Как происходило присвоение Победы

Нынешняя российская элита активно взращивает культ Победы. Ее цель – приспособить историю для текущих внешне- и внутриполитических целей, пропаганды и манипулирования массовым сознанием. При этом открытая дискуссия о цене и содержании этой победы пресекается на корню.

День Победы в СССР праздновался не всегда, а торжества 9 мая в постсоветской России не были такими пышными, как в последние годы.

День 9 мая был объявлен государственным праздником еще 8 мая 1945 года – так решил Президиум Верховного Совета СССР. За три послевоенных года праздник стал по-настоящему народным: вернувшиеся домой фронтовики и их близкие радовались окончанию войны, унесшей миллионы жизней солдат, офицеров и мирных жителей. Для потерявших родных на войне это был день памяти о погибших. Наконец, миллионы людей радовались прекращению военных лишений и возвращению мирной жизни без бомбежек и эвакуаций.

Однако 24 декабря 1947 года тот же Президиум ВС СССР отменил 9 мая как государственный праздник, объявив этот день рабочим (попраздновали и довольно). С 1 января 1948 власти прекратили и выплаты орденоносцам.

Лишь накануне 20-летия Победы, в конце апреля 1965 года Дню Победы вернули его праздничный статус. Руководители послесталинского СССР поняли наконец, что отсутствие 9 мая в перечне государственных праздников выглядит демонстративным пренебрежением к событию, перевернувшему жизнь почти каждой советской семьи, неуважением к памяти павших. Кроме того, для ставшего в 1964 году Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонида Брежнева были лично важны память о пережитом на войне и встречи с однополчанами.

Военные парады на Красной площади 9 мая не были ежегодными, проводились только в юбилейные годы (1975, 1985, 1990). Память о Великой Отечественной, преимущественно в ее официальном, вызывавшем отторжение изводе, постепенно стала важной частью государственной политики и пропаганды.

В период перестройки и в постсоветские годы история Великой Отечественной войны, ее отдельных сражений и ее результатов стала темой для дискуссий, чья тональность была часто далека от академической. Тем не менее на некоторых из них ставились важные вопросы: различия последствий Второй мировой войны для разных стран бывшего СССР и социалистического лагеря, необходимость различных оценок роли Советского Союза в событиях 1939-40 и 1941-1945 гг. Наконец, в России речь зашла и об ответственности власти, высшего руководства государства перед народом за промахи предвоенных лет и начала войны.

В 2000-е и в 2010-е годах Победа и формирование «правильной» памяти о Великой Отечественной стали для власти инструментом подтверждения собственной легитимности – особенно это очевидно в последние годы, когда Кремль не может предъявить обывателям экономические успехи и подъём благосостояния.

Правящая бюрократия стремится отобрать историю у историков, чтобы использовать ее в политических и пропагандистских целях. Дискурс великой Победы применяется повседневно, чтобы внушить ныне живущим уверенность, что Россия – единственный актор Победы, а нынешнее российское руководство – ее наследник. Это позволяет назвать оппонентов Москвы в Киеве или Риге пособниками нацистов. Термин «фашисты» прочно закрепился в лексиконе пропагандистов. Прозвучавшее в январе 2020 года обещание президента Владимира Путина «заткнуть поганые рты» неназванных зарубежных политиков «правдивой фундаментальной информацией» подтверждает инструментальную роль истории в понимании элиты.

Войны памяти при активном участии государства ведутся не только в России. Однако именно в нашей стране они приняли наиболее агрессивные формы, особенно после присоединения Крыма в марте 2014 года. Ежегодные парады с участием современной военной техники стали символом мощи государства, как её понимают в Кремле. Парад в честь 75-летия Победы должен был подтвердить престиж российской власти и лично Путина. Не случайно решение о его переносе из-за эпидемии коронавируса принималось так долго.

Наконец, власть перехватила и народные инициативы коммеморации о Великой Отечественной, в частности, родившуюся в Томске акцию «Бессмертный полк», участники которой несут 9 мая портреты погибших и воевавших близких. Акция из общественной превратилась в государственную, в ней участвуют президент и представители политической элиты.

Милитаризация политики и сознания породила лояльные ответы обывателей вроде наклеек «Можем повторить!» и «На Берлин!». Празднование 9 мая превратилось в демонстрацию лояльности бюрократии высшей власти. Казенный патриотизм и его проявления иногда вырождаются в фарс, вроде недавнего похода водолазов с портретами ветеранов по дну Оки в Орле или призыва прыгнуть 75 раз со скакалкой в честь 75-летия Победы

Наконец, применение Победы в политических целях породило стремление использовать ее символику для продвижения брендов, личного обогащения. Соцсети и объявления в последние годы предлагали «быстрый доход» на пилотках, флажках и наклейках к 9 мая. Фронтовиков, чей моральный авторитет мог бы охладить пыл торговцев, осталось совсем мало, их голос почти не слышен. Недостаток вкуса, чувства меры и невежество стремящихся заработать на символах войны приводит к появлению экстравагантных товаров. Одни вызывают недоумение (например, пряники с котом в солдатской пилотке или трусы камуфляжной расцветки с надписью «На Берлин!»), другие – возмущение (открытки и плакаты с изображением солдат вермахта и немецкой военной техники времен Великой Отечественной: дизайнеры не удосужились проверить, что печатают). Массовая торговля символами войны и Победы – это опошление исторической памяти, имитация уважения к павшим.

Все это порождает отчуждение от власти, затрудняет совместную работу общества и отдельных людей по созданию общей памяти о войне. Впрочем, все больше россиян занялись изучением частных историй войны, судеб своих воевавших и погибших на созданных государством электронным ресурсах, где опубликованы миллионы листов архивных документов Великой Отечественной. Они с интересом исследуют боевой путь частей, в которых сражались их родственники, не обращая внимания на воинственную риторику на экранах.

Автор – Павел Аптекарь, заместитель редактора отдела «Мнения» газеты «Ведомости», кандидат исторических наук.