30 ноября Верховный суд России признал ЛГБТ «международным экстремистским движением». Под удар попадают миллионы людей, чья идентичность признана преступлением, и все те, кто выражает им поддержку. Власть освобождает серийных убийц и насильников, повоевавших в Украине, и мучает ни в чём не повинных граждан. Число просьб о помощи, об эвакуации уже выросло в разы, возможно, Россию ждёт третья с начала войны волна массовой миграции. Правозащитники, журналисты и активисты собрались в Reforum Space Vilnius, чтобы вспомнить, как гомофобия стала российской идеологией, и обсудить, что грозит квир-людям в России и как им сейчас помочь.
Игорь Кочетков, общественный деятель, правозащитник, публицист, ЛГБТ-активист
Важно понять, что именно сейчас происходит. Поворот случился в 2021 г.: появилась стратегия национальной безопасности, где было прямо сказано, что любые взгляды и идеи, которые противоречат традиционным ценностям, представляют собой угрозу этой самой безопасности. Если раньше вопрос об ЛГБТ обсуждался в рамках общественной дискуссии, где звучала государственная и условно наша (ЛГБТ-, фемсообщества и пр.) точка зрения, то теперь, когда нас объявили врагами национальной безопасности, на горизонте замаячили уголовные дела.
В конце того же 2021 г. была предпринята первая попытка принять концепцию защиты традиционных ценностей. Тогда деятели культуры возмутились, документ был отложен и утверждён Владимиром Путиным уже после начала войны. В концепции прописано, что идеологии, противоречащие традиционным ценностям, – это деструктивные идеологии. Мы ещё на шаг приблизились к Уголовному кодексу.
Осенью 2021 г. в реестр иноагентов стали веерно вносить ЛГБТ-активистов и активисток; раньше такое случилось редко, а теперь ни одна пятница не обходилась без ЛГБТ-организаций. Организацию, которую я создал, закрыли с формулировкой «деятельность противоречит задачам, которые решает государство», меня дважды признали иноагентом, и я уехал из страны. Стало понятно, что дело идёт к запрету ЛГБТ-движения как такового.
Когда Путин начал войну, он прямо сказал, что мы воюем с Западом потому, что он навязывает нам свои ценности. Статус проблемы снова поменялся, это уже не просто история про ЛГБТ-людей: гомофобия и трансфобия становятся идеологий (а согласно международному праву, запрещена любая идеология, оправдывающая агрессивную войну).
Итак, речь не о криминализации гомосексуальных отношений, это не гендерная дискриминация, а борьба с инакомыслием как оппозиционной деятельностью.
Максим Поляков, журналист издания 7х7
Во-первых, мне хочется обрисовать самый негативный сценарий будущего, чтобы иметь возможность подготовиться. Что будет с ЛГБТ-сообществом в России через 5 лет при сохранении действующего политического строя? Думаю, будет криминализовано всё, что можно, гомосексуализм как таковой станет основанием для репрессивных мер, будут процветать доносы.
Во-вторых, я уже сейчас вижу низовое объединение активистов. Журналисты так объединились в начале войны: не сговариваясь, мы поняли, что наша задача – выживать, а значит, мы не ссоримся, не жалуемся, кто у кого украл статью без ссылки, а рассказываем людям о войне. У ЛГБТ-сообщества сейчас происходит то же самое: выстраиваются связи, все пытаются помочь друг другу с эвакуацией, с распространением информации. Это очень важно.
В-третьих, нужно понять, что нам делать здесь и сейчас. Я вижу два направления нашей работы из-за рубежа: информировать людей в России, поддерживать их, по-максимуму объяснять им риски и последствия – и помогать тем, кто экстренно вывозит людей из супер-сложных ситуаций.
Надежда Юрова, ведущая подкастов в «Новой Газете – Европа», ЛГБТ-активистка
Я представляю себе девочку, которая сидит сейчас в каком-то российском городе и понимает, что сейчас станет экстремисткой. Ей очень страшно. Ей и всем ЛГБТ в России очень нужна поддержка, и я бы делала ставку именно на неё. Подобные законы направлены на уничтожение человеческого в нас, и самое ужасное, если люди начнут думать сами про себя: «А вдруг со мной реально что-то не так, вдруг я не случайно экстремист». Через весь внешний ад им нужно говорить: ты правильный, ты есть, тебя можно любить. Пока что я чувствую нехватку такого поддерживающего человеческого контента.
Егор Бурцев, психолог, исследователь трансгендерности
Даже в относительно спокойные времена открытые каминг-ауты делали единицы. С каждым годом ситуация всё хуже, и сейчас я часто слышу не только протест и желание спасти себя и близких, но и «это всё нечестно, но так вроде и должно быть, ведь мы неправильные, не такие; нам и следует скрываться, прятаться». Напомню, что недавно случился запрет трансперехода. Сейчас в России огромное количество людей с суицидальными мыслями, люди начали внутренне самоуничтожаться. Поэтому очень важно создавать группы поддержки. Когда я работаю с такими клиентами, я всегда говорю им: в вас много силы, потому что вы многие годы выживаете, спасаетесь, поддерживаете друг друга.
Как можно помочь? В России остаются поддерживающие специалисты, множество friendly-психологов. Есть родственники, родители. Мы извне можем придумывать эвакуационные стратегии, оказывать психологическую помощь, финансовую поддержку. Опора внутри сообщества, как верно сказал Макс.
Светлана Анохина, журналистка, правозащитница, помогающая женщинам Северного Кавказа
На фоне звереющего государства люди становятся человечнее: даже на консервативном Северном Кавказе семьи, где есть ЛГБТ, прикрывают своих от чужих и сами их не трогают. Пока не происходит вторжений извне – а они бывают инспирированы резвыми общественниками либо государством, – всё не так трагично. Люди приспосабливаются, но в пространстве с каждым днем всё меньше воздуха; государство даёт отмашку на травлю, на преследования, и многие держат нос по ветру – начинают травить и преследовать, даже если раньше в таком не замечены.
Игорь Кочетков
Я предлагаю вспомнить, как полгода назад мы так же сидели и обсуждали, как будет применяться закон об ЛГБТ-пропаганде. Но ничего нового он не принёс, даже число дел почти не выросло. Это не значит, что мы боимся зря. Это значит, что мы действительно не знаем, как будет работать новая мера.
Статья об экстремизме применяется очень по-разному: сторонников ФБК сажают за символику, но люди спокойно пользуются Facebook и Instagram, хотя Meta тоже экстремист. Искать логику в абсурде, прогнозировать произвол невозможно. Когда меня просят дать совет, всё, что я могу сказать сейчас – познакомьтесь с правозащитной организацией, предлагающей услуги адвоката, занесите его контакт в телефон и обращайтесь к нему, если ощущаете угрозу. Пойдите к психологу. Это самый правильный подход. Людям до ужаса страшно, и это само по себе плохо – для эмоционального состояния, физического, для безопасности. Ситуация опасная, непонятная, но в ней можно кое-что сделать.
Максим Поляков
Мы, журналисты и читатели оппозиционных СМИ, активисты, можем сориентироваться. А у многих молодых ребят в России, особенно из провинции, нет паттерна, как помочь себе. Хочется собраться онлайн, оценить самые большие риски и подумать, что мы вместе можем сделать. Есть задача максимального информирования – чтобы любой человек, который ощутил угрозу, смог быстро найти простые объяснения и инструкции в максимальном количестве источников. Нам нужна координация разных НКО, разных инициатив. Важно делиться информацией и не конкурировать.
Игорь Кочетков
Все понимают, что сейчас идёт подготовка к репрессиям. Нас пытаются подвести под уголовные статьи, не представив возможностей защиты. Мы требуем вернуть нам право на защиту и добиваемся этому всеми возможными способами. Чтобы попробовать хотя бы получить доступ к материалам дела (а оно закрытое!), мы попытались зарегистрировать юрлицо «Международное общественное движение ЛГБТ». Однако суд отказал нам в участии в заседании даже в качестве заинтересованного лица.
Думаю, мы не зря старались. Во-первых, мы поставили суд в дурацкое положение (они должны либо пустить нас в дело, либо признать, что движение ЛГБТ не имеет к нему отношения), во-вторых, мы показали, что не боимся, а ведь главная цель всего этого – запугать. Очень важно показать людям, что есть кто-то, кто может позволить себе не бояться. Это поддерживает. Понятно, что мы не всё ЛГБТ-движение, нас всего 5 человек. Но принимая удар на себя, мы пытаемся побыть этаким громоотводом.
Мы можем обжаловать решение Верховного суда в ЕСПЧ. Есть комитет ООН по правам человека, есть спецдокладчики ООН, с которыми уже сейчас идёт общение – они готовы реагировать, будут об этом говорить, использовать такие инфоповоды, как абсурдный судебный процесс без ответчика, над несуществующей организацией, без допуска тех, кто может пострадать, без формального права на защиту. Для ООН такие формальные моменты очень важны.
Самое опасное, что может сейчас произойти, – если этого решения никто не заметит, если российское общество не обратит внимание на ситуацию. А это случится, если не дать шумного, широкого освещения происходящего. Пусть обсуждают, пусть складывается определенное общественное мнение. Так происходило с первым законом о ЛГБТ-пропаганде: мы выиграли ту кампанию, потому что общество благодаря шумихе увидело всю его абсурдность.
Важно постоянно и на разных площадках повторять, что это не про ЛГБТ, а про всё антивоенное, альтернативное. Нынешняя ситуация – повод ещё раз обратиться к обществу, показать ему, что творит нынешняя власть и как её действия могут на этом обществе отразиться.