Резидентка таллинского Reforum Space Сана Безменова – одна из самых известных в Эстонии политических активисток. Она организует митинги против войны в Украине у российского посольства, выступает на акциях в поддержку Навального и политзаключённых, пишет им письма (а вечера писем политзаключённым регулярно проходят во всех пространствах Reforum Space, следить за анонсами можно здесь) и собирает помощь для них. Мы поговорили с Саной о том, почему выходить на протесты и тормошить представителей ФСИН – дело небезнадёжное, что стоит писать заключённым, а чего не стоит и как россиянам внутри страны вести себя в ситуации ужесточения репрессий.
— Сана, сколько времени вы находитесь в Эстонии и как здесь оказались?
— В Эстонии я с апреля 2022 года. Я планировала съездить в гости к сыну, который живёт в Эстонии, и получила для этого туристическую визу – за день до вторжения российских войск в Украину. 24 февраля я поняла, что поеду в один конец.
— Вы здесь участвуете в антивоенных акциях, организуете митинги, выступаете на них. Вы продолжаете то, что делали в России?
— В какой-то мере да. В политику я пришла из экологии ещё в 2006 г., тогда мы протестовали против строительства нефтепровода по берегу Байкала. За три месяца противостояния я всё поняла про вертикаль, про Путина, про методы работы с несогласными. Хотя надо признать: методы тогда были довольно лайтовые. Затем я участвовала уже в политических акциях, митингах, писала письма политзаключённым, была наблюдателем на выборах сначала в своём Иркутске, а потом в Москве. В Москве, мне кажется, я не пропустила ни одной протестной акции, организованной Навальным и его командой.
Но в России я была одной из сотен тысяч. Здесь, в Эстонии, не так много политических активистов, поэтому моя деятельность может быть более заметной. По сути же я делаю все то же, что и в России.
— Вы пишете письма политзаключённым, ищете волонтёров для сбора средств на их нужды, выходите на митинги и пикеты против войны и в поддержку политзаключённых. Но войну этим не остановить и людей не освободить. Что это даёт?
— Я предлагаю спросить себя – а почему я это делаю, чего я хочу? И если у вас есть честный ответ для самих себя, то это и есть ваша цель. Вопрос «а чего Навальный добился своими митингами, Путина же не сверг?» вызывает у меня лишь улыбку жалости к вопрошающему. Навальный за десять лет всеми своими действиями вырастил в стране поколение, которое не хочет терпеть коррупцию, не хочет в прошлое, не хочет идти воевать за дворцы и яхты. Он вытащил из ямы под названием «я вне политики» миллионы людей. Именно эти люди могут в будущем стать опорой стране, да и сейчас не дают ей скатиться в совсем уж кромешный ад.
Ну а я ставлю для себя не такие амбициозные цели. Если я своими действиями могу помочь собрать деньги на этап для кого-то из политзаключённых, разве это не важно? Если я своими письмами могу скрасить страшные серые будни нескольких десятков человек, разве это мелочь? Если я могу выйти к посольству и сказать своё «нет» войне, а потом местные СМИ об этом напишут, разве это не показывает обществу, что мы помним о происходящем? В России власти с остервенением подавляют даже самый маленький одиночный пикет, даже если пикетчик выходит с пустым листом, на наши пикеты каждый раз приходит один и тот же человек и снимает нас, передает куда-то по телефону наши описания. Значит, власти боятся, а голос людей важен, значит, мы должны продолжать говорить. У нас нет ничего, кроме нашего голоса, и мы не замолчим.
Я давно перестала искать логику в действиях российской власти. Мы должны помочь этим людям, и помочь прямо сейчас. А анализировать будем потом, когда будет суд над Путиным.
— Когда появилась информация об ухудшении состоянии здоровья Алексея Горинова, вы написали письма в УФСИН, начальнику колонии, где сейчас Горинов, уполномоченному по правам человека во Владимирской области. Что было в этих письмах?
— Написала, что требую немедленно прекратить пытки и оказать необходимую медицинскую помощь. Довольно экспрессивно написала, не буду цитировать. Это садизм, жестокость: адвокат говорит, что его подзащитный посинел, падает со стула, у него озноб, сам Горинов говорит, что у него отняли лекарства, а у него, как мы знаем, нет части лёгкого, он перенёс сложную операцию. У него есть право на медицинскую помощь как минимум, оно даже в УИКе прописано, а должная помощь ему не оказывается.
Написать было жестом отчаяния, но вообще-то это очень хорошая практика, к ней довольно часто прибегает ОВД-Инфо. Например, адвоката не пускают к задержанному, и сотни добровольцев по просьбе ОВД-Инфо начинают звонить и писать в это отделение МВД и вышестоящие органы. А органы любят делать свои темные дела в тишине, и при общественном давлении у них часто сдают нервы. Тогда начальство даёт по шапке слишком ретивым подчинённым, и адвоката в итоге пускают.
— На митингах звучат призывы к европейским политикам обратить внимание на ситуацию с политзаключёнными в России. А почему им должно быть это интересно?
— В Евросоюзе есть риторика, что все россияне за войну, не свергли Путина, не выходят на митинги. На этом фоне удобно не видеть политзаключённых, пытки, репрессии (а то картинка не очень получается). Но мы, политические активисты, как раз и должны говорить об этом, должны показывать, что есть люди и внутри России, и вне её, которые против войны, против Путина, против режима. Не так давно мы организовали в Таллинне выставку «Лица российского сопротивления», показали нескольких политзаключённых и описали их кейсы. Пока мы монтировали выставку, ко мне подходили и эстонцы, и русскоязычные и говорили, что это правильно, что надо показывать эстонцам, что не все русские за войну, а русским – что Путин не «великий геополитик», а дрожащая от страха крыса, которая мучает девушку за пять антивоенных ценников. Это важно.
— Вы часто пишете письма политзаключённым. Не трудно писать незнакомым людям? С чего можно начать такое письмо, если человек пишет в первый раз?
— Многим очень трудно, страхов очень много. Например, человек боится расстроить своего респондента тем, что вот он на свободе, любуется закатом, пьёт ароматный кофе, а там человек в застенках. Или боится показаться глупым со своими рассказами, или что напишет что-то про котиков, а человек не любит котов (шучу).
В таких случаях я говорю, что надо держать в голове две цели: мы должны показать человеку, что он не один, и показать системе, что он не один. Так уже проще писать. Даже если вы напишете «Привет из Эстонии, где весной волонтёры переводят лягушек через дорогу, а осенью на пешеходные дорожки падают огромные красные яблоки», уже будет отлично. В конце концов, мы же смотрим передачи про другие страны, культуры. Мы сами, может, там никогда и не будем, но посмотреть интересно. А ещё я шучу, что можно сколь угодно спойлерить, рассказывая фильмы или спектакли. Если не можете ничего придумать, то можно написать какие-то интересные новости, которые происходят в мире. Ведь у заключённых из источников информации – только российская пропаганда.
— А о чём писать не надо?
— Помните, что кроме самого политзаключённого, ваше письмо прочитает ещё куча людей. В первую очередь это цензор, он обязан читать, это его работа. А потом может прочитать тот, кто передаёт письма заключённым, сокамерники и так далее. Не стоит писать о самом деле заключённого, это может ему повредить: российская система легко расценит это как попытку совершить ещё одно преступление и может ужесточить сроки. Случаев, когда даже за разговор с сокамерником заводили новое уголовное дело, всё больше и больше. Не стоит писать ничего о войне, об Украине. Это замажет маркером цензор. Также он замажет слова на иностранном языке, карты, схемы, нарисованные от руки.
— У российских политзаключённых не так уж много прав. Одно из немногих – право на письма «с воли». Какие просьбы бывают у политзаключённых, как им помогать?
— Не так много просьб было лично ко мне, но я все выполняла. Например, один молодой человек попросил прислать арты по фэнтезийным вселенным, поклонником которых он был. Пришлось погрузиться в эти вселенные, найти тех, кто разбирается, найти людей в России, кто может напечатать и отправить. В ответном письме он написал, что таких качественных артов у него ещё не было, что это очень подбадривает его.
Ещё одна женщина попросила объявить ей сбор на этап. Я нашла волонтёров в России, которые это сделали, она прислала новое письмо, что деньги получила и покупает себе продукты. Кто-то просит написать интересующую его информацию. Однажды меня попросили написать историю мореходства на Балтике, вот это была задачка! Другой молодой человек прислал мне свои стихи и попросил как-то их распространить, чтоб люди узнали о нём и побольше ему писали. Пока не знаю, как это сделать, думаю.
— Разрешено ли передавать посылки – лекарства, личные вещи, книги, настолки и пр.?
— С посылками надо быть аккуратными. Есть ограничения, и родственники лучше знают, чего и сколько нужно. Поэтому я рекомендую оставить это на усмотрение родных. А вот что точно будет не лишним – это подписка на какие-то периодические издания, которые человеку интересны; можно отправлять деньги на адвокатов, ведь зачастую адвокат является связующим звеном политзека с обществом. Именно через адвоката мы узнали о состоянии здоровья Горинова, узнаём о других политзаключённых. Это финансовая помощь волонтёрским организациям, которые собирают и передают письма политзаключённым, ведь надо покупать конверты, открытки, марки, оплатить ответ, оплатить сервис ФСИН-письмо и так далее. То есть помимо самих писем люди могут делать очень много полезных вещей.
— Бывали случаи, что ваши подопечные, с которыми вы переписывались, выходили из тюрьмы? Вы продолжаете общаться?
— К счастью, такие случаи есть, но увы, это очень и очень редко бывает. И хотя я знаю случаи, когда люди, познакомившиеся по такой переписке, потом становились друзьями в реальной жизни, я не поддерживаю связь с моими респондентами. Если это известный человек, например, отец Ивана Жданова Юрий Жданов, то мне достаточно той небольшой информации, которая есть в публичном поле. Если человек не публичный, то зачем привлекать к нему излишнее внимание? Тем более за ними идет наблюдение, они ходят отмечаться; не нужно создавать им дополнительные сложности. Один мой респондент попросил подписаться на свои соцсети, и там я вижу, что у него всё в порядке, он со своей семьёй. Этого достаточно.
— В одном из интервью вы сказали, что недавно второй раз стали матерью экстремиста. Как это произошло?
— Это я так шучу. Мой младший сын работает в структурах Навального, их экстремистами объявили ещё в 2021 г. Старший сын у меня относится к ЛГБТ-персонам, а 30 ноября в Российской Федерации признали экстремистами некую «международную ЛГБТ-организацию». Поскольку никакой организации не существует, никакого правового статуса у этого признания нет, а значит, будет полный произвол, «геями-экстремистами» будут объявлять кого захотят. Я очень рада, что оба моих сына не в России. Я не понаслышке знаю о гомофобии в РФ, о том, как полиция заминает преступления в отношении ЛГБТ-персон, о дискриминации при приёме на работу и так далее. Многие ЛГБТ-друзья моего сына даже родителям не признались, а им по 30 лет и больше. И так у них жизнь не сахар, а этот безумный закон вообще ставит этих людей на грань выживания.
— У антивоенных россиян, оказавшихся сейчас в Европе, есть возможности проявить свою позицию: они могут выходить на митинги, писать в независимые СМИ, свободно донатить и так далее. А что можно посоветовать россиянам в России, возможности которых резко ограничены? Многие не хотят молчать, но понимают степень небезопасности прямого высказывания.
— Самая большая ответственность россиян в том, что они слишком старательно хотели жить «вне политики». Я всегда говорю: «Ты можешь не интересоваться политикой, но когда она заинтересуется тобой, ты офигеешь». Я могу лишь посоветовать людям внутри России оставаться людьми, не сломать свой внутренний моральный камертон о пропаганду, быть готовыми строить новую страну, когда наступит окно возможностей, нести ответственность за то, какой она станет. А прямо сейчас сопротивляться любыми возможными способами: не участвовать в «путингах» и прочем «патриотизме», защищать своих детей от «разговоров о важном», прививать им критическое мышление, саботировать «патриотические» инициативы ретивых чиновников и депутатов и так далее. И писать письма политзаключённым – это пока ненаказуемо.
— Почему о политзаключённых, репрессиях и пытках важно знать любому, кто живёт в России?
— Потому что вы можете стать следующим. Важно знать, как система поступает с такими людьми, какие у вас права и лазейки для защиты от произвола, куда бежать в случае чего.
Когда началось полномасштабное вторжение, многие молодые люди стали выходить с пикетами и шествиями в разных городах, и в моём родном городе тоже. Меня попросили провести вебинар, как вести себя при задержаниях: я оказалась невольным экспертом в этой области, так как и меня в своё время задерживали, и я помогала задержанным. Оказалось, что эти молодые люди даже не знали о существовании 51-й статьи! Были «вне политики» и искренне верили, что, если скажут в полиции «Мы просто с друзьями договорились погулять…», то ничего не будет. Пришлось объяснять, что у полицейского в голове в это время звучит: «Группа лиц по предварительному сговору…».
— Вы нашли для себя в Эстонии новые формы профессиональной или активистской деятельности? Реально вообще это сделать?
— Я искренне считаю, что человек не должен быть один (а тем более один на один с системой). И я очень благодарна всем, кто смог организовать за пределами России поддерживающие инициативы.
Я рада, что в Таллинне есть Reforum Space. Здесь можно познакомиться с близкими по духу людьми, общаться с теми, кто с тобой на одной волне, возможность написать в чате «Завтра выходим на пикет в поддержку Горинова» – и люди выходят.
Часто сталкиваюсь с мнением, что все уехавшие сидят, молчат, а если о чем-то и беспокоятся, то только о своих тыквенных латте. Но вокруг же масса проектов, инициатив, встреч, дискуссий, обучений! В том же «Спейсе» учат эстонскому, английскому, я учу ораторскому мастерству, постоянно выступают преподаватели эстонских университетов. Почти каждую неделю встречи с политиками, общественными деятелями, показы фильмов. Вы сами можете снять фильм, что мы сейчас с инициативной группой и делаем. Если у вас свой политический YouTube-канал, приходите и снимайте, есть студия. Если у вас проект, то участвуйте в стипендиальной программе, в акселераторах. Думаю, если есть желание, всегда можно найти возможности, а если желания что-то делать нет, то легко найти оправдания.