В школах глубинки качество преподавания часто ниже, чем в столицах. А значит, у детей меньше шансов поступить в хорошие вузы и реализовать себя. Как исправить положение, знает педагог и куратор учителей программы «Учитель для России», гостья нашего подкаста «Агенты перемен». «Рефорум» выборочно публикует беседу с педагогом Еленой Болотовой.
Про то, зачем взрослому идти к доске
Образование решает целую кучу социальных проблем. От того, насколько качественное образование получит ребёнок, от того, насколько он реализуется, зависит, насколько всё будет лучше здесь [в России].
К сожалению, у детей в нашей стране нет равных возможностей, равного доступа к качественному образованию. Просто потому, что кто-то родился в маленьком селе, а кто-то в большом городе. У условного ребёнка в Москве намного больше возможностей, чем у жителя села в Тамбовской области.
«Учитель для России» – это общественная инициатива, и главная её миссия – преодолеть неравенство в образовании. Это программа, которая привлекает молодых людей, необязательно с педагогическим образованием, и совместно с Высшей школой экономики даёт им пройти курсы профпереподготовки и выйти работать в школу.
Про путь учителя
[Когда я] заканчивала университет, у меня с друзьями была своя маленькая марка одежды, и мы начинали думать о том, что было бы неплохо с детьми шить вместе. А моя большая идея была в том, чтобы уехать после учёбы в регионы и делать там что-то хорошее. Я прочитала о программе и подумала: «Может быть, это то, что мне нужно». Я попробовала и оказалась в Калуге. Преподавала там мировую художественную литературу и искусство и технологию у девчонок.
Я вернулась в школу через пять лет после того, как её закончила. Всё было так же, дети учились по тем же учебникам, но проблема в том, что мир за эти несколько лет изменился катастрофически. Я вообще не уверена, что школа может быть максимально современной. Придётся всё равно отставать. Хотя! Учителя в школе в Калуге [где я преподавала] уже говорили про ФГОС, про развитие гибких навыков, про важность групповой работы, у себя в школе я такого не помню.
Про важность индивидуального подхода
Мы все суперразные приходим в первый класс, а в одиннадцатом нам всем одинаково надо сдать одинаковый ЕГЭ. И детей всех учат по одной схеме, по одной системе. Было бы классно, если бы у преподавателя был ресурс индивидуально помочь каждому ребёнку, выстроить с ним маршрут. [Без этого] мы в девятом классе получаем детей, которым надо сдавать ОГЭ, а они таблицу умножения не помнят. Потому что ступенька где-то эта пропустилась. А если бы была дифференциация, можно было бы конкретно с этим ребёнком сесть в третьем или в четвёртом классе и дать ему не два урока на таблицу умножения, а пять.
Про ЕГЭ
Я не вижу эффективного альтернативного пути для такой большой страны, как Россия. Если бы каждый ВУЗ проводил вступительные испытания, страшно было бы представить бедного одиннадцатиклассника, который носится между Питером, Москвой и Казанью, пытаясь поступить в три-пять вузов, и не успевает ничего сдать.
Про обучение на практике
Я считаю, что школа должна быть супер-практикоориентированной. Давать решать задачи на проценты через платёжки, которые тебе в почтовый ящик кидают. Школа не должна быть тренировкой, она должна быть жизнью. «Что делать, если я капнул себе моющим средством в глаз?» – ну, пусть мне учитель химии это объяснит. [После окончания начальной школы] мы всё больше уходим в теорию. Мы говорим на уроках обществознания про политику, совершенно не затрагивая то, что происходит сейчас в мире. Google и Apple сидят и смотрят, что в мире происходит. Мне кажется, что учитель должен тоже сидеть и смотреть.
Про реформы и права детей
Думаю, менять что-то одно неэффективно, это должен быть комплекс решений. Работа с учителями, работа с управленческими командами, с родителями, изменение системы преподавания — когда у нас [внедряется] реально деятельностный подход. Дети потом вырастут и придут работать в какой-нибудь «Яндекс», и не будут у них там стоять столы рядочком. Всё это закончилось давно.
Надо отдавать больше прав самим детям и родителям. Может, в какой-то школе дети придут и скажут: «Мы хотим форму». Окей, чуваки, вперёд, раз вы хотите форму! Давать право выбора – мне кажется, это вообще прорыв будет. И больше слушать. Например, когда дети говорят, что они не хотят форму, послушать и отменить её. Чем мне нравится «Учитель для России», что это разговор именно про ребёнка. Потому что это тот человек, те люди, которые в результате получат это образование, и очень важно, чтобы они могли повлиять на него.
Про работу с учителями
Если мы хотим, чтобы преподаватель пришёл учить детей и его подход был деятельностным, чтобы дети работали, мне кажется логичным сначала прийти к учителям и их обучить в таком же подходе. На данный момент педагоги учатся чаще всего в формате лекций…
Про слёзы и спасение от выгорания
Когда я пришла работать в школу, мне только-только исполнилось 22, я выглядела как одиннадцатиклассница. Было немножко, конечно, страшно. С кем-то классно получилось работать, и все два года было хорошо, а от каких-то классов я плакала на перемене. Когда есть параллель из трёх восьмых классов, ты готовишь урок, и он будет абсолютно разный для каждого из этих классов.
Но мне кажется, я нашла идеальную дистанцию. Я была вовлечена в то, что происходит, но это было не болезненно.
Я начала понимать, почему учитель орёт на детей, хотя я до сих пор это не принимаю и считаю, что так не должно быть. Я видела учителей, у которых 36-38 часов нагрузка – ты сначала 36 уроков ведёшь, потом тетради проверяешь. И когда этот конкретный учитель приходит и говорит: «Сели. Встали. Открыли тетради», [это происходит потому, что у него] просто нет ресурса. Редко кому удаётся не выгореть и не сделать шаг в очень простые истории «дети меня не слушаются, накричу, и начнут слушаться».
В «УдР» есть курсы, помогающие избежать такой профдеформации. Кураторская поддержка в течение двух лет помогает, во-первых, постоянно рефлексировать – что ты делаешь, почему ты делаешь. А во-вторых, на нашем Летнем институте дают конкретные навыковые истории, например, управление классом. Дети не будут сходить с ума, если им интересно на уроке. Часть проблем решается методикой, а часть – правилами, которые ты определяешь изначально и которые будут понятны дальше и тебе, и детям.
Про разницу в преподавании по регионам
Если я работаю в Калужской области и в моей школе есть дети-мигранты, [которым] я преподаю русский язык, я беру курсы профпереподготовки от программы «Одинаково разные», которая работает с детьми с миграционным опытом, чтобы помочь моему пятикласснику, у которого сейчас проблемы с русским, дотянуть до уровня класса.
На Ямале есть специальные школы-интернаты для детей коренных народов севера, родители которых находятся сейчас в тундре, для детей оленеводов. Они учатся в обычной школе с детьми из города или посёлка, в котором живут, и ещё изучают часть в интернате. Мне кажется, что контекст очень важно учитывать.
Но точно так же важно, чтобы эти дети наравне с детьми из Москвы, Чечни, Новосибирска, Казани могли поступить в университет во Владивостоке.
В программе «Учитель для России» выпускники престижных вузов, пройдя профессиональную переподготовку и конкурс на участие, на два года становятся учителями в обычных школах, где детям особенно требуются вдохновляющие педагоги, а коллективу – новые кадры.
На протяжении двух лет учителя получают методическую и стипендиальную поддержку от программы, а по их истечении могут продолжить педагогическую карьеру или развивать сферу образования из другого карьерного поля.
В 2020 году программа работает в 95 школах семи регионов России, в которых учителя проекта обучают более 30 тысяч детей.