИ и может общаться со сторонниками напрямую. Он может не советоваться даже со своим окружением, не говоря о редакциях крупнейших общенациональных медиа – и этот фактор нельзя не учитывать.
Плюсы единовластия всем вполне понятны, особенно в кризисной ситуации, которые в мировой истории случались почти постоянно. С учётом прежнего уровня коммуникаций быстрая координация между несколькими ответственными лицами была, по сути, невозможна, поэтому любая республика в кризис заканчивалась возвращением к единовластию в том или ином виде.
Любопытный пример представляет собой американская демократия, в рамках которой президент хоть и является избираемым и ограниченным другими институтами и федерализмом политиком, объем получаемой им власти де-факто делает его монархом. Следствием этого архаичного решения из XVIII века стала нынешняя ситуация в США, когда колоссальное влияние на политику имеет лично Дональд Трамп, а способов оградить государство и общество от его разрушительного воздействия крайне сложно.
Про Россию и говорить нечего: во-первых, президент тут изначально рассматривался как некий эрзац-царь, во-вторых, Путин фактически сбросил всю маскировку и давно уже правит как самодержец. Причем демонстрирует все минусы единовластия и заставляет задуматься о порочности самой идеи отдавать всю власть одному человеку – даже на время и с обещанием соблюдать какие-то условия. Потому что, как учит история, дальше всё зависит от человека – если он окажется властолюбцем, то отобрать у него власть обратно и тем более заставить вести себя прилично можно только через экстраординарное давление общества.
Предположим, что единовластие само по себе всё-таки не так уж и плохо. Допустим, человек получает власть от народа, контролируется другими органами власти, соблюдает закон, вовремя покидает пост и не подавляет оппозицию. Но давайте зададимся вопросом: сколько процентов достаточно набрать одному человеку, чтоб получить огромную власть над множеством других, в том числе и тех, кому он категорически не нравится в качестве лидера? Здесь мы подступаем к самому интересному.
В современном мире базовой считается схема, при которой победитель должен набрать более 50% голосов проголосовавших избирателей. Предполагается, что оказавшиеся в меньшинстве граждане обязаны принять такой итог и признать право победителя действовать и от их имени тоже.
Но почему 51% голосов считается достаточным, чтоб какой-то вполне конкретный человек получил 100% власти?
Математически это большинство, но в практическом смысле это вовсе не выглядит достаточным основанием, чтобы все покорялись одному. Особенно тревожно за те 49%, которые были и остались против – почему сейчас, в XXI веке, они должны признать себя меньшинством и жить так, как решили другие?
Хорошо, когда права этого меньшинства надежно защищены, но что делать в другом случае, когда победитель считает возможным игнорировать интересы тех, кто голосовал против и откровенно третировать их? Что делать, если противоречия между условным меньшинством и условным же большинством слишком существенны? Наконец, почему надо признавать весьма условное и ситуативное большинство голосов, поданных во время выборов, за выражение воли реального большинства общества, которой все должны покоряться?
Неудивительно, что маскирующиеся под президентов диктаторы так любят заявлять о получении 70, 80 или даже еще более фантастических процентов голосов при высокой явке. Они как объясняют и легализуют любые дальнейшие чудачества и даже преступления: раз народ отдал кому-то всю власть, какое значение имеют законы и уж тем более мнение меньшинства?
Нельзя сбрасывать со счетов и существующее в любой стране ядро лояльных любой власти конформистов. Один раз выиграв выборы относительно честно, бесчестный и беспринципный властолюбец сразу получает бонус на следующие выборы в виде их голосов. Так появляются возможности использовать полученную на время и на определенных условиях власть для создания предпосылок к ее узурпации.
Пора признаться, что сама по себе идея передачи всей власти над обществом одному человеку только потому, что в рамках некоей процедуры он набрал математическое большинство от числа пришедших на выборы избирателей – устаревшая и весьма опасная.
Даже если общество прозрачно и свободно, довольно странно сводить все разнообразие мнений и позиций сначала к двум точкам зрения, а затем и вовсе к одной.
В обществах же со слабой демократической традицией или же в условиях раскола общества на две почти равные половины идея отдать всю власть представителю одной партии, одной точки зрения, одной части элиты, тем более не ведёт ни к чему хорошему. Ведёт она или к диктатуре, чему мы видим множество примеров во всем мире, или к углублению и радикализации раскола в обществе, как мы наблюдаем сейчас в США. Второе не так страшно, как первое, но и хорошего в таком положении вещей тоже мало. Даже если Дональд Трамп проиграет Джо Байдену, его сторонники едва ли признают нового президента своим лидером и станут к нему лояльными. С учетом остроты идущих дискуссий следует ожидать лишь их радикализации и окончательного размывания политического центра.
Давать советы американцам нет никакого смысла, но вот что касается России и других стран, имеющих богатый опыт диктатур и узурпаций, то несомненным кажется одно: без отказа от самой идеи передачи всей власти какому-то одному человеку, пусть даже по итогам самых свободных и прозрачных выборов, выйти из порочного круга не получится.
Едва ли возможна система, при которой победитель президентских выборов получает объём власти, пропорциональный количеству поданных за него голосов. Поэтому лучше отбросить саму идею президентской республики как архаичную и порочную. Следует обсуждать лишь парламентскую модель устройства общества с максимально возможными ограничениями власти главы правительства.
Единственный способ избежать диктатуры очередного властолюбца или угнетения меньшинства большинством – это повсеместное внедрение согласительных процедур в условиях парламентского правления как единственно возможных форм функционирования власти на всех уровнях.
Учёт мнения всех граждан и выработка приемлемых для всех решений должна быть не рекомендацией и лозунгом, а единственно возможной практикой на всех этажах власти.
Понятия «большинства» и «меньшинства» должны остаться только в математике, потому что в современном обществе важен каждый человек и каждая жизнь. Никакие результаты никаких выборов не должны заставлять одних безусловно и безоговорочно подчиняться другим, тем более – подчиняться какому-то одному человеку, кем бы он ни был и сколько бы процентов на выборах ни набрал.