«Нравится, не нравится – империя развалится», «Молоко не убежало, оно провело операцию по свёртыванию и переброске», «Выходя с суда инквизиции, Галилей произнёс: «А всё-таки это война»», «Полиция начала набор экстрасенсов для отслеживания мыслей о дискредитации армии РФ». Язык реагирует на политическую ситуацию: создаётся новый фольклор, новые страшилки, новые шифры. Государство не отстаёт, описывая войну с помощью новояза. Собирать эти свидетельства – бесценно. Они помогают понять и передать исследователям будущего, что люди думают и чувствуют, чего боятся и как справляются со страхом. А ещё – понять, что планирует государство.
Александра – социальный антрополог, автор канала «(Не)занимательная антропология». Текстовая версия её выступления на канале «О стране и мире» публикуется с любезного разрешения канала.
Во время Большого террора по радио передавали информацию о том, что построили новую фабрику или запустили в эксплуатацию новый завод, проложили столько-то километров рельсов железных дорог. И одновременно рассказывали про суды над врагами народа, о том, как на заводах разоблачают диверсантов, потом публично судят, а они признаются, что работают на британскую или японскую разведку. Народу демонстрировали и мощь государства, и его беспощаднсть к врагам.
Сегодня нам рассказывают, что в стране всё хорошо. Нет взрывов, есть хлопки, громкие звуки и прилёты. Нет войны, есть маленькая спецоперация на приграничной территории. Кроме общих слов о врагах, «Интерфакс» и «Известия» ничего про репрессии не печатают. Люди не знают о посадках. Они удивляются – не может быть, наверное, те, кого посадили, сделали ещё что-то плохое.
Мы живём в двух Россиях. В одной репрессий нет, в другой мы только о них думаем и пишем
Мы живём в двух Россиях. В одной репрессий нет, в другой мы только о них думаем и пишем. Разные группы получают разные сигналы.
У меня есть идея: госаппарат не хочет раздражать путинское большинство, которое желает жить своей жизнью и просит отстать от них с войной и врагами народа. Пример – попытка устроить политинформацию на уроках «Разговоры о важном»: начиная с 5 класса предполагался рассказ о необходимости и оправданности СВО. А потом эта часть внезапно исчезла из методичек, дети снова мирно клеят берёзки. Думаю, это сделали, чтоб не тревожить путинских избирателей. Часть пропаганды делает ставку на это. Вторая часть пытается воскресить миф о народной войне, и очень многое зависит от того, какая команда перевесит. Кстати, нацисты из СМИ и комментариев почти исчезли, остались националисты. Зато СМИ в 13 раз чаще, чем в марте, стали называть Украину бывшей УССР. Пробуется несколько идеологий, востребована будет та, где Украина должна быть возвращена нам, потому что она и так наша часть.
Анна Павловна и Ворпенсий
В советский период люди использовали эзопов язык, чтобы скрывать информацию в переписке («к Васе пришла Вера Михайловна» означало, что Васю расстреляли, т.е. применили высшую меру) или чтобы иронично дистанцироваться от неприятного – к примеру, советскую власть звали Софьей Власьевной, чтобы показать, что мы к этой системе не принадлежим. Сейчас много похожего – администрацию президента зовут Анной Павловной, патриарха и Собянина – Кирюшей и Серёжей («хорошо бы, но Кирюша и Серёжа не разрешат»), а президента – стариком Ворпенсием.
Ещё одна функция эзопова языка – демонстративная, в СССР такого не было. Люди выходят на улицу с плакатами с *** *****, или размещают фото стоящих рядом бутылок 3-летнего и 5-летнего коньяка, или пишут на асфальте цифры 3 и 5, или просто пишут «Два слова», или поднимают тосты «за шарфик и табакерку». Люди швыряют информацию власти в лицо: мол, вы нас подавляете – а мы всё равно скажем. Молчу уже про все варианты, связанные с Лебединым озером, и поздравления с днём ВМФ после утопления крейсера Москва.
Люди швыряют информацию власти в лицо: мол, вы нас подавляете – а мы всё равно скажем
Юридически функцию защиты язык не выполняет, зато выполняет другую – испортить пищеварение правоприменителю, чтобы людоед переваривал со скрипом и дольше. Суды рассматривают мартовские протоколы, всё очень меленно. Некоторые дела разваливаются и не доходят до суда. Например, в марте и апреле было несколько десятков задержаний за жёлто-голубой маникюр. Доказать, что такой маникюр что-то значит, очень сложно: нужно много писанины, обосновывающей это. И чтобы доказать, что под звёздочками скрывается фраза «нет войне», правоохранителям приходится заказывать экспертизу. Это затраты, бумажная волокита, увеличение срока судопроизводства. Ещё и сами лингвисты могут отказаться делать такую экспертизу с формулировкой, что не могут расшифровать послание на плакате.
Хлопок и Бавовнятко
Эзопов язык придуман для обмана цензора. Новояз распространяется самим цензором. Все эти хлопки, спецоперация вместо войны, горячие точки вместо пожаров и прочая, и прочая. В новоязе одни и те же слова имеют разные значения. Захваченные в ходе войны территории называются освобождёнными – это уже почти Оруэлл.
Новояз – это игра не словами, а ассоциативными связями. Взрыв вступает в ассоциативную связь с катастрофой, хлопок или громкий звук не вступает. Нужны слова, не вызывающие плохих ассоциаций. Прилёт – это что-то мирное, в отличие от ракетного удара. Это язык для поста про котяток. Если хлопает – может, это дверью хлопает, и нет никакой войны.
Бывает и забавно. Например, какой-то тролль использовал автоматический переводчик для опровержения «хлопка», и получился хлопок. Люди посмеялись, минобороны Украины даже придумали и нарисовали странное, но милое существо по имени Бавовнятко (бавовна по-украински хлопок), которое бродит по российским складам и играет там с огнём. Или слово «фейк» ещё недавно было синонимом лжи, но когда им стали злоупотреблять пропагандисты, приобрело противоположное значение. Это ответный язык войны.
Высокий полёт заражённого голубя
В конце апреля начали стремительно появляться страшилки про войну. Самая популярная – старая, но актуализированная история про мальчика Никиту, распятого бойцами «Азова». Вторая по распространённости – что украинские диверсанты разбрасывают в приграничных городах заминированные кошельки и айфоны, дети их поднимают, и им отрывает руку. Причём сегодня история про мальчика, который поднял айфон и остался без руки, происходит в Курске, завтра в Воронеже, послезавтра в Белгороде, где на взрыв айфона списывают новые хлопки. Дальше идут истории про отравленные тортики Rochen, отравленную воду (пирожки, конфеты и т.п.), про чёрный хлеб с лезвиями.
Все эти байки однотипны и хорошо распространяются на приграничных территориях. У них есть интересное общее свойство: хотя они явно фольклорные, их напечатали или даже создали мелкие правительственные СМИ. К примеру, сайт «Политика сегодня», принадлежащий Евгению Пригожину, твёрдой рукой перепечатывает страшилки 2015-2017 годов. Три Z-канала берут это себе как новость, а уже оттуда страшилка попадает в посты Марьи Ивановны.
Задача тех, кто создает эти истории, – перебрендировать врага.
24 февраля нам озвучили, что на территории Украины есть какие-то нацисты. Марью Ивановну они вообще не волнуют – её волнуют цены на гречку и оценки детей. Заражённые голуби из биолабораторий пролетают высоко над её головой. А эти страшилки рисуют образ врага, который подкрадывается непосредственно к детям и внукам Марьи Ивановны. Украинские диверсанты ползут к нам по кустам и с помощью эффекта гигантской лупы уничтожают наш урожай (именно они вызвали пожары в Брянской области).
Страшилки об украинских диверсантах раз в месяц активно обходят домовые и школьные чаты
Страшилки об украинских диверсантах раз в месяц активно обходят домовые и школьные чаты. С начала сентября только по открытым соцсетям прошло 60 тысяч публикаций про заминированные айфоны. Я просила читателей моего канала поспрашивать, а читают ли эти байки те, кто их распространяет. Оказывается, в основном нет. Но пересылают дальше, «чтобы предупредить». Люди боятся, они понимают, что если будет громкий хлопок, им мало кто поможет – и пытаются позаботиться о своих близких. Это форма низового контроля – «нас никто не спасёт, кроме нас самих» – в ситуации низкого доверия к власти.
Уточкоцид и неправильный активизм
Мы потратили много времени и сил, чтоб прокачать мышцу низового активизма, но с началом войны она заработала не в том направлении. Люди умеют качать права, писать жалобы – и сейчас они массово пишут эти жалобы (термин «доносы» мне не очень нравится) на соседей и случайных встречных. Как правило, это публичные жалобы не корысти ради. К примеру (всё это реальные случаи) бдительный гражданин зашел в парикмахерскую за своей девушкой и обнаружил, что кто-то делает сине-жёлтый маникюр. Не поленился найти полицейского и сообщил о нарушении. Или третьеклассник написал в чат школы «Слава Украине» – и папа его одноклассника не поленился нажаловаться в следственные органы, а потом очень гордился своим поступком. К моему знакомому в питерской «Пятёрочке» подошла старушка и зловещим шепотом сообщила, что в камере хранения оставили жёлто-синий рюкзак. Не отстала, пока он не сделал вид, что звонит в полицию. Заглядывают через плечо: на девушку настрочили донос, потому что она слушала выступление Зеленского в метро. Моя читательница проходила во Внуково проверку рюкзака, её остановила полицейская и чуть не плача оформила дискредитацию: кто-то заметил у девушки сине-жёлтый значок. Не оформить она не могла – по камерам было видно.
Люди не стыдятся признать эти действия, для них такая жалоба – гражданский поступок, способ выделить ту самую мошку, которую надо, по завету президента, выплюнуть.
Подошла старушка и зловещим шепотом сообщила, что в камере хранения оставили жёлто-синий рюкзак
Так устроена пунктирная линия «свой-чужой». Вот человеку говорят, что кругом враги. Они вроде далеко, непонятно, есть ли вообще – а потом он встречает девушку с сине-жёлтым маникюром или человека с зелёной ленточкой. И сразу успокаивается: не врут, вот он враг.
Меж тем сочетания синего и жёлтого невозможно избежать, как невозможно избежать уточек. Напомню: по итогам массовых митингов после выхода фильма «Он вам не Димон», где упоминался знаменитый домик для уточек, в стране начался уточкоцид. Их преследовали всюду. Так сейчас с синим и жёлтым.
В заключение расскажу замечательный исторический кульбит, имеющий отношение к разговору об эзоповом языке. В первой половине XX века в Норвегии правил король Хокон VII, которого все презирали. Если бы не Вторая мировая, он бы, возможно, отрёкся от престола. Когда Норвегия перетекла под власть нацистов, король и правительство бежали в Лондон. А граждане Норвегии оказались в ситуации, когда необходим общий символ сопротивления. Этим символом стал вензель Хокона – H7 (похожая история произошла с V Черчилля – «Рефорум»). Его рисовали на заборах, на снегу, стенах домов. Начались языковые игры: участники сопротивления начали зашифровывать его в газетные объявления, выпускать огромным тиражом открытки, где можно было узнать вензель (он мог быть вплетён в узор крышки сундука на открытке с гномиком, к примеру). В результате всё больше людей протестовало, протест покидал территорию кухни, реальное сопротивление росло.