Прогнозы порой устаревают быстрее, чем становятся достоянием публики, и даже рефлексии стремительно теряют актуальность. Многие policy papers, опубликованные до 24 февраля, нуждаются в пересмотре: событие агрессии если не сломало, то нарушило выстроенную экспертами логику преобразований. Мы попросили Георгия Чижова, члена экспертной группы «Европейский диалог», актуализировать два доклада, написанных в 2021 г. для проекта «Рефорум»: о перспективах российско-украинских отношений и о статусе спорных территорий на пространстве бывшего СССР.
В декабре 2021-го автор этих строк предложил проекту «Рефорум» своё видение развития украинско-российских отношений. Тот доклад назывался «На краю», но вероятность открытого военного вторжения России он оценивал ниже 15%, а наземные боевые действия даже в этом случае предполагались лишь на территории Донецкой и Луганской областей.
Полномасштабная война, о возможности которой с весны 2021-го судачили мировые СМИ, представлялась не слишком реальной не в силу отсутствия мотивации, потенциала или злой воли одной из сторон, но исходя из здравой оценки последствий и политического прагматизма. Многие не учли важнейший фактор – параллельную политическую реальность, в которой существует Владимир Путин и его ближайшее окружение.
Для рядового эксперта потенциальная на тот момент агрессия против соседней страны означала политическую изоляцию России, разрушительные экономические санкции, исключение из перспективных международных проектов, торможение научно-технического прогресса, снижение социальных стандартов, да и просто риск итогового поражения и развала РФ – короче, то, чего любое государство должно по возможности избегать. В параллельной реальности всё это казалось не слишком высокой ценой за «возврат исторических земель», «единение народа», «восстановление подлинного суверенитета».
Посмотреть на происходящее с такой точки зрения нормальному человеку непросто. Приходится выискивать рациональные крупицы в злобных речах кремлёвских пропагандистов (рискуя снова ошибиться – ведь параллельная реальность далеко не всегда нуждается в рациональном) и напрягать фантазию, чтобы увидеть мир через расколотое зеркало андерсеновской Снежной королевы.
То, что представляется большинству читающих эти строки национальной трагедией России, на взгляд Путина и его сторонников может выглядеть достижениями, о которых прежде можно было только мечтать. Дедолларизация экономики, кратный рост объёма торговли со странами Азии, скачок развития ВПК… И вдобавок – окончательный разгром оппозиции, вытеснение из страны остатков независимых СМИ, блокировка соцсетей, устранение даже гипотетических угроз «партии власти» на выборах. Возможно, эти люди кажутся себе прагматиками, забывая о теряющейся где-то в недалёкой перспективе неизбежной – причём для всех россиян! – расплате.
Политическое прогнозирование становится всё более сложным, уязвимым и неблагодарным. При оценке сценариев развития событий приходится учитывать взгляд из параллельной реальности» и сопутствующие ему «зато мы им покажем», «за**ут (побоятся) ответить» и даже «а вдруг пронесёт».
Но политические процессы имеют свои законы, и возможность одной из сторон переворачивать шахматную доску и смешивать фигуры не может воспроизводиться бесконечно. Диалектика в том, что эпизодически выходя за рамки дозволенного, игрок сужает себе на будущее и сами эти рамки, и возможности вновь ими пренебречь.
Кто ответит за «серые зоны»
В апреле 2021-го «Рефорум» опубликовал доклад о спорных (непризнанных или частично признанных) территориях на пространстве бывшего СССР. Кроме анализа, как сформировался статус-кво и как прежде предлагалось урегулировать проблемы каждой из территорий, доклад содержал рекомендации, как могла бы вести себя Россия, если бы хотела не дестабилизировать соседей, а нормализовать обстановку по периметру своих границ.
Перспективы коренных изменений на спорных территориях оценивались крайне осторожно. Авторы исходили из того, что сложившаяся нездоровая ситуация будет выправляться медленно, без резких потрясений, при постоянном поиске компромисса (а ещё лучше консенсуса) между всеми заинтересованными сторонами. Значительная роль отводилась воле населения самих территорий – разумеется, при установлении её в соответствии с международными правилами и практиками. Не делалось однозначного вывода даже в отношении будущего Крыма – хотя и признавалась абсолютно неправовая природа его аннексии.
За полтора года перспективы спорных территорий изменились коренным образом. Джинн простых силовых решений сложных проблем, выпущенный Кремлём из бутылки, отодвинул в сторону инструменты тонкой настройки. Брутальное вторжение в Украину актуализировало проблему спорных территорий и непризнанных государств по всему миру, включая самую значительную – Тайвань, которую некоторые западные политологи считают потенциальным поводом для развязывания новой мировой войны. Однако для самопровозглашённых государств в сфере влияния РФ ситуация предельно упростилась.
Брутальное вторжение в Украину актуализировало проблему спорных территорий и непризнанных государств по всему миру
Это уже почувствовал Азербайджан, фактический отвергнувший хрупкое равновесие, достигнутое после завершения боевых действий в ноябре 2020-го. Ряд мелких пограничных конфликтов, включая вторжение на несколько километров вглубь суверенной территории Армении; резкие заявления президента Ильхама Алиева о полном восстановлении территориальной целостности страны; фактическая блокада всё ещё населённого армянами Арцаха путём перекрытия Лачинского коридора – и полная неспособность России, взявшей на себя ответственность за безопасность армян, хоть что-то этому противопоставить. В сложившейся ситуации Москва не может позволить себе открыть «второй фронт» даже против Баку, не говоря уже о стоящей за ним Анкаре. Жители Карабаха, ещё недавно видевшие в России мощного защитника, пожинают плоды своих иллюзий.
Столкнувшись с фактическим самоустранением союзника, армянский премьер Никол Пашинян вынужден был признать Нагорный Карабах частью Азербайджана и настаивает сейчас лишь на создании международного механизма обеспечения прав и безопасности жителей региона, фактически оттягивая момент полной реинтеграции территории. Сам механизм с учётом настроений местных жителей и опыта поголовного выезда армян из ранее возвращённых под контроль Баку районов может и не понадобиться – следует ожидать массового исхода населения с полным уничтожением оставляемых жилищ.
Объявив об аннексии четырёх украинских областей осенью 2022 г., Россия окончательно похоронила и без того призрачную субъектность ДНР и ЛНР. Под серьёзным вопросом оказался и «уникальный статус» Крыма. Сейчас всё это не более чем оккупированные территории, полное возвращение которых Украина объявляет своей военной целью и минимальным условием для прекращения боевых действий.
Стоит отметить, что если бы Москва сегодня согласилась вывести войска из всех регионов «материковой» Украины в обмен на «заморозку» статуса Крыма, Киев столкнулся бы с беспрецедентным давлением своих западных союзников в пользу подобного варианта остановки кровопролития. Противостоять такому давлению было бы непросто. С другой стороны, оказалось бы крайне трудно убедить украинское общество в том, что создание международных институтов и процедур для справедливого решения судьбы Крыма при заморозке статус-кво на 15-20 лет – это и есть горячо ожидаемая победа.
Впрочем, пока Кремль демонстрирует готовность продолжать войну и, скорее всего, пропустит «точку невозврата», после которой сохранить Крым хоть на какое-то время и хоть на каких-то условиях ему уже не удастся. Если не в краткосрочной, то в среднесрочной перспективе Украина, видимо, вернёт себе все официально принадлежащие ей территории, причём мнение населения этих территорий уже не будет иметь решающего значения.
Объективно оценить общественное мнение на оккупированных территориях сейчас невозможно. Очевидно, что районы, захваченные начиная с 2022 г., настроены в значительной мере проукраински. Их жители сталкиваются с чудовищными нарушениями своих прав (начиная с права на жизнь) и становятся свидетелями и жертвами военных преступлений. Менее понятна ситуация с населением районов, оккупированных в 2014-15 гг. Здесь почти не ведутся боевые и партизанские действия, куда сильнее пророссийские настроения: огромная часть проукраинских жителей к 2022-му уже уехали, оставшиеся подверглись серьёзной пропагандистской обработке. Многие воспринимают возвращение под власть Киева как личную угрозу, однако, в отличие от Арцаха, свои дома в случае реинтеграции в Украину без больших боёв вряд ли покинут больше 15-20% сегодняшнего населения Крыма и прежних ОРДЛО. Разумеется, в случае упорных сражений за каждый город ситуация окажется совершенно иной, но это уже будет связано исключительно с вопросом физического выживания.
В Приднестровье уже осознали, в насколько неудобное положение поставила их российская агрессия. Ужесточается позиция Кишинёва, который опасается, что россияне устроят в Молдове беспорядки, используя в том числе неподконтрольную правительству страны территорию. В прошлом году всерьёз обсуждались возможности как вооружённой провокации РФ против Украины с территории Приднестровья, так и превентивной оккупации самопровозглашённой ПМР украинской армией (с военной точки зрения это не составило бы для ЗСУ большой проблемы). Тирасполь сегодня не проявляет никаких амбиций и старается просто пережить без больших потрясений российско-украинскую войну. После её завершения (поражением Кремля) у приднестровских элит, по всей видимости, не останется альтернативы постепенному сближению с Кишинёвом вплоть до реинтеграции в состав Молдовы на тех или иных условиях. Вполне возможно, именно здесь будет реализован сценарий цивилизованного решения проблемы спорной территории с восстановлением международно признанных границ, который станет образцовым для постсоветских стран.
Единственными спорными территориями, которые имеют существенные (но далеко не гарантированные!) шансы сохранить некое подобие государственной независимости после окончания войны в Украине, остаются Абхазия и Южная Осетия. Этому способствует как этническое размежевание в регионах, так и непоследовательная позиция правительства Грузии в отношении Москвы после 24 февраля. Легко представить ситуацию, когда у «коллективного Запада» во главе с США, который вскоре может оказаться единственным модератором в этой части Южного Кавказа, просто не будет достаточной мотивации добиваться восстановления территориальной целостности страны. Тем более что возвращение автономий под контроль Тбилиси теоретически может спровоцировать новые этнические чистки.
Впрочем, непонятно, кто возьмёт на себя бремя экономической поддержки Южной Осетии и Абхазии после утраты своих позиций Москвой. К тому же в случае скорой (до окончания российско-украинской войны) смены власти в Грузии на более прозападную резко повысится вероятность принудительной реинтеграции мятежных автономий после вынужденного ухода России из региона.