28 сентября Reforum Space Vilnius и проект «Первым рейсом» пригласили Андрея Заякина, учёного, сооснователя сообщества «Диссернет», представить свою policy paper «Как возродить институт научной репутации в России» и рассказать, почему сейчас так важно говорить о лженауке, о том, как она зарождается и распространяется — и о том, как с ней бороться. Это вторая встреча из цикла дискуссий о policy papers, опубликованных на сайте проекта «Рефорум». Что было на первой, посвящённой противодействию коррупции, можно почитать здесь.
В нынешней повестке фальшивые диссертации и списанные куски текста не играют непосредственной роли, разоблачения злодеев-плагиаторов перестали впечатлять. Но я попытаюсь обосновать, почему лженаука, вненаука, выдаваемая за науку, имеет серьёзное и существенное отношение к происходящему аду – а затем попробую изложить, что нужно поменять в системе.
Начну с конкретных примеров того, как маркеры лженауки всплывают в диссертационных работах.
Мы насчитали несколько десятков работ, где даются ссылки на план Даллеса как на достоверный документ, есть и те, кто пишет про Римский клуб как сборище рептилоидов. Пропаганду гомосексуализма тоже придумали не депутаты: я смотрел исключительно довоенные работы, и там полно историй про эту пропаганду, про несуществующий предмет исследований. Тысячи работ посвящены мировому правительству. (Конечно, речь о работах, где эти понятия употреблены в некритическом контексте.)
Мы имеем дело с системным явлением, а не отдельными выбросами. В естественных науках тоже есть маркеры лженауки (например, несуществующие элементарные частицы), но их меньше и они локализованы в определённых школах мысли. В гуманитарной же области это явление массовое.
То, что порождает конспирологический дискурс, со временем проникает в пропаганду и начнёт нестись с экранов. На диссертационном материале проявляет себя агрессия, имперский ресентимент, имперский шовинизм. Проявляет очень массово и гораздо раньше, чем можно было бы подумать: в работах 15-20-летней давности уже есть утверждения об антироссийской сущности украинского режима, в политологических диссертациях встречаются фразы вроде «Деньги американских налогоплательщиков идут на американо-украинский фашизм». История с нагнетанием русофобских настроений в странах бывшего СССР, утверждения, что либералы враги народа, рассказы про антироссийски настроенные силы и противодействие им, атаки на нормальные учебники истории как на «русофобские» возникают много раньше, чем становятся госполитикой и единым потоком госпропаганды.
На диссертационном материале проявляет себя агрессия, имперский ресентимент, имперский шовинизм. Проявляет очень массово и гораздо раньше, чем можно было бы подумать
Российское философское, социологическое, историческое сообщество уже 15 лет назад было готово проглотить эти работы и подписаться под ними. Система коллективной экспертизы говорит о вовлечённости значительной части научного сообщества в создание фейков об Украине: даже если писали такие тексты представители меньшинства, остальные это читали и одобряли. В этом страшная вина российских социальных и гуманитарных наук. По моим оценкам, именно в этой среде вырос тот самый дракончик.
У каждого, кто писал диссертацию про украинских фашистов или злокозненных фармазонов, есть десятки учеников и сотни студентов, которые слушали их лекции. Санация науки и образования необходима, чтобы Россия будущего, если и когда она настанет, не повторила того, что произошло. Не плохая наука породила войну, но она стала одним из долгоиграющих факторов, сильно увеличивших вероятность её наступления. Сейчас много говорят – как жаль, что из системы не вычистили советских судей, КГБ-шников, членов КПСС. Но нужно было думать и о чистке источников идейной заразы, сконцентрированной на кафедрах научного коммунизма и кафедрах, занимавшихся политэкономией. Невычищение КГБ-шников и судей дало результат через 5-10 лет, а то, что в университетах остались токсичные, несущие лженаучные идеи преподаватели, сделало своё дело через 20-25 лет, когда мракобесие и конспироложество стали мейнстримом.
Разговор о будущей санации я бы разбил на два: нужно отдельно обсуждать порочность системы и порочность конкретных людей. Изучать, что в системе зависит от её структурного устройства, а что от индивидов.
В отличие от лженауки, размазанной тонким слоем по всему ландшафту, история с плагиатом достаточно концентрированная. За 10 лет работы «Диссернет» нашёл 12 000 фальшивых диссертаций, 25 000 человек, участвовавших в диссертационном бизнесе, под 100 фальшивых судебных экспертиз. Мы выяснили, что если рассмотрение вопроса о лишении ученой степени происходило в «родном» совете, который эту степень когда-то присудил (т.е., по сути, рассматривалось дело против себя), то в двух случаях из трёх диссертант бывал оправдан. Внешний совет ведёт себя нечестно лишь в 1 из 5 случаев. Получается, что 1 учёный из 5 готов назвать чёрное белым. Есть диссертационные советы, на которые приходится до 200 фальшивых работ, и диссероделы с 60 работами в списке. Это позволяет хирургическим образом отделить овец от козлищ. Можно и нужно при этом использовать понятие сетей: вот профессор Иванов защищает 20 человек, они потом становятся научными руководителями у Петрова, Сидорова и Гольдштейна, потом те тоже становятся научными руководителями. Или то Иванов оппонирует Петрову, а Петров – научный руководитель, то наоборот. Это позволяет локализовать и отдельных жуликов, и кластеры, в которые они собрались.
«Диссернет» за 10 лет накопил огромную эмпирическую базу: решения Минобрнауки, стенограммы заседаний диссоветов, экспертных советов и пр. позволяют выявить те 20% учёных, которые превращали научную аттестацию в балаган. Санацию всего поля можно осуществить на имеющемся материале очень небольшими усилиями и с высокой степенью объективности. Перечитать стенограммы и заключения и понять, кто какую позицию отстаивал, много проще, чем изучать приговоры и смотреть, кто из судей изображал правосудие, а кто его отправлял (речь, конечно, об уголовных, а не политических делах). Есть фактура, методология, эмпирическая база данных.
Перейду к самой скучной и специализированной части доклада: как устроена система и что можно было бы с ней сделать.
Присуждение и лишение учёных степеней проходит через три инстанции: диссертационный совет, экспертный совет и президиум ВАК, органы научного сообщества, которые вроде бы независимы от государства. Диссовет – это не менее 20 человек, экспертный – около 50, одна сессия президиума ВАК – 25-30. Такое число людей приводит к безумному размыванию ответственности и позволяет создавать удобные каналы, чтобы решать вопросы. Понятно, что десятки человек, которые должны голосовать, читать работу не будут, а те, кто прочитают, сделают это так, как им нужно. Это работает на всех этапах: в диссовете, где в делах о лишении степени всё решает комиссия из 3 человек, на экспертном совете, где всё решает один докладчик, а остальные не имеют возможности и сил во что-то вникать (а иногда не имеют и доступа к материалу). Президиум ВАК не читает вообще ничего – ему либо ничего не дают, либо дают всё, полный материал дела, который предлагается изучить за 1,5 минуты, пока идёт доклад. Систематическая чистка президиума шла много лет, нормальных учёных убирали и замещали функционерами. Он стал органом для проштамповки решений экспертного совета и даже начал портить их: например, оставлял учёную степень там, где экспертный совет её лишил (в последнее время это касается юридических диссертаций силовиков). Если президиум не будить, будет 10 голосов за позицию начальства и максимум 1 голос за позицию здравого смысла. Если разбудить и донести, за какую вредную чушь им предлагается голосовать, соотношение голосов будет 10 к 5. При всём желании там невозможно набрать нормальное большинство голосов тех, кто принадлежал бы приличной науке. Система никому не подотчётна, заседания непубличны, одни и те же люди сидят там десятилетиями, можно выбирать, кого ты будешь рецензировать и кого докладывать: никакого рандомного распределения нет.
На другой стороне провода Минобрнауки делает вид, что непричастно к хаосу и бардаку в органах научного сообщества. Оно действительно не может следить за обоснованностью научных решений. Но когда есть формальное требование, что плагиат недопустим, и есть решение президиума ВАК, что плагиат есть, но учёную степень рекомендуется оставить, министерство не будет возражать и превратит рекомендацию в приказ.
Система никому не подотчётна, заседания непубличны, одни и те же люди сидят там десятилетиями, можно выбирать, кого ты будешь рецензировать
Чтобы уйти от этой системы, решения должны приниматься теми же лицами, которые их обосновали, и они же своей репутацией несут ответственность за свои действия – не как члены безликого коллективного органа, а как конкретный профессор Иванов, который подписал рекомендацию и обосновал её тем-то и тем-то. И конечно, все эти люди должны постоянно ротироваться.
Санация университетов и научных институтов предусматривает реформу систем управления и демократизацию институтов. Нужна и санация причастных к диссертационному бизнесу. Чтобы это обеспечить, нужен пересмотр решений о присуждении учёных степеней – то, чем «Диссернет» пытался заниматься на предшествующем этапе российской истории, – и санация нормативных актов; некоторые вещи могут быть решены устранением очевидных конкретных конфликтов интересов и очевидных несообразностей, заложенных в самой структуре органов, которые должны за что-то в системе отвечать. Наконец, более частная вещь, но тоже важная – уход от общегосударственной системы к учёным степеням отдельных университетов, но с обязательных сохранением инстанции, которая будет отвечать за лишение ученых степеней. Она может сохранять название ВАК.
При этом нынешнюю систему присуждения учёных степеней отдельными университетами я категорически не поддерживаю: она один коррумпированный и мракобесный ВАК превратила в 100 мелких вачков. То, что предлагается вместо неё, выглядит довольно просто: университетская степень МГУ или физтеха будет отличаться от степени условного заборостроительного института, но против и той, и другой, если она получена на подложных основаниях, должна быть возможность подавать апелляцию. Систему нужно контролировать, но не прямым властным контролем, а, например, ставя университет перед выбором: либо он отменяет степень, либо сталкивается с отменой права эти степени присуждать.
Решая задачу в первом приближении, мы можем заменить сложно изучаемый и дорогостояще наблюдаемый параметр лженауки на дёшево изучаемый и наблюдаемый параметр участия в торговле учёными степенями (т.е. не в плагиате, а в торговле плагиатом). Далее с этими людьми можно поступать сообразно закону, принципам справедливости и пр. Есть общественная заинтересованность в нормальной науке, в институте научной репутации: учёная степень – не столько достояние её носителя, сколько акт суждения научного сообщества о данном носителе. В отношении кого-то должны быть пожизненные запреты на работу в науке, для кого-то – увольнения на определённый срок, недопуск к участию в деятельности системы.
Чтобы санация была законной и не разваливалась в ЕСПЧ и прочих инстанциях, куда пойдут лишенцы, процедура должна быть продуманной. Какие ключевые нововведения предлагаются? Мы отказываемся от системы коллективной безответственности и применяем peer review – слепое рецензирование. Диссертация попадает рецензентам, которые рано или поздно должны согласиться друг с другом и дать общую оценку при полной прозрачности и публичности всей процедуры (потребовались годы усилий «Диссернета», чтобы заявителям стали хотя бы посылаться заключения диссертационных и экспертных советов). Должны быть выделены группы риска: работы, которые проходили через научные школы диссероделов, шли через плохие диссертационные советы, должны автоматическую проверку, а потом и ручную.
Влияние диссертаций на общегражданский статус недопустимо, они должны влиять на карьеру только в академической сфере: ни судейские, ни прокурорские, ни полицейские карьеры не должны зависеть от получения степени кандидата юридических наук.
Зачем это всё? Затем, чтобы в России не случился антидемократический рецидив; только интеллектуально стабильная Россия, не склонная к мракобесию, конспирологии, отказу от рационального мышления, будет безопасна для своих соседей.
Василий Жарков, политолог, кандидат исторических наук, в 2010-2022 гг. заведующий кафедрой политологии и декан факультета политических наук Шанинки, приглашённый лектор Европейского гуманитарного университета в Вильнюсе
Локализовать фирмы-диссероделы и закрыть их просто. А что делать с лженаучными и околонаучными рассуждениями? Есть ведь люди, которые искренне верят в Бильдербергский клуб, масонский заговор, фашистов в Украине. Масштаб катастрофы более серьёзный, чем в случае с фейко-производителями.
Наука отличается от публицистики тем, что там всегда присутствует метод, публицистика же может опираться на здравый смысл. Когда перестройка завершилась распадом СССР и переименованием в августе 1991 г. кафедр марксизма-ленинизма в кафедры политологии, выяснилось, что методология не нужна вообще и здравого смысла в новых дисциплинах – юриспруденции, политологии, социологии – может быть вполне достаточно. Мракобесие начало расцветать.
Это первая проблема. Вторая. Если вы поступили в аспирантуру – скорее всего, вы защититесь. Это корпоративная история, которая во многом проистекает из тезиса «Мы не должны повторять репрессии, нужно всех жалеть, щадить». Учёные степени стали более доступны после 1991 г., но это была специфическая демократизация, демократизация в отсутствии рамок, правил. Когда непонятно, что нельзя, получается, что можно всё.
Учёные степени стали более доступны после 1991 г., но это была специфическая демократизация, демократизация в отсутствии рамок, правил
Допустим, условный научный руководитель в 90-е, оставшись без зарплаты, запил и начал верить в жидомасонов. У его учеников не состоялась комсомольская карьера, и они вместе с ним в это уверовали. Вошли в науку на рубеже нулевых и подготовили уже третье поколение, которое вообще не понимает, что такое наука. Что всегда нужен метод, что нельзя просто сказать «Мне кажется, всё вот так», выстроить внутренне непротиворечивый нарратив и подать его как диссертацию. А кто их будет аттестовывать, если соседи такие же? Возможно, помогли бы двойные дипломы: если вы не проходите валидацию в западном университете, то не можете выдавать дипломы на территории России. Внешний наблюдатель, эдвайзер, экзаменатор следит за качеством вашей работы. Отказ от суверенитета в плане науки был бы позитивным моментом – не понимаю, как с этим справиться внутри страны.
Андрей Заякин
Настоящая экспертная переоценка социально-гуманитарной мысли сложна. Я готов поддержать идею внешней валидации: она мне кажется излишней для ловли простых фейков и простых жуликов, но может работать в более сложных и тонких вопросах. Возможно, небольшие оазисы, где что-то уже начало расти, стали бы опорными точками для других российских университетов – как это было с Шанинкой, с частью подразделений Вышки в её прекрасные годы, со Сколтехом. Это была попытка на чистом неиспорченном месте построить в России кусочек западной науки. Не вижу, почему это не сработает и в будущем.