«Я не люблю ссылок на нашу историю как препятствующую нашему нормальному правовому развитию. У каждого народа есть шанс менять свою судьбу», – говорила в 2011-м Тамара Морщакова. Много лет она была судьёй Конституционного суда, участвовала в разработке оригинальной российской Конституции и концепции судебной реформы, состояла в Совете по правам человека. Её честность, убедительность и внимание к людям сделали её легендой отечественной юриспруденции. Проект Narra и кооператив независимых журналистов «Берег» сняли о Тамаре Георгиевне фильм «Особое мнение» – полноценный экскурс в историю российского Конституционного суда, его взлёта и нынешнего падения. 11 декабря в Reforum Space Tbilisi Екатерина Мишина, советник юстиции I класса, независимый эксперт по конституционному праву, автор двух докладов для проекта «Рефорум» (о независимости судей и о судебной реформе в России, обернувшейся контрреформой), представила фильм и ответила на вопросы о российском суде.
Сложно назвать другого российского юриста, тем более женщину, которая обладала бы столь безупречной репутацией и весом в профессиональном сообществе, была бы безусловным моральным авторитетом. Авторы фильма постарались максимально разносторонне рассказать об уникальной личности, и я бесконечно им благодарна.
Я наблюдала за повседневной работой Тамары Георгиевны в Конституционном суде в середине 90-х. То было золотое время Конституционного сюда: пресс-служба была забита журналистами «Эха Москвы», «Коммерсанта» и пр., на заседания могли попасть телевизионщики (суровый пристав говорил: «Пущу три камеры, четвёртую не пущу» – «Почему?» – «Не хочу». Но в зал действительно больше трёх не помещалось).
Тамара Георгиевна удивительно проявляла себя и в профессиональном, и в повседневном и личном общении. Мы ужасно завидовали сотрудникам её аппарата. Кто-то из судей понуждал сотрудников делать за них основную работу, а Морщакова своих сотрудников – очень хороших – оберегала, со свойственной ей любовью к справедливости старалась, чтобы они были надлежащим образом оценены. Это не было лоббирование, это была забота о том, чтоб каждый голос был услышан.
При этом, на мой взгляд, лучшим постсоветским судом был не Конституционный, а Высший арбитражный. Это был абсолютно новый для страны суд, совершенно свободный от постсоветского судейского менталитета. В СССР были арбитражные суды, но какие могут быть экономические споры и защита прав собственника в условиях социалистической экономики? В 1991-м, когда арбитражные суды были созданы заново, страна была на грани экономической катастрофы, но уже был первоначальный набор законодательных актов, регулирующих вопросы собственности, деятельности индивидуальных предприятий, иностранные инвестиции. Можно было начинать переходить к рыночной экономике. Вениамин Яковлев и его соратники воспитывали новую генерацию арбитражных судей: так как люстраций в судейском сообществе не было, переучивали советских судей, и успешно. Если вы посмотрите арбитражные решения по разным регионам 2000-х гг. и несколько решений судов общей юрисдикции, которые быстро стали нереформируемыми, – вы увидите разительную разницу в качестве аргументации, обоснованности, самом языке. До 6 августа 2014 г. (день упразднения ВАС) в нашей стране был блистательный и полностью десоветизированный суд.
Вопрос из зала: почему российские юристы проиграли битву за право?
Мне приходится очень осторожно подбирать формулировки: я не считаю себя вправе жёстко критиковать коллег, живущих в России. Спрос на право и на политическую волю в России ушёл, право полностью подчинилось диктату путинского легизма. Путин провозгласил свой курс на диктатуру закона в самом начале 2000 г., когда был ещё и.о. президента, и все очень обрадовались: ура, сейчас будет правовое государство, провозглашённое в Конституции. Но это была диктатура путинских законов, неправовых, нарушающих ключевые принципы и нормы конституционного и в первую очередь уголовного права. Юристы стали обслугой и легитиматорами действий власти, их задача – придумать обоснование убийствам, грабежам, переделу собственности. Мне очень жаль, что ряд моих коллег в этом активно участвует. Восхищаюсь теми, кто в России открыто выступает против этого, – но битва проиграна.
В Валерии Зорькине, нынешнем председателе Конституционного суда, политик в 1992-м навсегда победил юриста. Чисто по-человечески мне его жалко, я помню его как умнейшего человека, интереснейшего собеседника, автора хороших книг и статей.
Вопрос из зала: в августе 1995 г. Тамара Морщакова выразила особое мнение в связи с решением о соответствии Конституции президентских указов и правительственных распоряжений, которые касались ввода войск в Чечню. В 2021 г. судей Конституционного суда лишили права выражать особое мнение, хотя к этому моменту они и так были подконтрольны. Чем это право мешало?
Судьям заткнули рот. До этого они не просто вытерпели поправки, а в заключении от 16 марта 2020 г. и вовсе признали, что закон о поправках очень хороший, и процедура референдума хороша. Политическое руководство страны поняло, что Конституционный суд стерпит всё – и решило убрать и особые мнения, чтобы если кто-то из оставшихся в составе суда специалистов ощутит, что больше терпеть не может, не смог бы высказался об этом.
Все три ветви власти в одних известных руках, Конституционный суд растоптан с особым удовольствием, в 2020-м его дотоптали до логического конца. Переживший Союз советский судейский менталитет расцвёл пышным цветом, появляются настолько советские судьи, которых и в СССР не было.
Вопрос из зала: как сделать, чтобы институты устояли и не повторилась история 2000-х?
Чтоб институты были устойчивы, Конституция фактическая должна соответствовать Конституции юридической. Есть конституционные нормы, а есть то, как они работают. В главе 10 сталинской Конституции были права и свободы, но они не работали на практике, и все об этом знали. Восстановление институтов возможно только после того, как будут лишены юридической силы абсолютно все поправки, принятые в Конституцию после её вступления в силу. К изначальному тексту у меня много вопросов, но ни одна из поправок не улучшила ни работу органов государственной власти, ни жизнь российских граждан.
Вопрос из зала: нуждается ли Конституция 1993 г. в переписывании заново?
Полная переделка Конституции означает существование на какое-то время правового вакуума, а это не очень хорошая идея, особенно в России.
В изначальном варианте Основного закона было огромное количество изъянов, первый и главный – часть 3 статьи 80, где сказано, что президент определяет основные направления внутренней и внешней политике. Но один орган власти не может диктовать другим ветвям власти, как они должны функционировать. Это абсолютно советская история: Конституция 1918 г. отдала такие полномочия Всероссийскому съезду советов, Конституция 1977-го – Компартии, Конституция 1978-го с поправками 1989-го – Съезду народных депутатов. Все эти варианты заточены под модель, не приспособленную для разделения властей. Я была в 1993-м личинкой конституционалиста, но уже видела, что советская норма приползла в постсоветскую Конституцию. Поэтому голосовала против этого проекта.
Сейчас могу сказать, что проект жизнеспособный, но с оговорками и изменениями, которые я бы не назвала косметическими. Если мы не меняем 1, 2, 9 главы, то нужно хотя убрать часть с чудовищными президентскими полномочиями и ввести чёткий порядок формирования Совета Федерации. Нынешним летом мы с коллегами со знаменитой кафедры конституционного права НИУ ВШЭ, которую возглавлял блистательный Михаил Краснов и которая сейчас уничтожена, подготовили проект изменений к изначальному тексту Конституции, который помогут пожить с ним, пока не будет разработан новый проект Основного закона.