Путинский режим часто называют с мафиозным. Это справедливо? Как так вышло, что война подвинула российское государство вперёд во времени, и почему это не очень хорошая новость? Рассказал преподаватель FLAS, автор программы по политическим наукам в Шанинке Александр Зарицкий. Предлагаем конспект его выступления в Reforum Space Budva.
Экономисты популяризировали модель происхождения государства, где в основе рациональный интерес. Есть бандит, он грабит и убивает, отбирает у людей имущество и деньги. Это может продолжаться до момента, пока не появляется бандит побольше. Если вы хотите расти как бандит, вы думаете: как мне обезопасить себя от конкурентов и делать так, чтоб мешки денег пополнялись? Бандит меняет имидж, окапывается на какой-то территории и начинает предоставлять её жителям услуги в обмен на дань (налоги). Это рэкет. Экономисты, которые верят в эту теорию происхождения государства (в частности, Мансур Олсон), говорят, что рано или поздно любой осёдлый бандит находит точку равновесия, в которой он грабит не настолько сильно, чтоб люди восставали, но его доходы достаточны для его прожектов. Если такой бандит может долго поддерживать стабильность на определённой территории, он превращается в правителя. Так возникают протогосударства.
Что отличает государство от стационарного бандита, от организованной преступности? То, с какой целью используется насилие. Бандит обогащается. Пытается как можно больше взять и ничего не отдать. Государство в идеале — оператор общего блага. Мы за налоги покупаем у него услугу по обеспечению порядка и безопасности, по защите от произвола, и оно оказывает её сразу всем. Мы согласны мириться с существованием государства не только потому, что у него есть оружие, но потому что считаем, что оно нужно и полезно.
В мафиозных структурах всё с виду то же, но работает иначе. Организованная преступность чаще всего расцветает там, где есть вакуум власти, где проникновение государства достаточно слабое, его нет или оно не может или не хочет контролировать территорию (как в Кущёвке). Хрестоматийный пример — мафия Южной Италии, возникшая, когда новоиспечённое королевство не могло ещё контролировать регионы. Кроме того, безопасность и порядок в случае с мафией — это товар: мафия, как нелегальный ЧОП, создаёт себе клиентов путем угроз и нанесения им ущерба.
В мафиозной группировке нет бумаг с печатью, нет прописанного перечня заповедей, протоколов, процедур — только персональные связи, завязанные на отношения лояльности, на личную верность. Это патронажная сеть, где люди остаются, потому что это единственный доступный им способ обогатиться. Личные связи — штука ненадежная, смотрим фильмы Скорсезе: чуть что, и человека с ногами в бетоне кидают с пирса или закапывают где-то в пустыне. Зайти легко, выйти очень сложно, внутри опасно. Но это то, на что людям приходится идти в отсутствие государства. Не контролировать насилие еще хуже — это война всех против всех и вечный страх смерти.
Российский социолог Вадим Волков предложил разделить силовые отношения в России 90-х по двум осям: насилие законное и незаконное, частное и государственное. Незаконное частное насилие — «солнцевские», «тамбовские» и пр. Они продают крышу: сами не убивают, не занимаются контрабандой и не торгуют наркотиками, но создают среду, где могут разруливать отношения тех, кто этим занимается. Как государства делят территорию, так и мафиозные группировки делят и собирают с этой территории налоги в виде дани, рэкета и пр.
Если насилие законное и частное — это ЧОП. В России нулевых они массово выходили из ОПГ. Законное и государственное — когда армия и полиция делают, что должны. Государственное и незаконное — когда становится невозможно отличить носителя должности от должности, когда люди начинают использовать возможности, которые у них есть, чтоб поддерживать свои интересы и собирать коррупционную ренту.
В России в середине-конце нулевых ситуация с виду приходит к состоянию, где законность восстановлена, коррупции и бандитов нет. Но по факту от многоцветья ОПГ мы пришли к тому, что крышевание и рэкет были монополизирован силовыми структурами. Конкуренция мафиозных кланов, силовые конфликты начали регулироваться не понятиями, а нормативно-правовыми актами. Использовать закон в отношении частных лиц и жить по закону — разные вещи. В нашем случае мы видим первый вариант. Если раньше, чтобы пригрозить, избивали окно кирпичом, то теперь в качестве инструмента устрашения — обыск, пара месяцев в СИЗО или уголовное дело. Коррупция не пропала, она была вертикально интегрирована. Там, где раньше были группировки, осталась пирамида патронажных отношений. На всех уровнях люди, как на наркотик, подсажены на неформальный доход.
Всё очень централизовано, многое не делается без окрика сверху. Ручное управление построено не на инструкциях и процедурах, а на личных поручениях и неформальных связях. Занимаемся должность не обязательно означает полномочия, и наоборот. Вы можете быть третьим секретарем помощника президента и иметь больше влияния, чем министр. В администрации президента самый важный человек — второй замглавы. Там, где есть сети неформальных отношений, появляется конкуренция разных групп за доступ к коррупционной ренте. Возникают разговоры про кланы того-то, команду того-то, про башни Кремля. «Братья» и «сёстры» начинают драться за любовь «мамы» и «папы» (а мы знаем, что Путина в определённых кругах называют папой).
Это хорошо описывает термин bad governance: правление задумано плохим, потому что там, где у вас эффективное управление и нормально работает бюрократия, сложнее воровать и вообще использовать преимущества своей должности для личных целей.
Что отличает монархию от тирании, аристократию от олигархии и демократию от охлократии? Аристотель писал, что в хороших режимах правление осуществляется в интересах всех, плохих — в интересах правителей. Хорошая крыша — под которой могут стоять все граждане. Российское государство такой крышей не было никогда.
Можно ли сказать, что российское государство мафиозно? И мафиозная структура, и структура российской бюрократии (по крайней мере до февраля 2022 года) социологически принимают форму, которая в классических текстах называет патримониализмом. В буквальном переводе это власть отца, построенная на личной лояльности и материальной зависимости. Российская бюрократия — это не мафия. Но, как и мафия, это форма патримониолизма. На определённом этапе патримониализм, где князь или барон буквально имеет в собственности всё то, что ему поручено, свойственен всем обществам (вспомним кормления на Руси при князьях и т.п.). В этой смысле российская вертикально-интегрированная коррупция — это монархия эпохи феодализма.
Три вещи могут вывести государство из этого состояния. Это индустриализация, необходимость повысить собираемость налогов и война: Это война, когда вам нужно собрать реальную большую армию (вы не можете это делать на личных связях — у вас нет столько связей), налогообложение когда вы увеличиваете эффективность, наступает точка, когда чтоб более эффективно собирать налоги, вы не можете их повышать, потому что люди взбунтуются, а повышать собираемость, то есть найти каждого налогоплательщика) и индустриализация. Бюрократия как форма организации возникает не в государствах, а на первых капиталистических предприятиях, где важны инструкции и нужны специально обусенные люди. Слишком многое зависит от каждого конкретного человека, чтобы сажать на должности детей друзей.
Переход от патримониальной структуры к бюрократической европейские государства совершили в XVII, XIX, XX веке. А в России это происходит прямо сейчас. На наших глазах Россия становится всё более похожа на современное государство — не на феодальную структуру, где все творят что хотят, пока папа не злится, а на бюрократическую машину, которая работает на достижение определенной цели. Вы видели посадки и задержания в Минобороны: государство из извлечения ренты перестраивается на войну и сажает тех, кто не понял эту новую цель — реально, а не декларативно (выводя потихоньку активы за границу) быть против всего мира. Эффективно и экономно продолжать нынешнюю войну.
Происходящее хорошо описал венгерский политолог Балинт Мадьяр: из государства, организованного вокруг коррупции, Россия превращается в государство, организованное вокруг преступлений против человечества. Если оно хочет конвеерно совершать эти преступления, ему нужна нормальная бюрократия, а тем, кто ворует слишком ретиво, придётся дать по ушам. Раньше то, что делало государство, нельзя было отличить от экономических преступлений, теперь — от терроризма. Расслабленной коррупции больше не будет.
Горизонт планирования теперь — не то, как будут жить мои дети и внуки. Это столетия, это вопрос попадания в учебники наравне с Петром и Екатериной. Но чтобы работать на такие цели, нужно построить общество, которое будет готово каждый день превозмогать. А российское общество к этому не очень стремится.