28 октября Константин Морозов, руководитель программы «Борьба антиавторитарных сил за свободу в Российской империи и СССР» в «Мемориале», рассказал в Reforum Space Vilnius о тех, кто боролся за субъектность личности и общества 100 и даже 200 лет назад и о том, почему так важно знать их имена и биографии.
Сто лет назад в специализированных тюрьмах (их на весь СССР было 5) и в ссылках находилось было 10-15 000 анархистов и социалистов-революционеров. Какие это были люди! В 2003 году Гавриил Попов, тогдашний президент Фонда развития социал-демократических и социалистических идей, высказался на одном мероприятии: «Чтобы нам победить сейчас в России, нужно ввести избирательный ценз для интеллигенции, приравнивать к одному голосу интеллигенции сколько-то голосов рабочих». Я ответил тогда, что так у них ничего не получится. Если бы машина времени перенесла из ссылки 1933 года 70-80 фигур даже не первого ряда, они сделали бы всё, чтобы воссоздать свои партии. Это — одна из причин уничтожения этих людей и их традиций.
В 90-е в нас жили представления XIX века: мол, достаточно написать правильную программу, и все проникнутся идеями справедливости и пойдут за ними. Но без людей ничего не получается — получаются только партийные симулякры, которые легко меняют и дискредитируют любые программы: в советское время дискредитировали идеи справедливости и социализма, в 90-е — идеи демократии и либерализма.
Долго считалось, что главное — бороться со советским наследием. Но путинская историческая политика, провозгласив тотальную непрерывность российской государственности, соединила ценности царской авторитарной власти, советского и российского тоталитаризма. Одна голова у российского орла в шапке Мономаха, вторая — в сталинской фуражке. Но сердце у орла одно, а в нём уверенность, что субъектна только власть. И я вижу, что нам нужно бороться с общими ценностями авторитарных и тоталитарных властей — неприятием свободы, самоуправления, борьбы народа за субъектность, демократии как таковой.
Всех героев нашей программы объединяет желание свободы для себя и для всего общества. Они боролись за субъектность личности, субъектность народов. Сегодня мы видим нарастание борьбы за субъектность всех типов, включая гендерную (как и борьбы против этой субъектности). Наши герои — это наши предшественники в этой борьбе. Не случайно Арсений Рогинский ещё в конце 70-х встречался с уцелевшими в советских лагерях меньшевиками, опрашивал их об их товарищах и составлял материалы с биографическому словарю, делал с друзьями альманах «Память», где эти сюжеты были отражены.
В последнее время о России поговаривают как о стране рабов и орков. Хотя у нас богатейшая история сопротивления и борьбы за свободу, которую осуществляли ярчайшие люди. Но эту историю почти никто не знает: она была вычеркнута из учебников и вычёркивается сейчас. Даже антисоветски настроенные граждане, скорее всего, не вспомнят, кто такая бабушка русской революции Брешко-Брешковская, кто такие Михайловский или Лавров.
Когда в начале 90-х заговорили о «России, которую мы потеряли», почему-то подразумевали под ней Россию царей, забывая о другой потерянной России — России Льва Толстого, Герцена, Кропоткина, Милюкова, Чернова. Нам нужно вернуть эти имена, эти идеи в оборот — и научный, и общественный. Говорить о том, что в России была не только авторитарная московская власть, но и сопротивление ей. Были образцы другого устройства власти, были вечевые республики, иначе была устроена власть на территории Великого княжества Литовского, большую часть населения которого составляли славяне.
Мы должны обращаться к фигурам и идеям не только диссидентов, но и их предшественников. Были и есть люди, которые не склонны воровать или, как в американских фильмах, повторять «справедливости нет, детка». Справедливость в общественной жизни существует, Европа движется в этом направлении. Были и есть люди, которые хотят защитить человека от насилия во всех его видах, сделать жизнь более гуманной и справедливой. В 1917 году уже были все необходимые предпосылки для модернизации и вестернизации, создавалось самоуправление, мощное профсоюзное движение, партии европейского уровня. Но люди и традиции, которые они взращивали полвека, были снесены, убиты, эмигрировали.
Конечно, у освободительного движения были ошибки. Была переоценка, идеализация народа. Но это лучше, чем обзывать народ «глубинным», орками, относиться к людям как к недоумкам. А я видел эти настроения в 90-х. Я понимаю, откуда они, помню, как советская власть натравливала народ на интеллигенцию. Но вера в то, что общество может и должно развиваться и совершенствоваться, очень важна.