В СССР национальные языки и традиции были чем-то вроде вишенки не торте – мило, но необязательно. Тодар Бактемир, автор телеграм-канала «Степной новиоп», краевед и астраханский активист, гость очередного выпуска подкаста «Агенты перемен», знает, как это исправить.
О том, почему Москва не Россия
У нас в Астраханской области я время от времени слышу бытовые высказывания вроде «поехать в Россию» – идёт речь о Москве или даже о Самаре. Если говорящий находится в астраханской степи в ауле с казахским большинством в двадцати километрах от Каспийского моря, для него очевидно, что Москва – это совершенно другое место, где люди иначе выглядят, иначе разговаривают, иначе зарабатывают.
Распространена точка зрения, что в России нет жизни за пределами Москвы и Питера, максимум городов-миллионников. Если есть разница между Москвой и Псковом в смысле благоустройства, зарплат, карьерных и образовательных возможностей, это не значит, что есть такая же масштабная разница в культурном, интеллектуальном развитии людей. Я много езжу по России. В том же Пскове, несмотря на то, что денег меньше и вообще всего меньше, ведутся работы по устройству приятных парков в скандинавском стиле, есть уютные хипстерские кафешки, в которые ходят люди, которые читают примерно те же телеграм-каналы, паблики и новые медиа, что и москвичи. Областные центры – это не какие-то дикие колхозы. Люди там примерно такие же, просто они чуть хуже живут.
Областные центры – это не какие-то дикие колхозы. Люди там примерно такие же, просто они чуть хуже живут
Я не уверен, что москвичи, если сделать опрос на улице, смогут назвать мэра хотя бы одного другого российского города, но думаю, что большинство россиян знают Собянина, по крайней мере могут назвать фамилию мэра Москвы. Это очень сильный перекос. Даже если мы считаем, что в Москве двадцать миллионов, это всё равно не половина страны, это от стосорокамиллионной России довольно небольшая доля.
Государственные журналисты-пропагандисты и их друзья восхищаются тем, что делает власть, через примеры Москвы: «у нас в Москве такие электробусы, такое Зарядье, что даже в Париже завидуют, они жалкая деревня по сравнению с нами». Думаю, они понимают, что если они приедут в Астрахань или Псков, то с Парижем сравнить будет довольно трудно. И они не приезжают.
Поскольку Псков рядом с Москвой и Питером, молодёжь оттуда валит очень быстро. Там серьёзная проблема оттока населения. Человек всегда может сесть на машину и через полчаса увидеть нормальную жизнь. Конечно, ему хочется причаститься к этому, а не кормиться телевизионными сказками про московские электробусы, которые он никогда в жизни не увидит, потому что Москва гораздо дальше, чем Эстония.
[Во времена СССР] была возможность – пусть в ущерб экономике и общему уровню жизни – поддерживать инфраструктурные объекты и социальные возможности в тех городах и сёлах, где сейчас рынок этого не позволяет. Какая-нибудь сеть государственных шахматных кружков, или театров, или малой авиации. Живут люди где-то в тундре, значит, им нужен театр, потому что все равны. Инфраструктуру строили там, где были люди. Другое дело, что этих людей могли туда принудительно переселить, но как-нибудь инфраструктура у них там появится. А сейчас можно найти сельские населённые пункты, где нет ничего: ни магазина, ни детского сада, ни медпункта.
О настроениях в регионах и несостоявшейся федерализации
У нас есть дедушка, его в городе называют человек-пикет. Недавно был день рождения Навального, он вышел с плакатом, подбежал провокатор, встал с другим плакатом. Дедушку задержали, а провокатор убежал. [Об этом написало] областное СМИ. Казалось бы, комменты должны быть вроде «дед сам виноват, его надурили либеральные внуки, ему заплатили», но ничего подобного. Пишут слова поддержки, что «правильно, Лёха молодец, эти все проворовались, не грусти». Такого стало гораздо больше в последние два года.
У нас в Астрахани в начале июле 2020-го года кафешки спокойно работали, люди в основном ходили без масок, никто ничего не проверял, не штрафовал. В соседней Калмыкии – тотальный локдаун, все по домам, ничего не работает, хотя туда езды три часа на маршрутке. Просто руководство регионов принимало разные решения исходя из разных соображений.
Это очень интересный опыт. Эпидемиологическая безопасность – это тоже безопасность, вопрос жизни и смерти, в отличие от инагентов. Получилось, что когда подступила реальная опасность, Кремль понял, что ничего не может сделать, и в кой-то веки дал реальную власть регионам. Теперь, когда Россия пообвыклась с коронавирусом, есть ощущение, что сейчас это более централизованно решается. Остаются региональные различия, но никакого толчка к федерализации по другим вопросам эта история, к сожалению, не вызвала.
Советская идея, в которой все равны, перетекает не в мультикультурализм, а в интернационализм, который подразумевает отказ вообще от всего этнического
О необходимости стендапа на чувашском
Попробую тезисно сказать, что нужно делать с языками народов России, чтобы они не так быстро сдавали свои позиции. Основное – не мешать активистам, которые уже есть, и в идеале поддерживать их. Проблема в том, что государственный и низовой языковой активизм существуют как две параллельные истории, которые почти не пересекаются, а если и пересекаются, то скорее ругаются между собой.
Советская идея, в которой все равны, перетекает не в мультикультурализм, а в интернационализм, который подразумевает отказ вообще от всего этнического. Чтобы не расстраивать людей на местах, какие-то элементы их национальных традиций поддерживались, но не как что-то с идеологическим потенциалом и не как стиль и образ жизни, а только как декоративные рюшечки. У каждого есть свои народные песни, народное блюдо, а всё остальное скорее приглушалось.
Понятно, что для татар большая часть их этнической культуры связана с исламом, для калмыков – с буддизмом. Понятно, что религиозная жизнь в советское время была затруднена. Люди, у которых была возможность и мандат заниматься национальными культурами, в основном писали на своём чувашском, мокшанском, якутском про дедушку Ленина, про идеалы или про жизнь колхоза.
Чтобы заниматься возрождением языка, хорошо быть педагогом или лингвистом, а [во власти] сидят юристы или танцовщицы этнографического ансамбля, которые знают танцы, но теорию, которая лежит за культурным развитием в стране, знают не очень. Это некомпетентные люди с устаревшим взглядом на мир.
В отрыве от них существуют молодые люди, которые сами через интернет, через форумы, через англоязычную литературу, опыт других народов приходят к тому, чтобы заниматься языковым активизмом. Через общественное мнение и культуру можно донести людям понимание, что язык и этническая культура – это не только про орнаменты.
[Укоренилось] представление о том, что язык, отличный от русского, язык региональный, миноритарный – это что-то старое, на этом языке можно говорить с бабушкой, если ты приехал к ней на лето в деревню, обсудить огород, скот, оленей, рыбалку, традиционные блюда, вещи, которые ассоциируются со стариной. Если они приезжают в город и идут обсуждать новую модель мобильного телефона, они будут это делать на русском. Беда в том, что многие думают, что иначе быть не может. Многие люди, прекрасно владеющие тем же марийским, татарским, якутским, искренне верят, что эти языки неполноценны и непригодны для обсуждения чего-то более сложного, чем огород.
Многие люди, прекрасно владеющие марийским, татарским, якутским, искренне верят, что эти языки непригодны для обсуждения чего-то более сложного, чем огород
Все языки равны в своих способностях доносить смыслы. Если в марийском ещё нет слова для обозначения какого-то процесса, во-первых, ничто не мешает его заимствовать из русского так же, как русский его заимствует из английского, во-вторых, всегда можно придумать его из своих корней, составить его. Например, в исландском очень много такого, все слова для компьютера, телефона, машины…
Можно писать обзоры на новую технику, статьи про феминизм, переводить актуальные новости, стендап, что угодно. Генерировать современный контент, интересный молодёжи, а не только пожилым сельским жителям. Это и есть языковой активизм.
Сколько ты ни учи у бабушки естественным путём чувашский язык в деревне летом, если никакого интересного контента на этом языке потом не получить, он так и останется языком, который ты большую часть года не помнишь и вспоминаешь еле-еле через неделю пребывания у бабушки.
У меня есть прекрасная подруга Татьяна из Йошкар-Олы, столицы Марий-Эл, которые делала забавные мемы в твиттере по-русски. Я предложил делать мемы на марийском, потому что она носительница марийского языка из марийской деревни, и она стала это делать. У неё группа ВК с марийскими мемами с нуля выросла до шести тысяч читателей, и это всё люди, которые знают марийский, но дома слышат его только в разговоре с бабушкой про огород, а тут какие-то шутки, например, про аниме «Тетрадь смерти» на марийском языке, который они знают, но никогда раньше не применяли его для обсуждения аниме.