Чтобы выжить в колонии, нужно знать, как. Советская диктатура, прямая предшественница путинской, тоже мучила инакомыслящих. К нашей удаче, многие из них передали опыт своего противостояния системе. Евгения Кара-Мурза, правозащитница и жена Владимира Кара-Мурзы, рассказала о книгах, которые читает её муж, о том, что ей посоветовала Авиталь Щарански, об устаревшем подходе ряда стран к обмену политзаключённых и о том, какой должна быть дискуссия о 90-х. Видеоверсия беседы — в свежем выпуске подкаста Reforum Voice (там ещё много интересного — рекомендуем, например, выпуск с Ольгой Романовой и Михаилом Лобановым).
Владимир Кара-Мурза рассказал, что самая важная книга в его жизни — Владимир Буковский, «И возвращается ветер…». Какие ещё книги он бы порекомендовал сейчас читать?
У Володи большая политическая и историческая библиотека. Думаю, он мог бы порекомендовать всю диссидентскую литературу — Александр Солженицын, Наталья Горбаневская, Натан Щаранский, Александр Подрабинек, замечательные мемуары Елены Боннэр. Это не просто мемориальная литература, это учебники по выживанию.
СССР рухнул, огромное тоталитарное государство прекратило свое существование. Много стран получило независимость, и многие из них существуют как демократические государства. Мы справились 40 лет назад, а значит, справимся ещё раз. Это очень нелегко, нам обязательно нужно будет избежать ошибок, которые мы совершили в 90-е. Но это возможно, и сопротивление очень важно. Оно выражается в ежедневном неприятии зла, в несогласии человека с ложью, которая навязана ему государством.
Дальше — Джордж Оруэлл и Евгений Замятин, «1984» и «Мы» — это наше всё. Я бы порекомендовала прочитать «Человек в поисках смысла» Виктора Франкла — о том, что человек может выжить и остаться человеком в совершенно нечеловеческих условиях. Ещё Володя любит «Мастера и Маргариту», да и всего Булгакова.
Я после начала вторжения перечитала пятитомник Светланы Алексиевич — «У войны не женское лицо», «Последние свидетели», «Цинковые мальчики» и т. д. Эти книги помогли понять, что российское государство делает в Украине, увидеть войну глазами людей, участвующих в ней с обеих сторон.
О чём вы с Владимиром мечтаете?
Я больший реалист, чем Володя, и мне проще справляться с объёмом работы, с тяжёлым состоянием, если я просто каждый день делаю всё, что от меня зависит. Без красивых картинок будущего.
Конечно, я хочу прожить долгую жизнь вместе с Володей. чтобы мы вместе состарились, чтобы к нам приезжали внуки, чтобы он писал мемуары и курил свою трубку на веранде. Ничего грандиозного. Если это будет — значит, Россия стала свободной, наши дети могут спокойно возвращаться туда, не боясь на свою жизнь и безопасность, а Володя уже реализовал свои амбиции, связанные с построением демократии в нашей стране.
Жена Натана Щаранского Авиталь 9 лет боролась за то, чтобы муж мог покинуть СССР и присоединиться к ней в Израиле. Вы с ней знакомы?
Я неоднократно виделась с Натаном, с Авиталь говорила только по телефону. После Володиного ареста я прочитала её книгу «В следующем году в Иерусалиме». Она описывает кусочек этого девятилетия, время, когда она начала ездить по странам Запада, встречаться с политиками, журналистами. Мне её книжка очень помогла: два года назад я начала заниматься тем же самым и тоже не знала, как вести диалог. Да и сейчас не всегда понимаю. Сфера политики — Володина сфера, он блестяще всё делает, чувствует, находит правильный подход, правильные интонации. Мне сложнее. Так вот, когда я прочла книгу Авиталь, мы созвонились, я её поблагодарила, а она говорила мне, как важно давать себе выдохнуть, пытаться сохранить силы, распределять их. Я всё ещё учусь это делать, пока получается не очень, но я понимаю, о чём она и что она права.
Когда вы общались с мужем?
Дети видели его в марте 2022-го, два года назад, я — в апреле (я провела с Володей несколько дней в Париже, где он выступал на ПАСЕ и откуда потом полетел в Москву). По телефону мы разговаривали считанное число раз: дети говорили в декабре, а до того прошлым летом. Раньше был один созвон в полгода, сейчас у него нет права на звонки вообще — кроме исключительных обстоятельств, коими, как оказалось, не является 18-летие нашей дочери или 20-летие нашей свадьбы.
Думаю, власть поняла, что давить на него, обещая поблажки за решеткой, бесполезно, теперь это просто ежедневная пытка. По законодательству он, отец троих детей, должен иметь право участвовать в их восприятии. Он лишён государством этого права — как и Женя Беркович, и Наталья Филонова, и Алексей Москалёв. И это только те, кто на слуху; огромное число россиян, выступивших против войны, лишены государством права воспитывать своих детей.
Что у Владимира со здоровьем?
По словам адвокатов, он потерял минимум 30 килограммов. Полинейропатия — хроническое заболевание, связанное с повержением нервной системы в результате двух отравлений. Чтобы держать её симптомы под контролем, надо делать упражнения, вести активный образ жизни, иметь доступ к терапии. Всего этого у Володи нет, так что симптомы есть и распространяются с момента заключения. Раньше они были выражены только слева, теперь распространились на правую сторону, поражены обе ступни. Без медицинской помощи и в условиях одиночки, где он находится последние 7 месяцев, будет только хуже.
Почему его держат в одиночной камере большое полугода?
По т.н. правилам Манделы нахождение человека в одиночке больше 15 суток расценивается как пытка. Володя с сентября прошлого года всё время один, он видит только адвоката, охранникам запрещено с ним разговаривать. Это пыточные условия. Он не видел ни одной из колоний, где находился, даже на этапе его помещали в отдельный «стакан» в воронке, в отдельную камеру в вагоне.
В ИК-6 ему сказали: из одиночки мы тебя не выпустим, ты нам тут всех перепортишь (и в общем-то они правы). В колониях, будь то особый или строгий режим, политзаключённых пытаются ограничивать в контактах с остальными заключёнными. Несколько раз Володе удавалось пообщаться с уголовниками, он потом рассказывал, что, как и в советское время, политических в лагерях уважают, к ним особое отношение. Но политических заключённых так много, что скоро, возможно, в стране появятся политические лагеря.
Что мешает обмену Владимира?
Когда страны вроде Великобритании говорят «Мы не будем вступать в переговоры, чтобы не поощрять такие действия режима», они посылают чудовищный сигнал своим гражданам: если с вами что-то случится, вы останетесь один на один с системой. Этот подход не работает: ситуация с демократией в мире чудовищная. Значит, надо менять подход. Борьба за жизни заложников и политзаключённых не должна основываться на гражданстве. Многие советские диссиденты, советские граждане, обрели свободу благодаря личной адвокации американских президентов от обеих партий. Президенты считали важным бороться за их жизни, потому что хотели послать сигнал Кремлю: мы знаем, кто здесь настоящий преступник, каков характер советского режима.
Сегодня такой сигнал тоже очень важен. Путин — нелегитимный президент России. Огромное число россиян выступает против его власти и против войны. Запад хочет видеть Россию демократией? Строить её будут вот эти люди. Поэтому так важно бороться за их выживание.
О фильме Марии Певчих «Предатели»
В начале 90-х не было последовательного осуждения преступлений советского режима на государственном уровне, не были открыты архивы (точнее, открыты и сразу закрыты). А ведь люди должны были понять, что делалось от их имени в советские годы.
Сейчас нам так же важна дискуссия о преступлениях путинского режима и о тех причинах, которые сделали возможным возвращение ФСБ во власть — о необходимости такой дискуссии много раз писал Володя. Эта дискуссия должна быть максимально корректной и объёмной. Пока я вижу, что фильм (я его, честно говоря, ещё не посмотрела) привёл к очередному всплеску конфликта внутри продемократических сил.