Георгий Чижов, один из авторов policy paper «Свобода от зависимых: как урегулировать проблему территорий со спорным статусом в составе и под протекторатом России». рассказал гостям Reforum Space Budva, какие события привели к появлению спорных территорий на постсоветском пространстве, как развивались там политические процессы и что может ждать Крым и его жителей после войны. Это третья встреча из цикла дискуссий о policy papers, опубликованных на сайте проекта «Рефорум» и организованных совместно с «Первым рейсом»: первая была посвящена противодействию коррупции, вторая — возрождению института научной репутации. Продолжение следует.
Под тем докладом о непризнанных территориях я не ставил своей фамилии, потому что в целом мы смотрели на ситуацию под российским углом зрения, так сказать, с точки зрения России здорового человека. Осторожно говорили о том, как всё будет налаживаться. Не требовали от будущего российского руководства резких шагов и – почему я и не стал ставить фамилию! – обсуждали, может ли Крым каким-то образом остаться в составе России. Разумеется, фиксировали, что присоединён он совершенно незаконно, и требовали признания этого факта от будущих российских властей. Конечно, после 24 февраля всё это совершенно неактуально.
Начнём с того, что такое территории со спорным статусом, или спорные территории. Это политические образования в международно признанных границах того или иного государства, которые в нарушение действовавших законов фактически вышли из подчинения соответствующего государства, провозгласили свой новый статус и получили его официальное признание или практическую поддержку со стороны другой страны (небольшой группы стран). На постсоветском пространстве почти все они уходили под «зонтик» России (кроме Нагорного Карабаха, о котором мы обязательно поговорим чуть позже).
Мы попытались разделить эти территории на несколько групп. К первой отнесли грузинские автономии – Южную Осетию и Абхазию. В основе сепаратизма этих территорий – межнациональные конфликты, которые тянутся там с незапамятных времен. В 1918-м Абхазия пыталась отделиться от Грузии и присоединиться к так называемой Горской республике (в составе Чечни, Дагестана, Кабарды, Адыгеи). Грузинская демократическая република эти движения подавила – а потом и её саму прибрали к рукам большевики. Три восстания под лозунгами установления советской власти и присоединения региона к РСФСР произошли 1918-20 гг. в Южной Осетии. В последующие годы межнациональные конфликты прорывались даже через плотное одеяло дружбы народов и во время перестройки ожидаемо усилились (вероятно, руководство Союза их подогревало, дабы помешать Грузии выйти из состава СССР). В 1991-1992 гг. происходили вооружённые столкновения между грузинами и осетинами, в 1992-1993 гг. – полноценная война в Абхазии; там в составе северокавказских отрядов, тайно поддерживаемых Москвой, прошёл боевое крещение Шамиль Басаев.
Россия, хоть и была стороной конфликта, объявила себя миротворцем. В Абхазии были достигнуты договорённости о выводе тяжёлых вооружений, и когда грузины свои вооружения вывели, абхазская сторона нарушила это перемирие и так одержала победу. Согласно переписи 1989-го, в регионе проживало 46% грузинского населения и 18% абхазского (местные русские и армяне пытались от этого конфликта дистанцироваться). Меньшинство выгнало большинство – конечно, без сторонней поддержки они бы не справились. В Южной Осетии осетины составляли всё же 2/3 населения.
Другой тип непризнанной территории – Приднестровье. Межэтнического конфликта там не было. До 1940-го Левобережье Днестра, почти всё нынешнее Приднестровье, входило в состав Украинской ССР. Когда в 1940-м Советский Союз оттяпал хорошие куски Румынии, из Левобережья и Правобережья срочно создали Молдавскую союзную республику – и Приднестровье стало подчиняться Кишинёву. Левый берег Днестра оставался намного более развитым в промышленном отношении, чем остальная республика, причём директора многих предприятий решали свои вопросы напрямую в Москве, минуя уровень республиканского руководства. В итоге к моменту развала Союза правый берег стремился поскорее из него выйти, левый – сохранить статус-кво, опасаясь, что Молдова войдёт обратно в состав Румынии. Уже в 2006 г. в Приднестровье прошёл референдум, на котором 97,2% избирателей проголосовали за вхождение в состав России. Москва встречных шагов не сделала. Подробнее о том, что происходило в непризнанных республиках после развала Союза, можно прочитать в докладе.
ДНР/ЛНР в 2021 г. составляли отдельный тип непризнанных территорий: для их возникновения не было никаких внутренних предпосылок, они были полностью сконструированы извне. В Крыму и Севастополе этнического конфликта тоже не было, если не считать депортации крымских татар в 1944-м. Были пророссийские и сепаратистские настроения, но они, согласно опросам, затухали: пик пришёлся на середину 90-х, к 2014-му даже на прямо поставленный вопрос «где бы вы хотели, чтобы был Крым, в Украине или России», большинство, пусть и не слишком впечатляющее, выступало за Украину. И в 1991-м большая часть жителей Крыма и Севастополя высказались за независимость Украины на законном референдуме.
Отдельный кейс – Нагорный Карабах. Там, как и в Южной Осетии и Абхазии, мы видим застарелый конфликт, вылившийся в несколько войн за прошедшее столетие. Изначально спорных территорий в регионе было три. Нахичевань, где жили в основном азербайджанцы, в 1921 г. отошла Азербайджану. Зангезур, большинство жителей которого были армянами, высказался за вхождение в состав Армении. А в Нагорном Карабахе референдума не было. При том, что там жило 96% армян, он вошёл в состав Азербайджана. Почему так вышло – до сих пор непонятно; возможно, Союз сознательно хотел поддерживать в регионе напряжённость.
Вопрос о том, чтобы передать Нагорный Карабах Армении, поднимался регулярно, в начале 70-х он вставал очень остро. Гейдар Алиев, когда стал первым секретарём республиканского ЦК партии, принялся исправлять ситуацию в пользу Баку и даже начал менять демографический баланс в регионе. Как только Алиева отправили на пенсию, Верховный совет Нагорного Карабаха стал настаивать на передаче региона Армении. Начались взаимные погромы: в Карабахе армяне прогоняли азербайджанцев, в Баку и Сумгаите произошла чудовищная антиармянская резня. Части Советской Армии помогали и тем, и другим. После распада Союза началась полномасштабная война, которую армяне выиграли; армия Азербайджана была очень слаба. Переговоры велись много лет. Президент Армении Левон Тер-Петросян предлагал своей стране пойти на уступки, пока она сильна: он резонно опасался, что нефтеносный Азербайджан со временем вооружится. Такая позиция стоила ему должности.
В 2007 г. были сформулированы здравые принципы урегулирования, получившие название Мадридских: весь «пояс безопасности» (территории вокруг Карабаха, захваченные армянами) вернуть Азербайджану, Карабаху дать временный самоуправляемый статус, обеспечить безопасность местному населению, дать возможность вернуться беженцам, ввести международных военных наблюдателей. Реализованы эти принципы не были, и когда Азребайджан в 2010-е почувствовал свою силу, то начал саботировать переговорный процесс, явно готовясь к военному решению. К этому времени обострились другие конфликты, связанные с территориальной целостностью, и мировое сообщество стало весьма болезненно относиться к попыткам перерисовать границы. Когда в 2020-м закончилась семинедельная война, Азербайджан вернул себе «пояс безопасности», забрал город Шуши и ещё часть территории Нагорного Карабаха. Казалось, и Азербайджан, и Турция, которая за ним стоит, вполне довольны.
Россия долгие годы сохраняла нейтралитет в отношении карабахской проблемы, предпочитая брать под контроль экономику Армении и формировать в стране разветвлённую структуру собственных силовых органов. Всё изменилось к ноябрю 2020-го, когда армянские силы потерпели военное поражение, и, казалось, от полного разгрома и потери всей территории Арцаха их спасло только вмешательство России. Заменив Армению в традиционно приоритетной здесь сфере внешней безопасности, Россия начала превращать Нагорный Карабах в свой протекторат. Ереван не в состоянии был обеспечить жителям безопасность, а Москва её прямо предлагала. Усилились контакты, русский язык был признан официальным. Всё шло к тому, что Арцах перейдёт под контроль России.
Но когда Россия вторглась в Украину в 2022-м, Азербайджан увидел, что её армия не так сильна, как казалось, что открыть второй фронт Кремль явно не сможет. Баку начал открыто давить на армянскую сторону. Давление вылилось в недавнюю войну; меньше чем за двое суток боевых действий стало понятно, что сопротивляться бесполезно. Из региона уехало более 100 000 армян (при том, что актуальное население оценивалось в 120 000, но, вероятно, оценка была завышена, и уехали почти все). Это второй прецедент на постсоветском пространстве, когда отделившаяся территория была силой возвращена в состав государства. Первый – Чечня, но там, как мы знаем, ситуация развивалась совсем по иному сценарию.
Ещё два года назад никто не мог представить, что Азербайджан вот так запросто вытрет ноги о российский миротворческий контингент. Баку добился всего, чего хотел, в первую очередь из-за ослабления России. В статье, актуализирующей и корректирующей наш старый доклад, я пишу о том, что Россия, выпустив из бутылки джинна простых силовых решений, отмела инструменты тонкой настройки – и теперь, видимо, вынуждена будет отдать все территории, так или иначе «отжатые» у соседей. Объявив о присоединении четырёх украинских областей, Путин фактически приравнял их к Крыму. Если раньше Москва говорила (и многие в мире этому внимали), что Крым – это особый случай, что Россия имеет на него особые права и пр., то теперь стало ясно: Россия присоединяет любые украинские территории, до которых может дотянуться – даже если не вполне их контролирует.
Что будет с Крымом после победы Украины?
В докладе 2021 г. мы предлагали России будущего признать, что проблема Крыма существует, что аннексия незаконна. Если бы начался длительный международный арбитраж, в какой-то момент могло бы быть учтено мнение населения (неизвестно, каким бы оно было к этому гипотетическому моменту). Сейчас всё упростилось и брутализировалось, мнение населения учитываться уже не будет. Крым вернётся в состав государства, которому принадлежит по праву. Здесь не будет, как в Арцахе: из Крыма уедут 15-20% жителей – сторонники России и те, кто боятся ответственности за то, что совершили. Прочие останутся и будут мимикрировать под Украину. Думаю, тем, кто не был до 2014 г. военным, милиционером и не входил в местные администрации, со стороны Украины ничего не грозит. Имущественные проблемы возникнут у тех, кто приехал после 2014-го и не оформил купленную недвижимость ещё и по украинскому законодательству (умные люди проводили такие процедуры в Херсонской области). Крымские татары хотят, чтобы Крым был признан крымско-татарской автономией, но они составляют в регионе меньшинство, и, надеюсь, правительство Украины этого не сделает. Это сложная этническая проблема, которую при общем движении в Европу, надеюсь, получится решить цивилизованно. Конечно, основная часть крымских татар не на стороне России.
До полномасштабного российского вторжения я думал, что вопрос с Крымом растянется на десятилетия. После 24 февраля, полагаю, он будет решён куда раньше. Да, есть вероятность, что Крым может стать предметом торга, компромиссом, к которому Украину удастся склонить. Но скорее всего, правительство, которое пойдёт даже на временное замораживание статуса полуострова и обращение к международному арбитражу, слетит на первых же выборах.
Россия полностью потеряла не только возможность что-либо грубо навязывать соседям, но и свою колоссальную мягкую силу. Десять лет назад киевляне говорили: ну что у нас за театр, все артисты в Москву уехали; что у нас за университеты по сравнению с МГУ… Уже в 2014-м так говорить почти перестали.
Даже Азербайджан видит, что с Россией можно не особо считаться. Отходит Казахстан, Молдова. Это будет кейс для истории: как, имея колоссальное влияние и возможности, прощёлкать всё, убив по пути множество людей.