Восемь лет назад Евгения Чирикова и ее команда создали проект «Активатика» – ресурс, аккумулирующий информацию о протестах в стране и своего рода Facebook для активистов. «Рефорум» поговорил с Евгенией о том, почему медиа так нужны протестующим, может ли социопат стать активистом и каков рецепт успеха любого протеста.
— Екатерина Шульман сравнила «Активатику» с ОВД-Инфо: они рассказывают, что делать, если вас задержали, а вы – как дойти до этого состояния. Согласны с таким сравнением?
— У нас похожая миссия, мы оба работаем на гражданское общество, и оба проекта когда-нибудь станут настоящим Клондайком для его исследователей. Но ОВД-Инфо всё же про трешовый момент в жизни активиста, а мы про активизм в целом. Наша задача – чтобы как можно больше людей про активизм узнало и впечатлилось.
— Это интересно людям?
— Становится суперинтересно, когда у них возникают аналогичные проблемы. Но хотелось бы зацепить их внимание и до этого момента – чтобы в случае, если им придется самим стать активистами (а в России вероятность этого высока), они знали, что мы есть и они могут на нас рассчитывать.
Мы понимаем, что трансформация в гражданина и активиста очень тяжела. У всех семьи, работа, свои проблемы, масса негатива вокруг. Хочется спрятаться. Но активизм – естественное состояние человека. Каждый хочет делать пространство вокруг себя удобным и комфортным, и если кто-то этому мешает, он начинает защищать свою территорию, как рыбка защищает свой камешек, когда я пытаюсь почистить аквариум.
— Как вы придумали «Активатику»?
— Идея сделать медапространство для активистов возникло, когда про нас вдруг перестали писать. Мы второй год находились в лагере в Химкинском лесу. Пока рядом был человек с камерой, было меньше травм, когда они разъехались, бандиты начали нападать активнее, был перелом челюсти, сломали девушке пальцы. СМИ оказались сдерживающим фактором, и когда мы им надоели (один журналист мне так прямо и сказал: «Когда у вас кого-нибудь убьют, вернёмся»), я впала в панику. Стало ясно, что защитить может только распространение информации, внимание медиа к твоей борьбе.
Один журналист мне так прямо и сказал: «Когда у вас кого-нибудь убьют, вернёмся»
Тогда мы и решили сделать портал, куда любой активист, который попал в такую же ситуацию, мог бы поместить информацию, а люди доброй воли смогли бы ее распространять.
— Как работаете с историями?
— Таланты журналиста и активиста могут не совпадать. Здорово, если человек хорошо рассказывает и пишет о своей деятельности, но бывает, что из текста непонятно, кто вообще в чём обвиняется, или слог там нечитаемый, или вместо новости – прикреплённый официальный документ на 150 страниц… Если тема социально важная, пытаемся переработать текст, чтобы он интересно рассказывал о важном.
Плюс иногда активисты, особенно из глубинки, не знают, каким образом распространять информацию о себе, куда писать. Они могут обсуждать проблему только в своём комьюнити, в итоге важная тема не уходит из пределов региона. Мы стараемся находить новости, которые, может быть, и не тянут сегодня на федеральную повестку, но могут потянуть, как это было с Куштау.
Нужна не сенсация, а чтобы о проблеме больше писали и говорили, чтобы активисты ощущали себя под защитой
Нужна не сенсация, а чтобы о проблеме больше писали и говорили, чтобы активисты ощущали себя под защитой. Информацию с «Активатики» берет «Дождь» и подобные ресурсы, мы даём им новостные поводы, с которыми они потом работают.
— Как активисты о вас узнают?
— Иногда мы сами выходим на группы, которым нужна помощь, иногда они обращаются к нам.
Мы сами были в положении, когда ты особенно уязвим: вся государственная машина работает против тебя, ты не можешь обратиться ни в полицию, ни в суд, ни в прокуратуру. Во время моей избирательной кампании, к примеру, меня и команду даже высадили из троллейбуса – кондуктор куда-то позвонила, троллейбус резко остановился, нас попросили выйти. А мы вообще не агитировали! Химки – большой город, нам пришлось час идти пешком.
Я всё это помню, так что у меня другая оптика, я смотрю на активистов не как журналист, а как их соратник. Я знаю, что им нужно. Благо волонтёрской помощи вокруг очень много, нужно только уметь её организовать, привлекать ресурсы (собственно, этому я в своё время училась, когда получала MBA). Мы 15 лет в активизме и обросли правильными связями, у «Активатики» есть дружественные юристы, психологи. Можем помочь составить иск, провести серию консультаций, если в группе есть тот, кто занимается юридическими вопросами, и так далее.
— Товарищ майор читает «Активактику»?
— Думаю, да, они читают вообще всё. Были проблемы с Роскомнадзором, нас пытались закрывать за распространение информации о митинге в поддержку Лёши Навального. Периодически угрожают судом, но мы ввязываемся в полемику, и пока получается отбиваться.
— «Активатика» работает как сеть знакомств? Получается свести вместе активистов Дальнего Востока и Калининграда?
— Да, ресурс помогает объединяться при необходимости – собственно, люди и не объединяются без конкретной цели, такие союзы ни к чему не ведут. Взаимоподдержка среди активистов, к счастью, обычное дело: к нам в Химкинский лес приезжали (за свои деньги) люди из Челябинска, Краснодара, Красноярска. В реновацию её противники тоже активнейшим образом контактировали.
Именно благодаря низовому активизму можно здорово преобразовывать жизнь общества
Если власть не проводит совсем уж страшного геноцида, люди будут объединяться, чтоб защищать свои права и комьюнити. В Европе эти движения делают всем жизнь лучше, активисты попадают в парламент и пробивают нужные обществу законы. В России таких предпосылок пока нет. А жаль – именно благодаря низовому активизму можно здорово преобразовывать жизнь общества.
— Дайте рецепт: что нужно делать, чтоб инициатива была успешной?
— Мы как-то подсчитали победы активистов – и удивились: почти всегда, когда люди начинают бороться за то, что им важно, они добиваются результата. Успешны практически все кампании по охране парков от храмостроя, начиная с Екатеринбурга и «Малиновки». Очень успешны были протесты против реновации: удалось отстоять 30% домов, внесённых в список, и изменить законодательную базу (напомню, что изначально предлагалось не учитывать мнение собственников при внесении дома в программу).
В России вы не добьётесь своего, если только пишете жалобы или только ложитесь под бульдозер
В России вы не добьётесь своего, если только пишете жалобы или только ложитесь под бульдозер. Должен быть комплекс мер, должна быть организация с распределением обязанностей. Активизм – это как нормальный бизнес, только задача не заработать, а добиться социально важных целей.
Нужно, чтобы активисты действовали правильно, то есть систематически, и не ограничивались лишь уличными протестами. Когда в команде есть люди, которые занимаются работой с гражданским обществом, с медиа, с юридическими документами, есть те, кто выпускает информационные материалы, объясняющие, чем они занимаются и почему это важно – победа достижима.
— А какие качества нужны, чтобы создать такую команду?
— Особых знаний и навыков не нужно, немножко почитать, посмотреть видео – и любой, у кого есть семья, а значит, он и так вынужден постоянно организовывать какие-то процессы, точно справится.
Кстати, по данным Екатерины Шульман, среди организаторов протестных групп и правда много матерей семейств 40+: именно женщину средних лет волнуют вопросы, где её семья будет жить, чем дышать, где гуляют её дети. Её портрет – это усреднённый портрет сегодняшнего активиста.
— Ты вышел с плакатом – и ничего не поменялось. Как не дать точечному недовольству перейти в выученную беспомощность?
— Я всем активистам говорю, что их внутренний ресурс и ресурс их команды – это всё, что у них есть, и этот ресурс вовсе не бесконечные патроны. Что если вы злитесь на людей, которые не помогают, а только лайки ставить способны, злитесь на нерасторопных соратников – лучше остановиться и, например, не провести какую-то акцию. Ведь активизм – всегда работа вдолгую, в России не бывает быстро.
Активизм – всегда работа вдолгую, в России не бывает быстро
Одна из задач «Активатики» – поддерживать, предлагать помощь тем, кто слишком многое на себя взвалил и близок к выгоранию. Научить активистов отлавливать момент выгорания и восстанавливать свой ресурс вовремя, надевать условную кислородную маску сначала на себя, потом на остальных. Проводим вебинары, ищем, кому предложить точечную психологическую поддержку.
В России, к сожалению, пока нет психологической культуры: мы не очень умеем общаться, не приучены прислушиваться к своим состояниям и помогать себе. Среди нас много выгоревших по жизни – врачи, учителя, активисты. А ведь как будет здорово, когда общество будет состоять из ресурсных людей.
— Есть ли ген акивизма?
— В активизме есть целая палитра действий, которые нужно предпринимать, там пригодится человек с любым характером и профилем. Если вы социопат и очень любите составлять иски – вы пригодитесь. Если любите общаться исключительно с техникой – тоже можете быть полезны. А если предпочитаете общаться с людьми и ловите кайф, убеждая их в чём-то – это просто благословение.
— Существуют более и менее склонные к активизму регионы?
— Нет, где происходит событие – там проявляется активизм. Важна тема, которая объединит людей, а власть с блеском находит такие темы. Кто, например, ожидал от архангельских поморов, что они с такой силой поднимутся против строительства полигона в Шиесе?
Нормальные люди, хотящие для себя и семей лучшей жизни и готовые для этого на многое, есть в любом регионе и любой социальной группе
На севере давление на протестующих меньше, чем в южных республиках, например в Ичкерии, но люди выходят и там тоже. Нормальные люди, хотящие для себя и семей лучшей жизни и готовые для этого на многое, есть в любом регионе и любой социальной группе. В протестах в Хабаровске участвовал и был задержан замечательный православный батюшка – до сих пор стоит перед глазами, как он одной рукой благословляет народ на выходе из отделения полиции, другой стримит. Казаки, ныне, к сожалению, дискредитируемая группа, организовали движение против добычи никеля на Хопре в Воронежской области.
— Что есть в европейском активизме, чего нет в российском?
— В Европе есть сменяемость власти, там работает система выборов. Недовольный чем-то в своем регионе активист может написать программу, честно прийти к власти – и провести те преобразования, что считает нужным. Это долгий путь, он требует усилий, но он возможен.
Самоорганизация возможна и в Европе, и в России. И ценности в российском обществе европейские
В России честно победить в гонке почти нереально. То есть вы можете проникнуть в органы МСУ как депутат, но вот стать оппозиционным мэром…
Зато самоорганизация возможна и в Европе, и в России. И ценности в российском обществе европейские. А вот уровень давления на него – как в Уганде или Никарагуа.
— В одном из интервью о жизни в Эстонии, куда вы с семьей уехали в 2015-м, вы говорили о разделении эстоноязычного и русскоязычного сообщества как о проблеме. Вы делаете что-то для ее решения?
— Эстонцы сами разберутся. Они уже облагородили русских, которые с ними взаимодействуют. Есть даже термин «балтийский русский», от «российского русского» он отличается прежде всего шокирующе низким уровнем агрессии. У местного русскоязычного может быть Путин головного мозга – и при этом с ним можно общаться, он будет знать четыре иностранных языка, сортировать мусор. А его дети получат шанс стать нормальными людьми.
Так как общество тут зрелое и само в состоянии решить вопрос, я ограничилась постами и статьями, то есть обозначила проблему. Считаю, что заниматься надо тем, чем не займется никто, кроме тебя: если именно ты можешь помочь – действуй. Поэтому мой фокус – Россия: я чувствую, что могу принести там пользу.
Заниматься надо тем, чем не займется никто, кроме тебя: если именно ты можешь помочь – действуй
Россия – удивительная страна, она будет тебя притягивать как магнит, куда бы ты ни уехал. Там больше сопротивление, но и больше драйва. Мне она дико интересна, все мои мысли о ней. Я очень часто мысленно гуляю по Патриаршим, по Химкинскому лесу. Местные проблемы, хотя они довольно серьезные, болят не так сильно.
Я начала со своей семьи: дала детям возможность хорошо выучить язык, выучила его сама, переехала в эстонскую деревню, записалась в эстонский хор и дружу со всеми соседями.
— А есть ли примеры русских активистов, которые уехали из страны и начали работать на благо уже нового сообщества?
— Можно вспомнить лидера Russie-Libertés Алексея Прокопьева: благодаря ему нам удалось направить иск во французскую прокуратуру о коррупционной схеме, в которую была вовлечена компания Vinci – концессионнер проката трассы Москва-Санкт-Петербург через Химкинский лес. Помогал он и многим «зелёным» французским лидерам, а теперь он сам видный деятель во французской политике.