Где найти смелость для свободы

Четыре философа рассуждают об образовании, республике учёных и о роли университета в достижении свободы сегодня. Предлагаем текстовую версию недавней дискуссии на площадке проекта «Рефорум».

Анна Винкельман, M.A., философ, сотрудница «Новая Газета Европа» в Берлине, модератор дискуссии

Размышляя о свободе, человек, как правило, представляет себе что-то радостное, гармонию, много света и счастья. Но когда в западноевропейской традиции формировалось современное представление о свободе, она ассоциировалось ещё и с риском. Например, в программной статье Иммануила Канта «Ответ на вопрос: что такое Просвещение?» 1784 года говорится о несовместимости свободы с ленью и трусостью, её невозможности в их присутствии. Свобода представляется в каком-то смысле рискованным предприятием. Почему же для свободы требуется смелость?

Николай Плотников, Prof. Dr., Рурский университет в Бохуме

В просвещенческой модели присутствие в мире свободы связано с присутствием субъекта свободы. Такой субъект заявляет себя как свободного индивида. Благодаря этому у него есть право на возможность установления тех границ, которые он считает для себя допустимыми.

Представление о свободе всегда связано с тем, кто и где проводит границы. Если человек сам не является субъектом установления границ, то его действия определяются кем-то или чем-то другим. Так что когда Кант несколько иронически цитирует фразу Фридриха Великого «Рассуждайте сколько угодно и о чем угодно, но повинуйтесь!» – это как раз о том, как другой устанавливает твои границы свободы.

Если человек сам не является субъектом установления границ, то его действия определяются кем-то или чем-то другим

В этом смысле «становление» субъекта – то, что Кант связывал с «выходом из состояния несовершеннолетняя» – сопряжено с усилием, которое переводит человека в состояние свободы, автономного (то есть независимого, свободного) суждения. Конечно, в некоторых случаях для этого нужно проявить мужество.

Штефан Хессбрюгген-Вальтер, Dr., исследователь Трирского центра цифровых гуманитарных наук

То есть люди, которые потеряли или не обрели свободу, сами виноваты, так как недостаточно много работали? Недостаточно «усилия» приложили?

Николай Плотников

Если продолжать мысль Канта – то да, у человека есть ответственность за то, чтоб в какой-то момент высказать автономное суждение. Если человек сознательно отказывается от этой возможности, то в отказе от свободы виноват он сам. Когда говорят о достоинстве человека, ссылаясь на Канта, речь почему-то обычно идёт об отношении к другому субъекту. Но у Канта это и «человечество в твоём лице». Субъектность свободы – прежде всего обязанность по отношению к себе. Отказ от свободы становится нарушением этого обязательства.

Вероника Чиботару, Dr., научный сотрудник Гуссерль-архива в Париже

Может быть, дело тут не только в «усилиях», но и в страхе перед ответственностью? Свобода – это не просто возможность делать что угодно. Свобода неразрывно связана с нравственностью. Ты ответственен за свои поступки и высказывания с нравственной точки зрения. Это тяжело и страшно.

Анна Винкельман

Да, это и есть наш сюжет – тут хорошо видно, что свобода действительно связана с некоторым риском.

Штефан Хессбрюгген-Вальтер

Давайте уточним: все эти высокие цели и требования к «думающему субъекту» могут касаться только взрослых полноценных индивидов. Мы ведь хотели говорить и об образовании. Но вот от студентов, особенно в России, мы не можем ожидать, что они самостоятельно «потеряют» страх, о котором говорит Кант. Им нужна помощь. И эта помощь – одна из целей философского образования.

В этом смысле вопрос организации учебного процесса очень сложный: какие границы нужны студентам, чтоб развиваться самостоятельно?

Николай Плотников

Образовательная среда всегда связана с асимметрией учителя и ученика. Но важно подходить к образованию не так, как к воспитанию. В образовании огромную роль играет коммуникация. В этом смысле, например, сказать, что задача университета «учить думать» – значит вторгнуться в свободу академического мира в целом.

Я поясню. Очень важно, чтобы у человека существовало гарантированное пространство негативной свободы, где он может выбирать, никого не спрашивая. Такое пространство даёт преподавателям, исследователям, студентам возможность действовать по собственному усмотрению, хотя и в рамках того, какой спектр возможностей им открывается. Это пространство свободы заявлено даже в Конституции. О его необходимости говорили все философы без исключения. А то, о чём нужно говорить сегодня – как гарантируется это пространство, как не допускать сужения границ и способствовать их расширению.

Штефан Хессбрюгген-Вальтер

Только при этом не нужно забывать, что рефлексия о том, что происходит в мире и в нашей частной жизни, требуется от каждого. Не только от способных, талантливых, богатых, образованных и так далее. Моральная личность не зависит от высшего образования.

Понимание того, что выражает категорический императив («Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»), понимание морального мира, моральных обязательств, по Канту, есть во всех людях. Другой вопрос – следует ли из того, что любой может понять смысл морального закона, а также то, что он поступит в соответствии с моральным законом. Не случайно для Канта задача философии – освободить человека от ошибок других философов.

А задача введения в философию не в том, чтоб показать, как делать или думать правильно (будем честны: мы сами не знаем, как): нужно показать, как люди это делали. Какими способами они философствовали? Гераклит, например, пробует решать загадки, платоновский Сократ ведёт разговоры с целью «освободить душу собеседника» и так далее.

Николай Плотников

Да. И в этом смысле образование – двойственная вещь. «Республика учёных» (Respublica literaria), восходящая ещё к Платону, для Канта – универсальная модель свободной коммуникации. Она отличается от других социальных систем (армия, госслужба, церковь).

С другой стороны, сфера образования оказывается сферой социальных принуждений, где индивид вынужден следовать чужим целеполаганиям, усваивать чужие методы, знать их.

Офицер не имеет права отказаться от выполнения приказа. Однако важно помнить, что он всегда не только офицер, но и субъект публичной сферы. Поэтому он также обязан при необходимости, как мы говорили в самом начале, высказать критическое суждение в адрес этого приказа.

Так и учёный вынужден действовать по правилам социального института, чьи правила и методы могут меняться. Но как субъект свободного суждения он обязан взять на себя ответственность и высказать свободное суждение. Так, кстати, выражается его принадлежность к республике учёных.

У обсуждаемого сегодня Канта это выражается в разделении между публичным и частным использованием разума. Частное значит, что индивид вовлечён в системное целеполагание. Он ставит свой разум на службу той или иной социальной системе (например, системе образования). Публичное – это пространство свободного суждения, где индивид – полноправный субъект своего суждения, который выносит его на критическое обсуждение публики.

Анна Винкельман

Да, это очень важно. Особенно то, что суждение выносится на обсуждение. Т.е. важно не только сформулировать свою позицию, но и понимать, что высказанная позиция сначала будет обсуждаться и только потом, возможно, её примут.

В примере с офицером Кант говорил и о том, что сам социальный институт – тоже лицо (в моральном и гражданско-правовом смысле). Что это значит для образования? Я думаю, тут важно, что если я причастна университету, то я ассоциирую себя с лицом этого университета. С практической точки зрения это значит, например, что я разделяю его ценности. В западной культуре это важный сюжет: если профессор или студент выбирают тот или иной университет, это многое говорит о них самих. Мне тревожно, что в России люди поступают в университет не чтобы быть частью какого-то лица, реализовать свою свободу в рамках параметров, а словно чтобы ещё больше подчиниться. Или я драматизирую?

И студенты, и многие преподаватели не понимают, что университет как место свободы – это место работы на свободу

Штефан Хессбрюгген-Вальтер

Я полностью согласен. Даже те, кто имеет ставки в университете, не причисляют себя к членам независимой от государства корпорации. На то есть две причины. Первая – университет всё больше и больше утверждается как госучреждение. Ведите себя как чиновники или уходите. Вторая – это государственное учреждение заключает с преподавателями краткосрочные договоры. Преподаватель не сможет сформировать чувство лояльности к институции, которая, по всей видимости, не доверяет собственным сотрудникам. Это как в отношениях между двумя людьми: один хотел бы свадьбу, а другой говорит – до сих пор все было хорошо, но посмотрим, что будет через год.

Николай Плотников

Да, это международный тренд – экономизация всего образовательного процесса. Не в смысле платы за обучение: речь о том, что процессы обучения строятся по модели экономической корпорации. Студент в этом смысле покупатель в супермаркете, а не член республики учёных. А преподаватель – наёмный работник, кассир или грузчик, рабочая сила, которая используется для выработки экономически квантифицируемых компетенций.

Плюс к этому государство всё сильнее начинает диктовать (а в России уже тотальный диктат государства), что вообще следует преподавать. Образование подчинено внешним экономическим показателям и государственному заказу, подвёрстано под новую государственную идеологию. О свободе и автономии образования речь идти не может.

Вероника Чиботару

Исторически в Европе университеты обозначали себя как «свободное место», даже место сопротивления государству, церкви. Было ли в России такое движение? Ведь если нет, возможно, это и есть объяснение, почему вузы так охотно идут на сотрудничество с государством?

Анна Винкельман

В России университеты действительно были для государства – оттуда шли кадры. А западные университеты стремились дать способ занять дистанцию по отношению к государству. Это непростой и сбивчивый процесс, но изначальная, онтологическая идея такова.

Штефан Хессбрюгген-Вальтер

И студенты, и многие преподаватели не понимают, что университет как место свободы – это место работы на свободу. Самоуправление, которое вписано в документы, возможно, только если достаточно много людей готовы вкладывать силы в организацию этого процесса. Без этого мы и дальше будем зависимы от внешних влияний и требований. Идею свободного университета можно реализовать, только если люди понимают, что будут сами виноваты, если потеряют свободу этого места, свободу образования, осмысления.

Николай Плотников

Могу присоединиться к мнению Штефана: каждый преподаватель, каждый член академической корпорации должен ощущать себя сегодня членом республики учёных. Солидарность всех членов этой республики существует поверх границ, институциональных ограничений (а учёные в России подчинены сегодня жесточайшим условиям цензуры в рамках их профессии). В той мере, в какой профессура или преподаватели ощущают себя членами этой универсальной республики, в какой они готовы отстаивать её ценности – они являются нашими коллегами по сообществу. И помогают реализации свободы образования в современных политических условиях.

Анна Винкельман

В ситуации войны многие члены республики учёных проявили солидарность, причём выдающимся образом.

Образовательная система далеко не самая гибкая, она едва ли готова к такому количеству вызовов и проблем – однако почти мгновенно было открыто множество дополнительных стипендиальных программ. Николай Плотников, например, в невероятно короткие сроки организовал целую программу. Стипендии были и от FreiUniversitätBerlin, и от множества других европейских и американских вузов. Их давали не только украинцам, но также русским и белорусам, которые открыто заявили о своей позиции. Проектов и инициатив действительно много. Иногда они в кооперациях – Кёльнский и Боннский университеты сделали AkademieinExile. Там опытные коллеги помогут сбежавшим ученым с поиском финансирования и адаптацией в стране.

Это очень важно, ведь образование и университеты – это люди, для многих из которых свобода дорого стоит в прямом и переносном смысле. Философы, повторюсь, уже показали себя очень достойно – проявили солидарность, которая сейчас очень нужна.