Во многих странах система здравоохранения доступна не только для граждан, но и для иммигрантов. Пандемия показала, насколько важно, чтобы доступ к медицине был у всех. О том, на что могут рассчитывать мигранты в России, рассказала заместитель руководителя комитета «Гражданское содействие» по медицинской части, врач-терапевт Анжелика Добриева.
— На какую помощь могут рассчитывать мигранты в России?
— Все зависит от юридического статуса. Например, трудового мигранта при оформлении патента обяжут приобрести полис ДМС.
Среди мигрантов есть беженцы – это люди, ищущие убежища в связи военными действиями, из-за преследования по религиозным или политическим причинам и т.п. Люди со статусом «беженец» получают право на медицинскую помощь в рамках ОМС. Однако если речь идет о пересадке органа или замене суставов, на помощь такого рода они не имеют права, потому что ОМС не покрывает расходы на данный вид услуг. Для этого необходимо российское гражданство.
Кроме того, существует категория лиц без гражданства. Это одно из последствий распада Советского Союза: люди оказались в России, и у них здесь нет гражданства, но и в странах исхода их тоже не признают гражданами. У таких мигрантов нет доступа к медицинской системе за исключением экстренной помощи.
А ещё в РФ есть такое понятие, как «люди, которые ищут убежища». Кто это? Дело в том, что статус беженца очень сложно получить. Ходатайство на получение статуса беженца имеет очень большой процент отказа[1]. Временное убежище, которое дают сроком на год, получить более реально. И вот тут возникает проблема из-за юридической специфики статусов «беженец» и «человек, ищущий убежища». Согласно федеральному закону «О беженцах» от 19.02.1993, люди получают право на медицинскую помощь сразу в момент подачи заявления на получение статуса беженца. То есть, например, подал человек документы – и он сразу же имеет право получить полис ОМС и прикрепиться к лечебно-профилактическому учреждению. В Москве, например, с этим проблем нет.
Но огромное число людей на статус «беженец» не подают, а вместо этого пробуют получить «временное убежище», зная, что шансы на положительное решение в этом случае выше. На период рассмотрения такого ходатайства, в отличие от статуса беженца, медицинский полис заявителю не полагается. В зависимости от обстоятельств процесс рассмотрения заявки может тянуться и год, и полтора, и два. И всё это время доступа к медицинской помощи, кроме экстренной, у соискателя нет. Недоступна даже вакцинопрофилактика детских заболеваний.
«Гражданское содействие» поднимает эти вопросы в ходе диалога с властью, комитет неоднократно направлял соответствующие письма в Минздрав. Мы описали проблему и аргументировали, что не предоставляя профилактику инфекционных заболеваний, мы тем самым и местное население ставим под угрозу. Но нам ответили: «Рекомендуется приобретение медицинских услуг по ДМС или обращение к благотворительным организациям».
— Но дети в России должны ходить в школу. А если я правильно понимаю, дети мигрантов не могут получить необходимые прививки…
— Действительно, в Москве в школу не попадешь без прививочной карты или медицинского отвода от прививки, подписанного врачом. Ребёнка не примут без этих документов. Поэтому мигранты обращаются в НКО и благотворительные организации, откладывают деньги, как-то пытаются своими силами решить эту проблему.
— Сколько стоит сделать прививки ребенку?
— Прививка стоит около трёх тысяч рублей. Цена зависит от того, какая прививка, от какого производителя, сколько компонентов и пр. На то, чтобы полностью привить ребёнка, допустим, от рождения и до 14 лет, потребуется достаточно крупная сумма, так как прежде, чем сделать прививку, нужно сначала сдать анализы и пройти осмотр педиатра. Все это тоже потребуется оплатить из своего кармана. Я работаю с людьми, ищущими убежища, и на мой взгляд, это серьезная проблема.
Тем не менее хочу еще раз отметить, что экстренная помощь в России оказывается бесплатно. В единичных случаях медики настаивают на подписании договора о предоставлении медицинских услуг на платной основе. Чаще всего так происходит, когда нужна госпитализация, и обычно больной соглашается на заключение договора.
Экстренную помощь может получить любой. На выезд скорой помощи отказов не бывает, по крайней мере в Москве и области. Можно даже сделать операцию, если есть экстренные показания. Роды – бесплатно. 323 Федеральный закон об охране здоровья граждан работает.
— Мы сейчас живем в ситуации пандемии. Как обстоит ситуация у людей, с которыми вы работаете? Оказывается ли им помощь?
— По COVID-19 Москва среагировала на эпидемию достаточно неплохо. Во-первых, медицинскую помощь и тестирование по COVID-19 предоставили всем заболевшим, вне зависимости от наличия полиса. Понятно, что сроки выезда скорой увеличились, когда выросло количество госпитализаций и обращений. Но по вызову врачи выезжали, осмотр, и, в случае необходимости, госпитализация и медикаментозное сопровождение предоставлялись безвозмездно.
Вот, например, случай из моей практики: наши заявители, три человека, сдали тест сами в частной клинике за деньги. У них был выявлен COVID-19. На следующий день пришел бесплатный государственный терапевт по месту их проживания, их осмотрели, дали рекомендации и бесплатно обеспечили медикаментами. С отказами в помощи во время эпидемии я не сталкивалась.
— По вашим словам, есть проблема с доступом к медицине у людей, которые находятся в процессе подачи на временное убежище. Что еще стоит улучшить?
— Необходимо решение проблем, которые возникают обычно именно у иммигрантов – это амбулаторное долечивание особо опасных инфекций. Например, туберкулёза.
С чем мы сталкиваемся? В России, если у человека есть показания к госпитализации, его кладут в стационар даже при отсутствии полиса. Стационарная помощь по туберкулезу оказывается в полном объёме. Далее пациента выписывают на амбулаторное долечивание. И тут возникают проблемы, потому что амбулаторная помощь в противотуберкулезных диспансерах оказывается по месту прописки и при наличии полиса.
А полиса у многих нет. Его нет у лиц без гражданства, у людей, ищущих временное убежище, у трудовых мигрантов без рабочих документов. На амбулаторное долечивание в противотуберкулёзных диспансерах их не принимают. Им отказывают со словами «У вас нет прописки».
И получается так: на стационарном этапе вроде бы помогли. Но амбулаторное лечение не менее важно, и оно может длиться три-четыре месяца и даже полгода… По закону люди с особо опасными инфекциями должны быть поставлены на диспансерный учёт. Они должны быть на периодическом наблюдении у фтизиатра в участковой сети. Кроме того, они должны получать медикаменты бесплатно и принимать их под контролем, чтобы не было осложнений от неправильного приёма. Но ничего этого нет, если нет полиса.
— То есть за лечением серьезных хронических заболеваний в России без полиса обратиться нельзя?
— Именно так. Речь идет о людях, которые должны находиться на диспансерном учёте – у них может быть сахарный диабет, бронхиальная астма, ишемическая болезнь сердца, болезни опорно-двигательного аппарата и ЖКТ и другие тяжелые хронические заболевания.
Лекарства для хронических заболеваний недешёвые. Инсулин, например, длинный и короткий – это минимум три тысячи рублей в месяц. А люди, ожидающие решения о временном убежище, на период рассмотрения заявки даже не имеют права трудоустроиться. Соответственно, они материально в очень тяжёлом положении. Три тысячи для них серьёзные деньги.
— Как должна в идеале выглядеть медицинская система для беженцев, людей без гражданства и трудовых мигрантов?
— Для меня она была бы идеальной, если бы в закон были внесены изменения касаемо медицинского обеспечения лиц, ищущих убежища. А затем этой группе предоставили бы право на получение полиса ОМС с момента подачи ходатайства на временное убежище.
Очень часто люди считают, что мигранты распространяют инфекции. Но ведь дело в том, что мы сами не регулируем этот вопрос! Вот тот же туберкулез – стационарное лечение оказывается бесплатно и всем, а для амбулаторного нужен полис. Людей выписывают, не долечив, и не проводят диспансерный учёт. Это опасно. Мне кажется, для государства было бы легче и дешевле вылечить сразу полноценно – и у беженца, и трудового мигранта. А сейчас недолеченный человек не знает, куда ему пойти. Он, может, и хотел бы долечиться, но не знает, как это сделать.
А это всех ставит под угрозу: мы много с кем сталкиваемся в метро, в магазинах, и люди со сниженным иммунитетом могут заразиться. И общая стоимость лечения возрастает, потому что лечить уже нужно не одного пациента, а нескольких. Так что если медицина для иммигрантов была бы урегулирована на законодательном уровне, это бы существенно улучшило охрану здоровья всего населения страны.
— А если коснуться системы здравоохранения в целом – как бы вы оценили итоги ее последней модернизации?
— В 2012-2013 годах происходило массовое объединение лечебных учреждений и сокращение их штатов. Идея состояла в том, чтобы уменьшить административную часть, сократить бюрократию и таким образом произвести оптимизацию денежных средств и уменьшить расходы. Предполагалось, что если объединить шесть-семь поликлиник, создав амбулаторный центр, то вместо шести-семи главврачей и около десяти их заместителей в амбулаторном центре будет один главный врач и один зам, и бюрократии станет меньше. Идея вроде бы хорошая.
Но дело в том, что собрали поликлиники воедино – а работа-то никуда не ушла. Этим всем надо руководить – и один замглавврача по медицинской части не может руководить несколькими поликлиниками.
Соответственно, начали придумывать должности врача-методиста, который раньше назывался замом главного врача. Для людей всё усложнили: раньше в шаговой доступности у них была помощь из поликлиники, а теперь нужно обращаться в амбулаторный центр.
Сократилась доступность записи к узким специалистам. Возросла нагрузка на терапевтов. У врачей колоссальные переработки, прибавилось «писанины».
Но есть в модернизации и позитивные аспекты. Мне нравится, что появилась единая информационная сеть и электронные карты. Пусть они и со сбоями иногда работают, но все-таки это шаг в верном направлении. Запись к врачу теперь можно сделать через ЕМИАС, электронно.
[1]Согласно данным Агентства ООН по делам беженцев, число официально признанных беженцев в России на 31 декабря 2019 года составляло 487 человек.