Путинский режим монополизировал все разговоры о внешней политике. Альтернативной концепции, к сожалению, нет. Даже часть противников Путина отдала ему эту поляну – мол, нам там делать нечего. Виноваты в этой монополизации как кремлёвские СМИ, так и то, что в стране почти нет нормальных дипломатов. Да и откуда им взяться в обществе, которое дезориентировано, равнодушно, не обладает целостным представлением о своих национальных интересах?
Материал по итогам выступлений Константина Эггерта публикуется с разрешения проекта Sapere Aude.
Нет никакой общественной экспертной дискуссии о том, как будет действовать Россия на внешней арене, случись что. Это знает и решает только один. Чиновники даже не ждут, что их мнение спросят – так Сергей Нарышкин мямлил в ответ на вопрос о Донбассе, хотя речь шла о сфере, за которую он в ответе.
То, что международная политика сейчас заменилась бомбами – неизбежный результат путинской внутренней политики, которая строится на коррупции и страхе. Здесь выживают только лояльные чиновники, любой профессионализм – хоть в области экономики, хоть во внешнеполитических делах – является фактически преступлением против системы, ибо настоящий профессионал всегда независим.
Распад империи осознавался 10 лет, за это время в умах многих граждан удалось сформировать образ униженной России, где бывшие инженеры просили милостыню, а Америка диктовала Ельцину, что делать. Я свидетель: всё было не так, Борис Ельцин и Андрей Козырев (первый министр иностранных дел РФ – «Рефорум») как раз пытались сформулировать новую внешнюю политику для новой, открытой России. Это была искренняя попытка, пусть и неудачная, вписаться в сообщество демократических наций. Новая страна искала свой путь прямо на наших глазах, все мои коллеги и собеседники это ощущали. Никакого унижения в этом не было.
Но попытка синхронизировать внешнюю политику с внутренней демократизацией закончилась. Саддам Хусейн стал наших другом, а современные звёзды запели «Старые песни о главном»: начался реванш.
Сейчас российский МИД – бесполезная структура. Дипломаты пишут справки наверх исходя из того, что начальство хочет услышать – это подтвердил в разговоре со мной Борис Бондарев, бывший советник представительства России при ООН. Это пропагандистское ведомство и библиотека внешнеполитических кейсов: когда президент едет, например, в Нигерию, из МИДа к нему приезжает чиновник с рассказом, какие договора с Нигерией сейчас действуют и что там происходит.
МГИМО бесполезен: его создали для детей пролетариев, которым нужно было рассказать, где находится Париж и как носить фрак. Современному обществу это не нужно.
В будущей России МИД всё-таки потребуется: страна не сможет обойтись небольшими полицейскими силами. Другое дело, что должен произойти полный демонтаж системы набора людей, возможно, закрытие МГИМО, постепенная кадровая переаттестация. Любой МИД иерархичен – но он должен стать полностью другим. Сама внешняя политика должна иметь больше парламентского контроля.
Нужна открытая и понятная система набора людей, чтобы МИД не превращался в гибид масонской ложи и армии
Нужна открытая и понятная система набора людей, чтобы МИД не превращался в гибид масонской ложи и армии. Наследственный дипломат в третьем поколении – это неплохо, есть ты прошёл открытый конкурс с независимым контролем. Пора взорвать атмосферу закрытого клуба. Такие клубы хороши после работы: рисуйте, играйте в покер на здоровье. Но любое ведомство в демократической системе должно отражать интересы общества и не терять контакт с ним. И полномочия регионов во внешней политике должны быть немалыми: нужно обязательно слушать Хабаровский край в вопросе, как быть с Китаем, а Дальний Восток – при разговоре об отношениях с Японией.
В Российской империи дипломатами были аристократы: все всех знали, политика была политикой дворов. Потом империи рухнули, и в дипломатию стали приходить самые разные люди. В парламентских демократиях большая часть министров – представители выигравшей партии.
Пора набирать в дипломаты людей из разных сфер и регионов, с разным бэкграундом: пусть это будут правоведы, историки, экономисты, специалисты по естественным наукам. Главное, чтобы им было интересно работать на госслужбе, интересно заниматься международными делами. Михаил Горбачёв назначил Эдуарда Шеварнадзе министром иностранных дел СССР, хотя тот не был профессиональным дипломатом, потому что ему нужен был прорыв.
Мне нравится американская система публичного «прожаривания» новых дипломатов – когда назначаются новые послы, там проходят сенатские слушания. Сенаторам важно понять, как этот человек будет представлять США. Это можно и нужно делать в России: внешняя политика может меняться, но ты в любом случае несёшь в мир образ страны.
И важно, чтобы эти сотрудники нового МИДа – как и все прочие российские люди – не боялись.
Зачем нам Первая поправка
Российское общество находится сейчас в зоне комфорта, там, где нет необходимости самостоятельно думать. Первая причина такого состояния – низкий уровень жизни, вторая – отсутствие представления об окружающем мире: всего у 30% россиян есть загранпаспорт, выезжают за рубеж в основном жители столиц или приграничных регионов (а многие держат паспорта лишь затем, чтоб раз в год выехать в all inclusive в Турцию – и даже не в Стамбул). Многие и в Москве не были, не то что в Париже. Плюс общество 20 лет получает от Путина уверения в том, что оно никогда ни в чем не виновато, а виноваты остальные. Так воспитывается беспомощность и безответственность.
Никто не знает, какой будет будущая Россия и будет ли вообще, все опции после 24 февраля открыты. Но какой бы она ни сохранилась, хочется, чтобы та российская оппозиция, которая будет претендовать на власть, подняла на свои знамёна принцип Первой поправки. На каждый роток не накинешь платок – и хорошо бы не накидывать, иначе огромная, многонациональная, расположенная во многих часовых поясах Россия так и останется страной подростков, которые смотрят в рот президенту или губернатору.
Самый большой кризис в России – моральный. Мы ничего не можем противопоставить этому хаосу, кроме просвещения.