Цитату «всякая власть от Бога» очень любят сторонники российской власти. Но это неточный перевод, Евангелие понимает власть совершенно иначе. Какой может стать роль церкви в послевоенной России и в примирении россиян и украинцев? Как можно её реформировать, и чем нам помогут рецепты столетней давности? Могут ли верующие участвовать в протестах? Мы поговорили с протоиереем Андреем Кордочкиным, который недавно выступил в Reforum Space Berlin.
— Какие ценности могут объединить россиян внутри и вовне России?
— Безусловная ценность человеческой жизни, человеческой свободы и человеческого достоинства не обязательно исповедуются людьми верующими или христианами, но для меня, священника, являются фундаментальными. Думаю, в этой плоскости может быть общий знаменатель для диалога. Но вообще я был бы осторожнее с темой объединения, само по себе оно не является ценностью. Самые тоталитарные сообщества всегда были предельно мобилизованными и объединёнными. Вопрос в другом: как в одном обществе могут жить люди разных взглядов и убеждений, не превращая жизнь друг друга в кошмар?
— Какие есть модели взаимоотношений церкви и государства?
— Вопрос и в том, как церковь понимает сама себя, и как она понимает природу земной власти. Она её точно не отрицает; апостол Павел и древние апологеты пытаются доказать, что они не анархисты в жёстком смысле слова. Мы признаём земные институты, но признаём за ними и определённые ограничения.
Известное выражение «всякая власть от Бога» — неточный перевод более близкого к оригиналу «всякая власть под Богом». Это не про то, что всякая власть имеет божественную природу; вряд ли апостол Павел, когда его казнили в Риме, полагал, что Бог действует через палачей. Евангелие вообще переворачивает человеческие представления о власти: когда Христос говорит «кто хочет первым — тот должен быть всем слуга», это ведь сказано не только о церковной власти и иерархии, а о власти вообще. Власть в христианском смысле оправдана только тогда, когда является формой служения и ответственности. Никакой сакральной роли у неё нет. Но когда она сама для себя становится верховным авторитетом, то начинает требовать не просто уважения, а почитания и поклонения.
Христос не «за» государство, не «против», он как будто вообще его не видит — зато видит конкретного человека, которому нужна помощь.
— Какова роль церкви в ненасильственном сопротивлении?
— Самый актуальный церковный автор для современной России — Мартин Лютер Кинг, который много говорил о том, как сочетается христианская вера с обязанностями и позицией гражданина страны. Для него сопротивление было исполнением заповеди любви, при этом он считал, что для христианина это сопротивление должно быть ненасильственным. Многое из того, что он пишет, крайне актуально; в знаменитом письме из Бирмингемской тюрьмы найдутся очень современные для нас вещи (Кинг в этом письме говорит о моральной ответственности за борьбу с несправедливыми законами, в том числе с использованием прямых действий: «Проявление несправедливости в одном месте — это угроза справедливости везде» — «Рефорум»). Когда был Мартин Лютер Кинг — были чёрные и были белые, а сейчас в России все в положении чёрных, все лишены фундаментальных прав, кроме «священного» права умереть на войне.
— Как — при гипотетической демократии в стране — не допустить снова сращивания церкви и государства?
— Сращивание церкви и государства возможно, когда государство через идеологию пытается контролировать сознание людей. В этом случае оно заинтересовано в том, чтобы религиозные институты, скажем так, направляли религиозную энергию людей на укрепление этой идеологии. Это то, что происходит сейчас с идеологией «русского мира», которая была искусственно зачата, а затем сакрализована церковными и околоцерковными спикерами.
Отказ от идеологии (любой!), демифологизация, депутинизация неизбежно приведут к коллапсу нравственного авторитета институциональной церкви, сращивание с ней будет невозможным. Люстрация в государственных структурах должна будет сопровождаться люстрацией в церковных структурах. Однако следует быть готовым к тому, что даже в этом случае церковь останется основным, если не единственным заповедником путинизма. Энергия ресентимента — одна из самых сильных.
— А как может выглядеть будущая церковная реформа?
— Думаю, внешние реформы не принесут перемен, а желание новых властей «провести реформы» будет падением в ту же яму, что и желание их предшественников «порулить религией».
Церковь и сейчас в России формально отделена от государства (в отличии от Британии, к примеру) и к тому же не работает исключительно вертикально. К примеру, есть Священный Синод, в котором есть постоянные и временные члены. Теоретически в нём может быть оппозиция патриарху, и его предложения могут быть заблокированы, если другие члены с ним не согласны. Почему этого не происходит? По уставу РПЦ полномочия патриарха ограничены вне Москвы, но на практике он играет роль православного папы. Я это испытал на себе.
Почему в церкви не оформилось антивоенное движение, почему молчит большая украинская диаспора, которая явно присутствует среди духовенства и епископата? Это не решается никакой реформой.
На мой взгляд, нужно внимательно рассмотреть решения Поместного собора 1917-1918 гг.: среди них утверждение новой системы церковного управления, нацеленной на предоставление широкой инициативы «снизу» и установление на всех уровнях тесного контакта между верующими и их пастырями. Тогда было создано много выборных механизмов, и миряне были призваны к гораздо более активному участию в церковной жизни.
Церковные процессы будут отражать то, что будет происходить в обществе, в стране. Церковь исторически косплеит государство, но это может стать плюсом: изменения общества к лучшему неизбежно повлекут за собой перемены в церкви. Голос церкви должен звучать снизу, а не сверху, это должен быть голос Духа, а не системы.
— Как в будущем могут строиться отношения с православными церквами в Украине, Беларуси, Казахстане, странах Балтии, африканских странах?
— Модель отношений будет зависеть от отношений Москвы с этими государствами. Следует помнить, что современное экуменическое движение во многом оформилось после войны, что Всемирный совет церквей был создан в 1948 г. (ВСЦ, The World Council of Churches — крупнейшая международная экуменическая организация, основанная в Амстердаме, в неё входят 352 христианских церкви из более чем 100 стран, которые представляют около 400 миллионов христиан. — «Рефорум»), и критически изучить опыт христианских церквей в Германии после падения диктатуры.
— Чем нам поможет этот опыт?
— Популярность книги «Мобилизованная нация» в нынешней России не случайна: в военных диктатурах работают одни и те же механизмы.
Во-первых, народу внушается, что страна окружена врагами, которые хотят нас уничтожить, поэтому любое нападение представлено как защита. Геринг говорил: «Народ, вне зависимости от того, наделён он избирательными правом или же нет, всегда можно заставить повиноваться фюреру. Это нетрудно. Требуется лишь одно — заявить народу, что на его страну напали, обвинить всех пацифистов в отсутствии чувства патриотизма и утверждать, что они подвергают страну опасности. Такой метод срабатывает в любой стране».
Во-вторых, риторика защиты немцев в Польше и Судетах очень похожа на «русский мир» и «своих не бросаем». В-третьих, общество поверило в свою сверхценность, а это возможно только за счёт обесценивания других. В Германии это происходило по расовому признаку, в России — по логике «мы носители традиционных ценностей, Святая Русь, у нас особая миссия перед человечеством, а нравственно прогнивший Запад угрожает нашему существованию».
Значит, выход из всего этого должен быть похож на то, что происходило с немецкими христианами после войны. В немецком языке есть термин Vergangenheitsbewaltigung — преодоление прошлого через его осознание и осмысление. Этот процесс начался и в России после распада СССР, но оказался поверхностным, вернулась репрессивная диктатура, реабилитируется сталинизм и советский строй как таковой. В Германии работа над ошибками была сделана, и едва ли есть риск вернуться в тот же морок. В качестве примера можно вспомнить Штутгартскую декларацию, подписанную в 1945 г. В ней Евангелическая церковь Германии признала свою ответственность за соработничество с национал-социалистической диктатурой и за преступления, совершенные ей.
Предлагаю обратить внимание и на то, что происходило с католической церковью в Испании. Она была обязана Франко своим существованием, а когда Франко умер и произошёл переход от диктатуры к демократию, влияние католической церкви пошло на спад.
— Какую роль церковь может сыграть в примирении украинцев и россиян?
— Думаю, для Церкви участвовать в примирении народов – это императив. В письме священников РПЦ с требованием остановить военные действия, опубликованном 1 марта 2022 г., ясно говорится: «Нет другого пути, кроме прощения и взаимного примирения». Но в том же письме сказано: «Мы с горечью думаем о той пропасти, которую придётся преодолевать нашим детям и внукам в России и в Украине, чтобы снова начать дружить друг с другом, уважать и любить друг друга». Однако очевидно, что те, кто дискредитировал себя активной доктринальной поддержкой режима, вряд ли смогут принять участие в примирении. Примирение возможно только после справедливого суда над виновными.