После распада СССР органы полиции, следствие, система ФСИН и спецслужбы реформировались меньше, чем суды. Они без особых потрясений пережили 90-е, а в 2000-х этим хорошо сохранившимся институтам удалось свой порядок, свой образ мысли навязать всему государству. Любые российские проблемы решаются через поиск виновного и его наказание. Все граждане стали подозреваемыми, свидетелями, обвиняемыми или жертвами. В чём секрет выживания полиции? И можно ли считать современное государство в России полицейским? Рассказывает Кирилл Титаев, социолог права, visiting scholar в Cornell Law School.
У меня есть две коллеги из Беларуси. Одна прописана в Городенской области, вторая в Витебской. Первая каждую весну просит соседей по даче покрасить ей забор: если он не покрашен, то участковый выпишет штраф. Вторая не красит забор десятилетиями. Это классический образец полицейского государства. Некая конечная интенция направлена на общее благо (крашеные заборы – это красиво), но что конкретно означает это общее благо, определяет конкретный начальник на местах. Если участковые в Гродненской области берут мзду вместо штрафа, когда видят некрашеный забор, концепции полицейского государства это не противоречит: государство так и так наказало вас за нарушение правил.
Принципиальная разница между полицейским и правовым государством – что в одном случае на первом месте воля некоего начальника, во втором – некая писаная норма. Но и в том, и в другом случае эта воля является системной и направленной на благо государства. С этой точки зрения Россия может быть названа полицейским государством только с очень большими оговорками.
Да, на первый взгляд мы видим в стране многие признаки полицейского государства: вертикализированную полицейскую систему, внимание государства к тому, кто с кем спит, кто как разговаривает, что происходит в детских садах. Но вспомните, как давно вы разговаривали с полицейским? В России полицейских примерно столько же, сколько учителей. Вы видите их в метро и на улицах, но в целом вмешательство административных органов в частную жизнь, если она не касается немногочисленных и неинтересных большинству сфер, довольно ограничено. Полицейское государство в России невидимое.
Задача полиции в России – не захватить власть, за исключением верхних уровней, а закуклиться. Пусть нас будет много, пусть у нас будет много денег – не приставайте к нам, мы сами придумаем себе должное количество бумажной работы. Система должна отрабатывать поступающие по вертикали вызовы, в остальных случаях она стремится к минимизации усилий и сведению работы к внутренней. Есть задача убирать с улиц пьяных, выезжать на вызовы, но никакого большого стремления выйти наружу и стать большой силой там исторически нет. Мечта тех, кто внизу – не видеть внешнего мира.
А вот в СССР милицию видели все: советская правоохранительная и судебная система была органичной частью всей системы госуправления. Разделения властей не было, была некая обобщённая власть, проникающая в каждую область. Когда главный инженер завода изменял жене с секретаршей, на партхозактиве обсуждали, как его лучше наказать: сделать взыскание по партийной линии, по профсоюзной, наложить штраф по работе или (в самом злостном случае) отправить в суд.
Начальник милиции образца 1985 г. – человек, который участвует в принятии почти всех решений на подведомственной территории (хозяйственных, правовых, социальных). Но скоро всё изменится.
В начале 90-х из системы вынимают партию. Становится непонятно, где теперь коммуницировать председателю районного суда, районному прокурору и начальнику отдела милиции, как им договариваться и кто над ними арбитр. Им оставалось координироваться неформально, и к ним добавляется новый игрок – силовые предприниматели, упрощённо говоря, бандиты. С этим новым игроком теперь обсуждаются и решаются те же вопросы, что и раньше – не столько вопросы прямого нарушения закона, сколько покраска заборов, строительство нового фельдшерского пункта в деревне Х и т.д. Количество ресурсов сильно ограничено, их держателей тоже. Извлекать ресурсы из мира, контролировать их можно только силовым образом.
Задача полиции в России – не захватить власть, за исключением верхних уровней, а закуклиться
Именно здесь возникает новая элита. Те, кто сейчас носит генеральские погоны, воспитаны ровно так. Сегодняшние министры – это дети 90-х. Их мир – это мир, в котором этот способ бытия является правильным и удобным.
В конце 90-х – начале 2000-х они оказались брошены системой и на низовом уровне нищи. Если вы работаете честно, у вас нет денег. Совсем. Так что честно никто не работает. Совсем. Есть отдельные сотрудники, которые не берут взятки – таким начальник раз в месяц выдаёт конверт (мы знаем кейсы), чтобы они не умерли с голода. Такие сотрудники пригождались, когда на территории совершалось особенно сложное преступление.
Потом ресурсов стало больше, и была создана простая рабочая модель. На низовом уровне системы есть несколько доминант. Первая – что у каждой проблемы есть ФИО. Вторая – что любую проблему надо решать исключительно через поиск и наказание виновного. Парадокс этой модели в её категорической антисервисности. Проблемы потерпевших никого не волнует, а типовой россиянин контактирует с полицией раз в 12 лет. Около половины всех раскрытых преступлений – это преступления без жертв, то есть наркотические и часть экономических. Уровень регистрируемой преступности на душу населения в пять раз ниже, чем в Германии, люди в половине случаев предпочитают вовсе не заявлять о преступлении в полицию. Вся работа полиции строится на выполнении внешнего заказа.
Сверху требуют, чтобы условных Навального и Ходорковского можно было быстро и успешно отработать. Нужно, чтоб мы могли широко манипулировать инструментами полицейского принуждения на высоком уровне, где в этом заинтересована политическая власть – и чтобы это же самое не делал рядовой ППС-ник (и чтобы не брал взятки за то, что этого не делает). Так что мы начинаем создавать систему, где угрозами становится не внешнее влияние, а проблемы изнутри. Проблемы создаются двумя способами: жалобы в прокуратуру и жалобы в медиа. Остаётся договориться с прокуратурой, с медиа либо тоже договориться, либо их уничтожить.
Вот поэтому попытки реформировать систему не затронули её основ: главная функция системы не нуждается в реформировании (а воров и убийц и так ловим).
Есть два важных параметра работы правоохранителей: проходимость репрессивного сигнала и вовлечённость полиции в повседневную жизнь. В некоторых странах репрессивный сигнал проходит плохо, а полиция не вмешивается в жизнь граждан. Где-то обратная ситуация: постовой на перекрёстке вполне может, увидев женщину с коляской и фляжкой, потребовать предъявить содержимое фляжки. Он выходит за пределы полномочий, но это воспринимается как норма, репрессивный сигнал тоже проходит хорошо. Иногда полиция вмешивается во всё, а сигнал ходит плохо: такое встречается в некоторых регионах США, где полиция активна, но разрознена. И есть российский случай: полиция пытается ни в чём не участвовать (она проедет мимо лежачего, которого бьют трое – если только не поступило звонка об этом в дежурную часть). Зато репрессивный сигнал ходит быстро, точно и эффективно.
С 2005 г. уровень насилия и низовой коррупции снизился (правда, судя по всему, 24 февраля прошлого года табу на насилие в отношении определённых граждан было снято). Репрессивные инструменты выводятся из повседневной работы – вместо участкового с условным лимоновцем беседует теперь офицер центра «Э», вместо рядового опера предпринимателя выставляет на деньги специальный высокий чин, – но возможность их мобилизации сохраняется. Если сегодня владелец завода по выпуску игрушек выпустит мишек с надписью «Мы за мир» и это кому-то не понравится, то сигнал на уровень начальника отдела полиции или даже участкового пройдёт моментально, и проблемы будут созданы.
Способна ли современная полицейская система на массовые репрессии? Скорее нет – после многих лет закукливания на любое массовое приказание она реагирует имитацией.
Реформы же ей нужны. Именно организационные реформы, не люстрации. Всё, что мы предлагали 5-7 лет назад, будет работать и сейчас. В первую очередь нужно разорвать вертикаль, убрать ситуацию, когда все работают на министра и только его мнение значимо. Правоохранительные органы должны ориентироваться на те потребности общества, которые видны на локальном уровне, должны быть подотчётны на том же низовом уровне. Правоохранительная политика требует очень плотного пристраивания к локальным реалиям.
Материал подготовлен по итогам дискуссии на канале «О стране и мире».