Сэмюэл Хантингтон говорил: наличие опыта демократических реформ (пусть неудачных) повышает шансы страны на успешную демократизацию; он называл это second-try pattern. Кейсы Испании, Италии, Германии, Австрии, Португалии, Греции, Чехии, Словакии, Польши, Японии, Южной Кореи и др. это подтверждают. Ошибки российских реформаторов 90-х — горячая тема. Владимир Милов полагает, что преодолеть их поможет только комлексный, даже инженерный взгляд на недостатки той конструкции. Опыту постсоветских реформ посвящена его глава для проекта «Транзит» и недавнее выступление в Reforum Space Vilnius. Вот основные тезисы разговора.
О 90-х надо говорить серьёзно и объёмно, не выбирая сюжеты, интересные только вам: там много разных и важных сюжетов. Когда начинаешь обсуждать комплексную картину, люди быстро приходят к единой точке зрения.
Учёные, политики, практики уже несколько лет (как минимум с февраля 2022-го) рассуждают, как провести демократический эксперимент после Путина так, чтобы он был более успешен, чем предыдущий. Например, мы делаем это в рамках проекта «Транзит» — пошагового руководства по преобразованиям в России после смены власти, разработанного при поддержке Free Russia Foundation.
Главная ошибка 90-х — никто из основных игроков не пытался честно строить демократические институты. Ельцина упрекают во многом справедливо: именно он взял на себя полномочия гаранта. Но нельзя не замечать, что тем же самым занимались Хасбулатов с Верховным советом, губернаторы с регионами, мэры с городами. Все тащили одеяло на себя по принципу «победитель получает всё». Такого быть не должно. Чтобы избежать этого перетягивания, мы должны в самом начале транзита заключить общественный пакт и зафиксировать там общие цели.
Вторая проблема — не было широкого запроса на демократизацию. Запрос был на изи-фиксера — лидера, который всё сам быстро сделает, и будем жить как в Америке. Спросите тех, кто строил демократию в Литве, Польше, Эстонии, Словакии, Грузии, Украине, и они расскажут: это тяжёлая каждодневная работа всего общества. Если вы от неё отстраняетесь — неизбежно придут Лужков, Путин, Примаков, Зюганов и сделают так, как хотят они.
Каждый раз от экологических протестов в регионах до выступлений жён мобилизованных люди выходят с конкретной проблемой и петицией к батюшке царю. А через время ядро протеста говорит: «Мы поняли, это сам царь, сама система виноваты, что всё так. Вот это надо менять».
Что бы было, если бы мы занимались не борьбой за власть, а строительством демократических институтов? Было бы местное самоуправление, были бы независимые суды — и никакой ставленник «Тани и Вали» ничего не мог бы сделать. Тема местного самоуправления в миллиард раз важнее темы залоговых аукционов — вот о чём надо говорить! У залоговых аукционов, кстати, было всего 6 бенефициаров. А миллиардеров в нынешний России 125. Этот эпизод не создал основу путинской диктатуры. Как и семибанкирщина — тема, придуманная КПРФ в предвыборных целях.
Чтобы строить общественные институты, нужен серьёзный инженерный подход, а не лозунги. Это сложный процесс, тут могут быть сбои и ошибки. Даже в развитых странах есть большая прослойка, которая хочет простых ответов. Но чем здоровее общества, тем больше там тех, кто понимает ценность демократии, самоуправления и пр. Россияне ничем не хуже и имеют те же шансы на успех. Можно обвинять предателей, что дом разрушен, но лучше смотреть, что не так с конструкцией, со стенами. Такой разговор сближает: если мы что-то сделали не так, мы можем это исправить.
Обязательно появятся силы, которые будут разгонять заинтересованность в патернализме. И этому надо сознательно противостоять. Если вы видите, что какая-то сила тянет одеяло на себя, надо выходить на улице и кричать о угрозе. Опыт переходных демократий, который потом становятся диктатурами (Веймарская республика, Салазар, Муссолини) говорит нам: решающим фактором становятся конкретные действия по захвату власти. Кто-то становится Лениным, а кто-то Ататюрком.
90-е были самым длинным периодом свободы (пусть частичной) в российский истории. К этому, несмотря на ошибки, нужно относиться с определённым уважением. Представьте: вы учите ребенка кататься на велосипеде. Он немного проехал и упал — и можно ругать его, а можно похвалить и продолжить обучение.
Мы все тогда страдали кессонной болезнью: только что слушали Андропова — и вот идём под плакатами «Долой КПСС». У людей не было никакого опыта демократического управления. В Литве в 1920-1930-х была государственность, а потом — десятилетия понимания, что они живут в оккупации и есть государство, которое надо восстанавливать. Была сильная политическая миграция, которая вернулась и дала глав государств.
Нужно было сразу переходить к коалиционному правительству. Его отсутствие уничтожило партии: у них не было реальных возможностей что-то делать. Сформировалось два лагеря: условно привластный (СПС) и «Яблоко», которое ушло в глухую обструкцию. А нужна была мощная партия, выстроенная снизу и выступающая за реформы без коррупции, которая могла бы идти в коалицию на ряде условий. Такие партии создавались во всех переходных странах, похожих на нас, но в России для них не было стимула в виде участия в коалиции парламентского большинства.
Теперь всё должно быть честно. Надо сразу на берегу договориться про правила, которые мы не нарушаем: не пытаемся подмять суды, МСУ, не используем прессу для узкополитических целей, только как площадку для дискуссий. Запрос на это есть у разных частей политического спектра. Условные мишустины будут хором перекрашиваться — мы ещё удивимся, сколько подпольных демократов было среди путинских чиновников.
Для транзита сейчас ситуация лучше, чем в 91-м. Нам не надо на месте плановой экономики строить рыночную, она уже есть, Путину не удалось пока её убить. И эта экономика будет чувствовать себя гораздо лучше, когда снова станет интегрированной. Это будет крупнейшее в истории быстрое открытие закрытой экономики. Проблема будет не в том, как её поднять, а в перегреве: все инвесторы, с кем мы общались, хотят в Россию.
За эти годы появилось огромное количество людей, которые знают общество, умеют с ним работать, активно рефлексируют. Демография за будущее, против Путина и патернализма. Чем люди моложе — тем сильнее они за свободу и демократию. Все негативные тренды в старшем возрасте, где ситуация меняется в силу объективных причин. Это даёт надежду. Этим надо пользоваться.
Ставлю на то, что следующий эксперимент будет на порядок успешнее: в 90-е и условий не было, и никто ничего не умел. Я предлагаю к этому относиться без заламывания рук. Не получилось — проехали 30 метров, упали. Погладили упавшего по голове, пробуем ехать дальше.