Современная история России привязана к электоральным циклам. Дело ЮКОСа, Болотная, митинги после выхода фильма «Он вам не Димон», штабы Навального, протесты в Хабаровске, очереди за Надеждина возникли в ответ на будущие или прошедшие выборы. И нынешние проблемы страны начались с институциональных электоральных проблем. 3 июля Давид Канкия, член совета движения «Голос», напомнил гостям Reforum Space Budva, что происходило с выборами, их участниками и избирателями в последние 20 лет.
Когда закончился, СССР, никто не понимал, как должны быть устроены электоральные процедуры. Каждые значимые выборы — и это первое и главное отличие России как несостоявшейся демократии, — проходили по новым правилам. Перед каждыми выборами власти создавали для себя максимально комфортные условия. Понаблюдаем за эволюцией выборов в Госдуму: власти меняли правила нарезки округов, чтоб подгонять их под удобных кандидатов, меняли количество партий (сначала консолидация, потом уничтожение малых партий), повышали входной барьер, ограничивали регистрацию партий — если в 2003-го в России было 100 партий, к выборам 2011-го осталось всего 7. Когда «Единая Россия» была относительно популярна, три четверти мандатов распределялись через политические партии. Сейчас её популярность упала, и приняли новое правило: 80% депутатов выбираются по одномандатным округам, где выигрывают ставленники той же «Единой России» за счёт недопуска сильных кандидатов, создания спойлеров и пр. Партия, не имеющая реального большинства, набирает 30-35% и за счёт одномандатников получает 90% депутатских мест.
Интересно, на выборах 2008-го было больше фальсификаций, чем в 2011-2012-м, за Медведева больше нарисовали, больше вбросили, но это было никому не интересно. Люди пользовались экономическим ростом, занимались частной жизнью. К 2011-му гражданское общество подросло, у каждого в кармане уже был смартфон, к выборам 2012-го власти поставили камеры на избирательных участках — и поток видео с вбросами, с переписанными протоколами взорвал общество. На тех выборах я был координатором «Голоса» по Краснодарскому краю и помню, как мы сумели попасть на один из участков в районе олимпийской стройки. Наш наблюдатель принёс протокол, где за «Яблоко» было 100 голосов. Сличили на следующий день — 100 яблок превратилось в 0, а у «Единой России» прибавилось 100 голосов. Та же история была в Москве. Это вызвало протесты на Болотной, митинги за честные выборы и огромный политический кризис.
Хотя протесты не добились глобальной цели, они создали новую политическую реальность. Многие стали интересоваться политикой, люди в регионах захотели пойти в депутаты — мы видели это по аналитике, наблюдали лично. В 2013-м Алексею Навальному почти удалось увести Сергея Собянина на второй тур, а второй тур провластные кандидаты обычно проигрывают. Было ощущение, что выборы-2016 станут огромной проблемой. Власти извлекли уроки и опрокинули шахматную доску, начав конфликт в Украине и аннексировав Крым. Переключили внимание с внутренней повестки на внешнюю. Того же самого, на мой взгляд, они хотели добиться в феврале 2022-го.
Я уверен, что если бы на московских выборах в Мосгордуму в 2013-м и 2019-м было чуть больше везения и политической консолидации, всё пространство страны могло бы измениться. Оппозиционная Мосгордума могла создать очень много проблем властям. Чтобы убрать риски, ЦИК придумал дистанционное электронное голосование. После ковида появилось ещё и многодневное голосование. Сейчас выборы в Москве рождаются из чёрного ящика ДЭГа, из усилий сисадминов. Мы пытались разобраться, как это работает: нет ни одной причины утверждать, что результаты ДЭГа соответствуют тому, как люди голосуют.
«Крымский консенсус» уничтожил в России внутреннюю политику до самого 2017-го. Выборы в 2016-м были скучными: трудно было заманить людей в наблюдатели, Навальный поддержал их бойкот — и это привело к провалу всех результатов. Зато в 2018-м в преддверии выборов президента случился очередной всплеск. Вышел «Он вам не Димон», президентская кампания Навального взорвала регионы. Огромное число молодых людей впервые заинтересовалось политикой. Но машинка вовсю работала: были приняты законы, запрещающие персонально Навальному участвовать в выборах (помним про условия, меняющиеся вслед за задачами власти).
Думаю, в 2017, 2018 и даже 2021 году было не поздно что-то поменять через выборы. Но в итоге мы пришли к тому, что каждый 10-й гражданин вообще не имеет права участвовать в выборах в России, даже в выборах муниципальных депутатов. Иностранные агенты не могут быть ни кандидатами, ни наблюдателями — это законодательная новация перед выборами-2024. В Петербурге нескольких муниципальных депутатов признали иноагентами перед выборами.
Россия вышла или приостановился действие многих международных договоров, регулирующих проведение избирательных кампаний. Верховенство международного права, которые декларирует принципы выборов (открытые, честные свободные, с равными условиями для кандидатов) поставлены под вопрос.
После начала полномасштабной войны упразднён статус наблюдателя с правом совещательного голоса — кто был наблюдателем, понимает, что это лучший статус на участке: больше допуск к документам, больше полномочий, нет предварительной регистрации. Появилась возможность проведения выборов в условиях ЧС — это было сделано для т. н. новых территорий, но ничто не мешает проводить организовать так любые выборы где угодно. Такие выборы проводятся местной администрацией, списки избирателей скрыты, комиссии формируются также из администрации. В стране не осталось СМИ, которые могут открыто говорить о том, что происходит.
В выборах разочаровались не только избиратели, но и кандидаты. Они даже не несут документы в избирком, понимая: их шанс оказаться в бюллетене нулевой. Те, кто всё же принимает участие в политической жизни, говорят только о местной повестке (лавочки, поликлиники) и не затрагивают глобальные вопросы, чтобы не попасть под законы о дискредитации и фейках.
Т.н. выборы президента 2024 года во многом исторические. Раньше, говоря о фальсификациях, мы делили регионы на три типа: электоральные султанаты (в основном национальные республики, где даже не считали голоса, сразу рисуя нужные цифры), регионы смешанного типа (крупный областной центр, где есть наблюдатели, и сельская местность, где рисуют, как в Чечне) и регионы с честным подсчетом — до введения ДЭГ это была Москва и регионы Северо-Запада. Сейчас нет разницы в результатах Чечни, Краснодара и Москвы. Слой фальсификаций размазан более-менее ровно: и в Сочи, и в столице Каневской нарисовали 98% явки и 98% голосов за Путина.
Сергею Шпилькину, чтоб построить графики, где реальные голоса отделены от сфальсифицированных, нужно отталкиваться от участков или территорий, про которые известно, что там всё посчитано честно. На этих выборах честных избирательных участков нет. Нет базы. Мы знаем, что 22 млн голосов — это прямые приписки, без ДЭГ, где проголосовало 18 млн человек, и без учёта присоединенных территорий, где данные закрыты (нам, как в Беларуси, озвучили цифры, но не дали разбивку). Итоговые цифры безмерно далеки от реальности. Такой уровень фальсификаций ставит Россию на одну доску со среднеазиатскими диктатурами.
Путин заявил, что собрал 2 млн подписей, но единственные очереди, которые мы видели на выборах, — это январские очереди в штабы Надеждина. Думаю, 99% россиян не слышали о нём до выборов, но даже небольшая оппозиционная консолидация привела к тому, что люди по несколько часов стояли на морозе, чтобы антивоенный кандидат оказался в бюллетенях. Очереди за Надеждина, поддержка Дунцовой, участие в «Полуюне против Путина», интерес к нашим аналитическим материалам даже в нынешней ситуации внушают мне оптимизм. Я убеждён, что внутри российского общества есть значимый запрос на представительство, на политические перемены. Как только будет возможность, мы увидим много ярких и, надеюсь, талантливых людей, которые захотят принимать участие в политике не только на федеральном, но и на региональном, и на муниципальном уровне (хотя власти явно готовятся: надвигается муниципальная реформа, упраздняющая нижний, сельский уровень депутатов — а это 90% всех выборных должностей в России).