«12 июня 2017-го я пошел на Пушкинскую. И страшно удивился, потому что не встретил там ни одного знакомого. Никого из тех, с кем мы всегда выходили. Всё по-другому. Все ребята действительно молодые. С хорошими лицами», – рассказывал журналист Андрей Лошак Катерине Гордеевой весной 2018 г. К тому моменту волна протестов 2011-2012 гг. давно утихла. Алексей Навальный, запустив президентскую кампанию, смог вызвать небывалый подъём политической активности, сумел воодушевить тысячи молодых людей со всей страны. Лошак снял 5-серийный фильм об этих активистах. 21 марта он поговорил с гостями Reforum Space Tbilisi о своих героях, о роли Навального и его кампании, о том, почему не получилось – и почему, несмотря ни на что, от России нельзя отворачиваться.
«Рецензенты отмечали, что сериал вызвал у зрителей среднего возраста надежду на будущее, которое может обеспечить подобная героям сериала молодёжь», – лаконично сообщает «Википедия». «Задержания, приключения, витиеватость событий, беспределов и личностных переворотов воспринимается в нашем возрасте трепетно. Это будет на всю жизнь… Если постараться, всё красиво сделать, можно победить тогда. Победа неизбежна, это факт», – говорит один из героев фильма Егор Чернюк, координатор штаба Навального в Калининграде.
Разговор начался с воспоминаний о протестах 2011-2012 гг. и о том, почему они так быстро пошли на спад: «Это был спонтанный взрыв, к которому никто не был готов, – говорит Андрей Лошак. – Причиной была рокировка и выборы в Госдуму. Медведев дал ложное ощущение, что Россия встала на модернизационный путь развития, многие в это поверили, и для них было шоком, что это был простой договорняк». Десятки тысяч людей вышли на улицу, но протест был эмоциональным, не было политических структур, альтернативного кандидата. Возмущение без конструктивной повестки было легко разгромить, что власть и сделала. Болотное дело напугало тех, кто был готов выходить и дальше. Протестующие ушли в частную жизнь, приняли новые правила.
А потом появился Навальный и сумел построить партию с огромной сетью региональных штабов и 190 000 волонтёров. «Его отчаянная попытка участвовать в президентских выборах стала для меня неожиданной историей. Открыв за год до кампании YouTube-канал, он сумел воодушевить, зарядить молодёжь. Это было новое чудо. Когда ровно шесть лет назад вышел фильм “Он вам не Димон”, обнаружилось, что существует огромное количество рассерженных молодых людей, готовых участвовать в политике. С 2012 года протестное движение сходило на нет, и молодёжи приходило всё меньше – и вдруг выяснилось, что школота хочет перемен. Появился человек, который взял на себя ответственность, выразил готовность быть их представителем в политике. Это было невероятно».
Решение снимать фильм об этих ребятах Андрей называет своим гражданским долгом: «Это был великолепный год, лучшее, что с политической точки зрения было в России – кампания “кандидата, которого не было”. Я ставил задачу поучаствовать в этой раскачке общественного мнения, чтоб как можно больше людей в это поверило и попробовало принять участие. Но ничего не получилось. Большинство населения, в том числе люди моего круга, всё равно остались в позиции наблюдателя. Это не вдохновило их на активное участие. Последней вишенкой было включение в президентскую кампанию Ксении Собчак, многие мои друзья пришли работать к ней в штаб, причём за деньги. Меня это добило».
«Думаю, Алексей был шансом России мобилизоваться вокруг его фигуры, попытаться его протолкнуть или хотя бы объединиться в большое движение. Но этого не произошло, несмотря на титанические движения его и его команды. Дальше пошло по ниспадающей. Система становилась всё более репрессивной, внутри неё всё сложнее становилось что-то делать. Потом была попытка убийства и жертвоприношение Навального, которое тоже никто особо не оценил. И теперь мы там, где находимся». После того, как всё, связанное с именем Навального, объявили экстремистским, большинство героев фильма Андрея уехали из России. Сам Навальный в тюрьме, заниматься политической работой внутри России невероятно опасно и требует героизма, на который способны единицы.
Почему люди не пошли за Навальным? Андрей связывает это с неумением доверять. «Всё, что происходило с Россией в ХХ веке, – это колоссальная травма, которая не изжита, отсюда клиническая неспособность к объединению, связанная с низким уровнем доверия. А без него ничто невозможно. Когда мы говорили: на одной чаше весов есть Навальный, на другой Путин, и если мы сейчас не выступим, Путин будет вечно, людям это было ОК – потому что Навальный когда-то что-то не то сказал или якобы сделал. Это незрелость общества: мы не вышли из подросткового возраста, не понимаем, как это делать».
Это был великолепный год, лучшее, что с политической точки зрения было в России – кампания «кандидата, которого не было»
Конечно, без дубины сверху, без репрессий, если бы этому не мешали, мы бы как-то себя спасли, продолжает Андрей. Люди и пытались себя спасти, но невозможно прорваться, когда на тебя падает бетонная плита.
Навальный сделал колоссальную попытку пробудить людей в чудовищной ситуации. Вернувшись после лечения в Германии, он дал стране второй шанс. Но и тогда против его ареста вышло совсем немного людей: «17 января я приехал встречать самолёт Алексея во Внуково и уже понял, что ничего не выйдет: его должен был встречать весь город, а встречало тысячи три. 23-го вышло несколько десятков тысяч – против закона об иноагентах только что вышло 50 000 грузин, 5% населения Тбилиси. Если бы тогда вышло 5% населения Москвы – 750 000 человек, – это было бы эффективно. Думаю, что Навального бы не посадили. Была бы другая игра».
(Собеседники Андрея напомнили, что основной протестной силой в Грузии являются студенты, а не оппозиция. Если бы вышла только оппозиция, они не сумели бы никого ни в чем убедить и отменить закон, а к студентам не прислушиваться невозможно.)
Когда картинка в телевизоре поменяется – зародится ли в людях зерно сомнения? Конечно, да, причём моментально – «гарантирую как человек, 15 лет проработавший на НТВ, 10 из них в прайм-тайме». Но картинка не поменяется, пока эти люди не потребуют вернуть свои права и свободы. А они этого не потребуют, пока картинка не поменяется – «такая вот прореха, в которую мы попали. Сейчас я монтирую фильм про некую глубинную Россию, про людей, которые находятся на социальном дне общества, самых малоимущих и уязвимых. С ними разговариваешь и понимаешь: они привыкли, что им никто никогда не поможет, а если будешь жаловаться и высовываться, то будет ещё хуже. И это не с неба берётся, это выстрадано поколениями. Все наши проблемы (гражданские свободы, избирательное право и пр.) – для них проблемы первого мира, они не понимают, какое это имеет отношение к их жизни. Кампания Навального захлебнулась, наткнувшись на эту стену. Спрашиваем про Навального – 80% не очень понимают, кто это, а если слышали – “А, это какой-то жулик сидит”».
Именно эти люди, которые выживают на зарплаты размером с МРОТ и думают, чем завтра кормить детей, становятся первыми и главными жертвами войны: «Мы снимали небольшой город, где процент мобилизованных зашкаливает. Они безответные, их государство утилизирует в первую очередь. Их жизнь уже не просто плоха, она под прямой угрозой. Им страшно. Перерастёт ли этот ужас в гнев, в желание что-то сделать – я не уверен. Возможно, национальное крушение и огромное национальное унижение пробьют эту стену. Мы должны быть к этому моменту готовы».
Как и вокруг кого можно объединяться сегодня, спросили из зала? «Моральных авторитетов у нас нет. Есть несколько, кто сидит на зоне в России. Надо объединяться горизонтально, учиться объединяться не вокруг фигуры лидера, а на других основаниях». Одна из слушательниц предположила, что объединяться можно вокруг самой идеи протеста, а ждать мессию не нужно, и сказала, что очень важно не терять веру в страну, которую мы покинули. Андрей согласился: «Безнравственно перестать верить в Россию, раз мы уехали. Ты словно смотришь снаружи на самолёт, который потерял управление и падает. Первая мысль – хорошо, что я не в нём. Вторая – что там люди, с которыми ты связан миллионами уз, там есть близкие, родные. В этом самолёте сидит Алексей – уверен, что его возвращение оценят в будущем, мы пока не можем понять силу и величие его поступка. В том, что он там сидит, есть огромный смысл. Это и искупление, и надежда. Мы не должны его бросать. Очень хочется начать жить новую жизнь [в стране, куда переехал], но смысл её должен быть в том, чтоб продолжать каким-то образом служить родине, пытаться и отсюда её вытаскивать из этого ада. Пока есть возможность, я буду продолжать снимать что-то в России. Каждый, наверное, что-то может делать даже отсюда. Самое страшное – повторить судьбу белой эмиграции, раствориться и ничего по себе не оставить – то, что произошло ровно сто лет назад. Уверен, что там шли те же разговоры – как мы можем объединиться, как повлиять. Хочется верить, что наступив на те же грабли сто лет спустя, мы найдём какое-то решение».
Что за молодёжь пришла на смену героям фильма «Возраст несогласия» спустя шесть лет? «В 2017-м я очень надеялся на молодёжь. Мне казалось, что её сложно будет загнать дубинами обратно в совок, что это такие ростки, которые уже пробились через асфальт. Сейчас я не понимаю, насколько я был прав – у меня нет прямого контакта с молодыми людьми в России. Насколько их отравило то, что происходит в последние годы, насколько конформными они стали. Есть условный маркер – рэпер Моргенштерн. Ему тогда было 17-18, и он сочувствовал движению, опубликовал песню в поддержку Навального. С тех пор он публично деградировал в пошлейшую икону, постоянно делая выбор в сторону конформизма, материального благополучия. Он стал циником – это то, чего я не видел в тех молодых людях и что меня страшно восхитило: в них не было цинизма и стремления любой ценой приспособиться. Страшно, если это ушло».
Уехали самые активные, самые подвижные, думающие. Оставшиеся очаги стали совсем одиночными (как выставка работ Саши Скочиленко, недавно разгромленная). Но молодёжь устремлена в будущее, она выросла в интернете, вестернизирована. Всё, что вытворяет сейчас российская власть, ей органически не соответствует. Движение против времени ненормально и рано или поздно должно войти в конфликт с историческим временем.
Сегодня мы можем только делиться плохим опытом, резюмирует Андрей: «В том фильме была надежда, я её чувствовал. Шесть лет спустя она сильно поубавилась. Но я всё-таки думаю, что сделаю сиквел “Возраста несогласия” в этом году. И это не должен быть последний фильм из серии, нужен третий. Тогда была надежда, сейчас мы фиксируем момент поиска хорошего психотерапевта. Вдруг через шесть лет снова будет надежда».