Примитивной экономике не нужна хорошо образованная и оплачиваемая рабочая сила: ведь передовые технологии скоро станут недоступны. Как наука и образование будут подстраиваться под запрос общества, которому навязали «островной» путь развития?
Разговор «Остров Россия: лишний человеческий капитал» организован телеграм-каналом «О стране и мире». «Рефорум» публикует текстовую версию беседы с разрешения организаторов.
Владимир Гимпельсон, экономист
Аналогом нынешнего кризиса может считаться кризис начала 90-х, когда разрушалась привычная хозяйственная система, рвались связи между предприятиями. Россия за 30 лет сильно интегрировалась в глобальную экономику, во многих отраслях доля иностранной добавленной стоимости более 50%. Сегодня множество внутрироссийских производств должны либо остановиться, либо испытать большие сложности.
Проводить импортзамещение без иностранных технологий, станков, комплектующих, микрочипов и процессоров невозможно. Разрыв хозяйственных цепочек приведёт к примитивизации, архаизации структуры российской экономики: собрать более простые технологические цепочки можно и без импорта, но для экспорта такие товары будут непригодны.
Упрощение экономики сделает ненужными хорошее образование и науку
В России высоквалифицированная, образованная рабочая сила. Но высококвалифицированные головы эффективны, когда соединяются с современными технологиями, и малоэффективны, когда надо «копать отсюда до обеда». Упрощение экономики сделает ненужными хорошее образование и науку. Наш человеческий капитал, а вместе с ним экономический рост и благосостояние должны готовиться к длительной «усушке». Исчезновение сложных производств снизит спрос и на ресурсы для них, включая самый главный – человеческий капитал.
Что такое человеческий капитал? Это то, что у нас в голове и то, что у нас в руках. Иными словами, это наши знания и навыки, которые являются результатом инвестиций государства, нас самих, наших родителей и тех компаний, где мы работаем. Инвестиции начинаются в раннем детстве, и они продолжаются или не продолжаются до конца нашей трудовой карьеры, а может быть, и после. Кризис означает, что спрос на человеческий капитал подвисает, а из механики экономического роста изымается один из главных движков. Становятся не нужны особые знания и навыки, что, в свою очередь, сказывается на производительности, доходах и профессиональных перспективах.
Иван Любимов, экономист
В середине прошлого десятилетия у меня сложились ожидания, что российская экономика продолжит оставаться простой, но в ней будут маленькие точечные усложнения. И может быть, через несколько десятилетий в стране выстрелит несколько сложных экспортных производств, и человеческий и финансовый капитал в этих отраслях сможет дать эффект на другие отрасли. Но это были ожидания на перспективу. То, с чем мы сталкиваемся сейчас, поворачивает этот процесс усложнения в обратную сторону.
От ситуации страдает наиболее продвинутая часть российской науки. Ввиду того, что обрываются связи с партнёрами на Западе, наука лишается доступа к современному оборудованию, технологиям, материалам, базам данных. В этом году она отвязана от мериторкратических KPI – публикаций в Scopus и Web of Science: теперь достаточно публиковаться в посредственном журнале, чтобы выполнить свои научные обязательства. А это обстоятельство сокращает переговорную позицию талантливых учёных и усиливает позиции тех, кого я бы осторожно называл учёными (их публикации – это скорее консалтинг не очень хорошего качества). У них появился шанс перераспределить в свою пользу власть и ресурсы. Ещё один фактор – сокращение бюджета научных подразделений. Качественный человеческий капитал в российской науке будет эту науку в какой-то мере покидать.
Что касается бизнеса, отток человеческого капитала начался: из-за прерывания участия в глобальных цепочках добавленной стоимости российским компаниям приходится или останавливаться, как во время ковида, или примитивизироваться. Мы видим примеры российского автопрома, где экологические блоки и блоки, связанные с безопасностью, упрощены до предела. Люди, которые занимаются такими блоками, поймут, что сейчас в России для них рабочих мест нет. Не исключаю, что если санкции удастся обойти, часть рабочих мест восстановится, но в сегодняшнем моменте всё выглядит неблагоприятно.
Масштаб сокращения импорта технологий в России таков, что заместить их собственными ресурсами невозможно. А Китай вряд ли поможет технологиями: это скорее индустриальная держава, чем технологическая.
Впрочем, сегодняшний кризис может постепенно уходить из внимания западного общества. И те компании из развитых стран, которые сегодня покинули российский рынок из-за общественного мнения, через время могут так или иначе вернуться. Не исключено, что это произойдет и с взаимодействием с российской наукой. Окончательные контуры структурной трансформации сейчас неясны.
Владимир Гимпельсон
Мы даже не представляем масштаб импортозависимости. Есть такое понятие, как адвалорная доля – это доля импорта в цене готовой продукции. Когда в конце февраля началось вторжение в Украину и я стал размышлять, как эти события могут повлиять на рынок труда в частности и на экономику в целом, то пытался найти информацию про адвалорные доли в разных видах экономической деятельности, по разным видам продуктов, но, к сожалению, не нашел. Таким образом, я предполагаю, что ситуация с импортозависимостью может оказаться гораздо хуже, чем даже смелые пессимисты готовы себе это представить. Например, мы в «Перекрёстке» покупаем отечественный продукт, в котором может не быть импортных ингредиентов. Но он может быть сделан на импортном оборудовании, и это совершенно меняет картину. А следовательно, мы должны будем каким-то образом приспосабливаться к новым реалиям.
Любые современные технологии базируются на достижениях в науке. Невозможно обойти санкции, потому что есть ключевые приборы для научных исследований, которые производятся одной или двумя фирмами в мире под заказ.
Если ты не знаешь, что делают другие, то будешь изобретать велосипед 15-20-летней давности
Для российских исследователей доступ к базам данных, патентов, журналов был как доступ к газировке: включаешь компьютер и читаешь, делишься с коллегами, участвуешь в международном обмене. Сейчас совместные проекты, конференции, академическая мобильность подвисают либо отменяются. Отечественная наука выпиливается из международной. А если ты не знаешь, что делают другие, то будешь изобретать велосипед 15-20-летней давности.
И образование, и наука сложны для реформирования. Попытки реформировать образование преуспели в считанном количестве университетов. В большинстве случаев что-то менялось лишь на веб-сайте, на уровне лозунгов. Сам процесс обучения оставался прежним. Тем более что многие нынешние социологи, политологи, экономисты пришли из марксистско-ленинской философии, истории КПСС и не смогли интегрироваться в новый мир. Сейчас они потирают руки: настал их день, их час, можно снова писать тезисы, где ничего нет, кроме воды. Интересно, в какой мере импортозамещение в науке и образовании сведётся к распилу бюджетных денег и к попытке реванша ученых и преподавателей, которые оказались на предыдущем этапе неэффективными, непродуктивными и неконкурентоспособными.
Борис Грозовский, обозреватель, автор телеграм-канала EventsAndTexts
Предположим, что железный занавес надолго. Нужно как-то поддерживать паритет в области ВПК, а для этого нужна хорошая наука. Приведут ли к успеху попытки создавать локальные очаги эффективности, как это делалось в середине и второй половине ХХ века? И получится ли после снятия санкций быстро вернуться обратно в глобальный мир хотя бы в части науки и образования?
Владимир Гимпельсон
Санкции никто быстро не отменит, да и Intel и Microsoft не прибегут обратно в момент. Придётся приспосабливаться. Бизнес, предприниматели в России адаптивны и умеют находить выход, и гаражная экономика один из них: люди, потерявшие работы, начнут становиться умельцами. Деградация будет идти постепенно, непрерывно, и это новая реальность.
Нужно восстанавливать цепочки добавленной стоимости, не закрывать возможность трудоустройства молодым и не очень людям на мировом рынке труда – это может служить стимулом накопления человеческого капитала, несмотря на происходящее. И возможно, через годы циркуляция умов сменит нынешнюю их утечку.
Иван Любимов
Гаражная экономика – не субститут для Siemens или Renault Nissan: у этих компаний здесь, в России, была возможность добиться экспортного качества своих товаров. Она способна будет, как на Кубе, поддерживать жизнь автомобилей и прочей техники, но это экономика исключительно для внутреннего потребления. Экспорт увеличивает размер доходов существенно, иногда на порядок. Починка примусов оставляет экономику бедной.
Масштаб санкционной истории мне до конца понятен, но видится она долгой. Если какие-то компании, в том числе под другими именами, вернутся, то вернутся они в сокращённом виде: нефтяное эмбарго лишит российскую экономику значительной части доходов, и рынок станет менее интересен глобальным игрокам.