Почему мы живём в лучшее время: мнение историка

В мир будущего возьмут не всех. А кого? И как справиться с тем фактом, что человеческая мораль прогрессирует куда медленнее, чем технологии? Глобализация — это стирание границ и формирование единого мирового сообщества в экономике, политике, культуре, науке, языке, стихийный процесс, в котором вольно-невольно принимают участие всех стран мира. Интеграция — продукт политической воли, конкретные институты и люди, почти неизбежное следствие глобализации: когда экономики становятся взаимно переплетены, им легче отстаивать свои интересы сообща. Глобализационные процессы пустили ростки ещё в античности, связи достаточно плотные, чтобы началась интеграция, возникли только к 1950-м. Почему понадобилось столько столетий, зачем странам вообще интегрироваться, и что ответить антиглобалистам на обоснованные тревоги? Отвечает историк Олег Петрович-Белкин; в конце января он прочёл в Reforum Space Tbilisi лекцию о глобализации и интеграции. Основные тезисы — ниже.

Можно выделить пять этапов глобализации и интеграции.

Первый, подготовительный — с античности до Нового времени. Появились первые многонациональные империи — Римская, Македонская, Персидская; Александр Македонский планировал создать новую единую культуру — синтез варварской и греческой. Возникли мировые религии, не привязанные к регионам. Зародилось понимание естественного права, а значит, и естественного равенства людей (а никакие глобализация и интеграция невозможны там, где один считает себя заведомо выше другого). Папский престол поощрял сотрудничество средневековых государств, пусть и в таких неприятных формах, как крестовые походы. Возрождение принесло в эту общую культуру антропоцентризм, гуманизм, его деятели мыслили мыслили себя гражданами не конкретного города или государства, а куда шире (Данте, например, говорил, что его родина — весь земной шар).

Второй этап начался в Новое время: планета стремительно осваивалась, великие географические открытия принесли понимание, что земля конечна, а значит, на ней нужно как-то уживаться. Стали возникать огромные колониальные империи — многонациональные, раскинувшиеся по всему земному шару. Британская империя, например, объединяла четверть населения и четверть территории суши. Начал возникать глобальный рынок и глобальный рынок капитала, росло международное разделение труда. Началась очень большая миграция, в первую очередь в США. Границы легко преодолимы; такая открытость уйдёт после Первой мировой и возродится только после Второй мировой.

Появляются первые международные организации — это пока не интеграционные объединения, то есть никакая власть не передаётся в условный Брюссель. Но появляется опыт взаимодействия в рамках единой структуры. Возникают и первые крупные национальные корпорации, которые пытаются выходить на международный рынок — но при этом большинство стран защищает свою продукцию заградительными пошлинами. Это опасная ситуация, приводящая к торговым и самым обычным войнам за передел мира.

Третий этап, который закончится в 1950-е, в некоторых книгах именуется периодом деглобализации. Это не то что откат, но резкое её замедление: максимальная нестабильность, закрытие границ, ограничение международных миграционных потоков, мировой экономический кризис и депрессия, заставившие закрыть и экономические границы, установление в Европе авторитарных диктатур. Страны защищают только свои экономические интересы. Господствует Версальская система международных отношений — одна из самых неудачных за всю историю, она существовала недолго и не смогла предотвратить Вторую мировую.

При этом углубляется мировое разделение труда, развивается транспорт — у регионов растут возможности специализации. Капитал начинает отрываться от национальных рамок, выходить на наднациональный уровень. Он заинтересован в том, чтоб не было крупных войн, границ, рос уровень жизни. Глобализационные процессы идут туго, но наука и технологии их подстёгивают. Наука становится глобальной, начинаются активные научные обмены (в том числе не от хорошей жизни — многие учёные бежали от тоталитарной власти, как Альберт Эйнштейн).

Четвертый этап продлился с начала 50-х до начала 90-х. Мир проанализировал трудный опыт и пришёл к выводу, что Третья мировая может привести к исчезновению человечества, а значит, допускать её не стоит. Постепенно, начиная с Европейского объединения угля и стали стало формироваться единое западноевропейское пространство. Горячим сторонником европейского единства был Уинстон Черчилль: в речи, произнесённой в Цюрихском университете, он настаивает на необходимости преодолеть старые споры (в первую очередь франко-германский антагонизм) и, сформировав союз, стать конкурентоспособными на международной арене, где доминируют США и СССР. Для кого-то глобализация — это только массовая культура. Но культура — верхушка айсберга; его основание — торговая взаимозависимость, экономические и политические связи. Интеграционные объединения появляются в Африке, Южной Азии, Латинской Америке и пр.

Мировая торговля теперь растёт куда быстрее производства, всё больший процент производимого идёт на экспорт. Это тоже ведет к взаимозависимостям. Окончательно формируется глобальный рынок капитала, развиваются информационные технологии, транспорт, средства коммуникации. Страны объединяются и для освоения космоса, а в обществах возникает понимание: Земля — мелкая песчинка, островок жизни, и её надо беречь.

Наконец, нынешний, пятый этап начался в 90-е, когда случился распад биполярной системы и множество стран, ранее не участвовавших в интеграционных процессах, оказались помещены в глобальную экономику, политику и культуру. Прямые иностранные инвестиции устремились сначала в Восточную Европу, потом в Россию, Китай, сейчас во Вьетнам, Мексику, Индонезию. Начался отказ от многих национальных валют. Большая доля ВВП перенеслась из сферы производства и услуг в финансовый сектор. У этого и негативные последствия — надувание пузырей и кризисы, — но плюсов всё же больше: динамичный рост сферы услуг, сельского хозяйства, уровня жизни.

Для интеграции должны быть общие экономические и политические цели и задачи, уровень экономического развития должен быть сопоставимым: Ангола не сможет интегрироваться с Британией — их потенциалы и уровень развития несопоставимы, общих целей быть не может. Это может быть политический шаг ,но она будет буксовтаь и ничего хорошего из него не выйдет, как с Таможенным союзом: у стран ражзыне потенциалы, разные цели.

Следующее условие — географическая близость: Канада и Австралия вряд ли будут интегрироваться при сходном уровне развития, слишком много издержек. Не должны быть резко антагонистичны идеологии, нужна культурная, политическая и ментальная близость, понимание партнёра. А ещё нужна общая проблема, которую надо решить — если вы всем довольны, незачем и объединяться.

Любопытен демонстрационный эффект: он случается, когда государства не готовы к вступлению в интеграционное объединение, но оно так для них привлекательно, что они бросают все силы на вступление. Так поступали Грузия, Молдова, Украина, так делали страны Восточной Европы после падения двуполярного мира. В 90-е их экономические и политические связи с Западом были минимальны, не было общих проблем. Но демонстрационный эффект сработал, и Евросоюз стал расширяться. А есть ещё эффект домино: если 9 соседних стран вступили в объединение, то десятая, скорее всего, тоже вступит, иначе ей будет сложно.

Следующий шаг— освобождение торговли; тарифы и пошлины мешают интеграции, чем ниже их уровень — тем она быстрее. Благодаря сначала ГАТТ, а потом ВТО и МВФ пошлины снижаются во всемирном масштабе. В 1947 г. средний уровень тарифных ставок был 50-60%, в начале 90-х 9,6%, сейчас 5-6%.

В Средневековье, даже имея цели, предпосылки и желание, интегрироваться и проводить совместную политику было очень трудно: как обмениваться сообщениями, как доехать друг ко другу, особенно в межсезонье? Радикально изменились средства делового общения, и то, что занимало десятилетия, занимает месяцы. Более того — потребность в объединении растёт вместе с терпимостью к иному. Скажи французу XIX в., что он обудет объединяться с немцем — он посмотрит на вас как на идиота. Сейчас мы не видим в людях из других стран чужаков. Мы более терпимы к инородцам, к людям другой религии и культуры, чем когда-либо в истории.

Давайте разберём аргументы противников глобализации. Скептики говорят: люди тупеют, становятся более стандартизированными, роботизированными, поп-культура создаёт пластмассовый мир. Многие слышали печальные истории об умирании языков, культур, национального своеобразия. И это правда происходит.

Есть ещё аргумент потери или размывания суверенитета — к нему апеллировали британцы, когда выходили из ЕС, сейчас такие настроения сильны в Венгрии, да и в любой стране есть евроскептики, возмущающиеся: «Наши деды защищали границы, а сейчас мы сами отдаёмся обезличенным чиновникам в Брюссель». Глобализация и интеграция бьют по самым слабым странам, богатые богатеют, бедные беднеют. Отсюда концепция золотого миллиарда, «центра — периферии», которую любит Иммануил Валлерстайн и (внезапно) Александр Дугин, который обосновывает ею российскую агрессию.

Глобализация выводит любое местное зло, любые локальные рискина мировой уровень: на его счету экологические и экономические кризисы, войны, международный терроризм с сетями и ячейками в разных странах, чрезмерные миграционные потоки, способные размыть идентичность и обрушить национальную экономику.

Но одновременно глобализация дала каждому из нас возможность легко передвигаться, общаться, знакомиться с чужими культурами и языками. Она привела к грандиозному экономическому росту — хотя он действительно концентрируется в верхах, но доходит всюду. Человечество в среднем никогда не жило так богато, как сегодня.

И при всех издержках авторитаризма и тоталитаризма уровень свобод никогда не был так высок, как сейчас. Конфликты стали разрушительнее, но и мы можем более эффективно реагировать на угрозы, и выгод от них всё меньше. Риск конфликтов понижается: ХХ век считается кровавым, но если посчитать уровень агрессии в относительных цифрах, в процентах от населения, — он был вполне мирным (по данным археологов, от 20 до 50% пещерных людей погибали насильственной смертью).

Благодаря глобализации мастера получают возможность реализовать себя в большом масштабе. Самое интересное, что было у вас в культуре, онапереносит на мировой уровень; о Толстом и Пушкине знает весь мир. Как вообще можно говорить о примитивизации как следствии глобализации, если ещё недавно большая часть жителей планеты была неграмотна? Да, кому-то Бах ближе, чем Бритни Спирс, но 90% европейцев умирали, не услышав и Баха.

Умирает внешняя оболочка, мешающая познанию других культур и людей, их своеобразия. Формируется более прогрессивное общество, где интенсивность взаимодействия между индивидами очень высока. В средневековой Европе, например, было очень много валют и систем мер и весов. Круто, своеобразно, но экономическая жизнь очень сложна. 150 лет назад, если ты родился ты крестьянином или индейцем в резервации, им, скорее всего, и умрёшь. Попробуйте в средневековом французском городе заговорить на немецком или сказать, что вы атеист или мусульманин, — да вас бы избили или изгнали.

Антиглобалисты уверяют, что от глобализации выигрывают только богатые. Но цифры говорят, что темпы роста развивающихся стран много выше, чем у развитых, страны Восточной Европы росли в среднем в 2,5 раза быстрее, чем страны Западной, разрыв сокращается. От конкуренции многие поигрывают, происходят банкротства, но без неё не будет экономического роста и повышения качества жизни.

Нобелевский лауреат Марио Варгас Льоса писал: «Глобализация радикальным образом расширяет предоставление всем гражданам нашей планеты возможности конструировать их индивидуальные культурные идентичности посредством добровольных действий в соответствии с их собственными предпочтениями и сокровенными мотивациями. Сегодня граждане не всегда обязаны, как это было в прошлом и продолжает быть в некоторых местах мира и в настоящее время, уважать идентичность, которая силком загоняет их в своеобразный концентрационный лагерь, из которого нет выхода, — ту идентичность, которая навязана им языком, на котором они говорят, принадлежностью к определённой нации, церкви, а также обычаями того места, в котором они родились. В этом смысле глобализацию следует приветствовать, поскольку она существенно раздвигает горизонты индивидуальной свободы».

Отстаёт только морально-нравственная составляющая — человек, увы, остаётся обезьяной, склонной к насилию. За последние 100 с лишним лет мы нарастили совершенные способы убийства друг друга, а морально эволюционировать, стать гуманнее не успели. Возможно, ИИ и генная инженерия тут помогут.

Но всё-таки мы живём в очень хорошее время.