Фонд демократического развития и Фонд Бориса Немцова за свободу провели онлайн-дискуссию, посвящённую протестному движению в стране. Модераторами выступили публицист Максим Трудолюбов и Жанна Немцова, соучредитель Фонда Немцова. Главный вопрос – каким будет российский протест-2021.
Протесты в российских регионах начали набирать обороты в 2018-м и в 2019-м происходили практически повсеместно – причиной стала экономическая стагнация, пенсионная реформа и отсутствие перспектив в целом. Хабаровск выделился на общем фоне своей масштабностью – на улицы вышло до 10% населения города – и длительностью: люди протестуют почти полгода.
Каковы особенности нынешнего протестного этапа?
Первое и самое очевидное – уровень жизни упал из-за пандемии, и люди всё чаще протестуют не по политическим, а по экономическим поводам, причем эти протесты объединяют все слои населения, рассказал Сергей Беспалов, руководитель штаба Алексея Навального в Иркутске: «Самый животрепещущий вопрос в моем регионе касается тарифов».
Уличная фаза протестов переживает сложный период, добавляет Алексей Ворсин, координатор штаба Алексея Навального в Хабаровском крае. Многие протестующиеподверглись арестам, но по-прежнему готовы выходить на улицы – вопрос в том, чтобы найти новые пути развития протеста: «Потенциал огромный, котел продолжает кипеть, пусть власти и прикрутили крышку».
Вполне вероятно, что протестные настроения в ближайшем будущем будут исходить именно из провинции, полагает тверской активист движения «Открытая Россия» Артём Важенков. Виной тому хищническое поведение федеральной власти и возрастающий запрос регионов на децентрализацию.
Люди начинают остро осознавать свою принадлежность региону, городу. Это подтверждает активистка из Екатеринбурга Полина Грейсман: «После всех протестов екатеринбуржцы осознали себя владельцами города, у нас появился свой уральский мерч, своя идентичность. И сейчас каждое распоряжение из Москвы, любая попытка что-то указать, насадить воспринимается максимально остро. Идёт инициатива по воссозданию прямых выборов мэров городов: мэры на Урале настолько слабые, что люди всё сильнее хотят выбирать их сами».
На фоне общего стремления к децентрализации протесты стали силой, объединяющей регионы и государства.
«Мы в шутку говорим, что мы – маленький провинциальный город между Хабаровском и Минском. Люди говорят: в Хабаровске ходят, в Минске партизанят, а мы за свои права не можем собраться, хотя ничто не мешает», – отмечает Сергей Беспалов. «Мы понимаем, что нам одним не справиться», – говорит Алексей Ворсин. Проблема слишком глобальная и системная, в ситуации Фургала может оказаться любой: «Мы очень внимательно следили, когда люди выходили с пикетами в поддержку Хабаровска, мы в свою очередь очень сильно топили за Байкал и за Беларусь – каждый хабаровчанин может поставить себя на место белорусов».
Переоценить влияние Беларуси на то, что происходит в России, невозможно, уверен и Артём Важенков: «Основные точки напряжения в Твери – вокруг строительства инфраструктурных объектов. Люди протестуют, потому что собираются сносить их дома. [Они заявляют] на поселковых собраниях: а мы будем как в Хабаровске! А мы будем как в Белоруссии! Нам нужно готовиться к тому, что белорусские события могут повториться и у нас – с пытками, избиениями, насилием. Работы для правозащитников будет много».
Для России главные протесты в этом году случились в Беларуси, подтверждает мнение активистов профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук Григорий Юдин. Рано или поздно российская протестная траектория приблизится к белорусской, вторит ему профессор Университета Джорджа Вашингтона Мария Снеговая. Стоит только помнить, что пока Россия в более благоприятной экономической ситуации.
Чтобы понять, что происходит с протестной активностью в России, нужно видеть долгосрочные тренды, продолжает Юдин. Это усталость от системы, в первую очередь у молодых поколений. Это очевидный запрос на локальное самоуправление: «Россия чудовищно централизована, и это создает всё более сильное раздражение. Для Москвы это не менее актуально – она тоже пытается бороться за свою территорию». Это общие и все чаще озвучиваемые претензии к высокому уровню неравенства в стране, это запрос на смену элиты, смену политического стиля. Наконец, это запрос на более уважительные отношения между людьми и к среде, в которой мы живем, возрастной разлом и разлом, связанный с медиапотреблением. «В 2019 году это всё проявилось в серии успешных протестов – Екатеринбург, Шиес, Москва. В 2020 году мы увидели отчаянную попытку перехвата инициативы со стороны Кремля, они поняли, что ситуация выходит из-под контроля», отмечает Юдин.
Однако плебисцит дал возможность развернуть моральную ситуацию в стране. Сегодня россияне постепенно преодолевают разобщенность и становятся единой нацией.
«Мы наблюдаем, как маленькие ручейки начинают объединяться», – говорит и Мария Снеговая. Растёт информированность о протестах на федеральном уровне, территориальная локализованность протестов пусть медленно, но преодолевается: благодаря интернету о Хабаровске знает до 60% россиян.
В группах до 55+ присутствие в интернете чётко коррелирует с большей оппозиционностью и большей информированностью о происходящем, и эта поляризация углубляется.
Пандемия и ухудшающаяся экономическая ситуация пока отодвинули протесты на второй план, однако «можно ожидать, что когда эти факторы будут преодолены, [нас ожидает] всплеск социальной активности», уверена эксперт. Плохие новости в том, что выученная беспомощность по-прежнему распространена, нет выраженной межрегиональной поддержки. Рейтинг Путина выше, чем у Лукашенко, летнее падение восстановилось: Кремль учится в том числе на опыте Лукашенко и не будет совершать его ошибок.
Что станет триггером протеста, непонятно, да и не так важно: фон важнее, чем триггер, резюмирует Юдин. Когда затяжная экономическая стагнация, которая настраивает регионы против власти, соединяется с демократической оппозиционной поддержкой столиц, происходит качественный переход. До него пока далеко, но тренд очевиден.