Сегодня, 5 августа, в десятках городов мира пройдёт чтение имён тех, кто был расстрелян чекистами в карельском Сандармохе – лесном урочище неподалёку от Медвежьегорска. Благодаря историку, главе карельского «Мемориала» Юрию Дмитриеву и его коллегам мы знаем имена всех 6241 человек, похороненных в заросших мхом ямах Сандармоха. Сергей Кривенко, член правления «Международной Ассоциации Мемориала» – один из организаторов чтения имён в Вильнюсе. Он рассказал, как чтения изменились после начала войны, почему эта форма коллективного поминовения так прижилась в России и есть ли предел у памяти о преступлениях прошлого.
— Сергей, сколько лет традиции читать имена жертв Сандармоха?
— «Мемориал» предложил учредить 5 августа как день памяти Сандармоха на следующий год после его открытия. Место массового расстрела близ карельского города Медвежьегорска (который долгое время был «столицей» Беломорско-Балтийского лагеря НКВД) было обнаружено мемориальской экспедицией после многолетней работы в архивах в июне 1997 г.
Это было уникальное время: к исследованию репрессий советского времени тогдашняя региональная власть относилась с пониманием, ведь в регионах, особенно на севере, память о терроре была ещё жива: у многих карельских чиновников был репрессирован кто-то из родни. Когда Юрий Дмитриев с коллегами нашёл расстрельный полигон и обратился к краевым властям за поддержкой, власти буквально за два месяца проложили к Сандармоху дорогу, помогли построить часовенку, памятник, поставили столбики, которые потом стали символом этого места.
Сандармох как место памяти открыли 27 октября 1997-го, в день, когда 60 лет назад там был расстрелян первый этап заключённых Соловецкой тюрьмы ГУГБ НКВД. В этот день в Сандармох приехали и многие родственники заключённых, и представители «Мемориала» из разных регионов.Традицию памятных встреч решили продолжить, но так как осень в Карелии суровая и дождливая, акцию решили перенести на 5 августа – день начала расстрелов по «кулацкой операции» 1937 г. Начиная с 1998 г. экспедиции из Москвы и других городов ездят в Карелию. Дмитриев был «мотором» проведения этих дней памяти и всегда открывал их, он же списывался и договаривался с делегациями из других регионов и стран.
Такое международное внимание к Сандармоху не случайно. Среди расстрелянных жителей Карелии, спецпереселенцев, заключённых Белбалтлага и Соловецкой тюрьмы есть уроженцы 65 других регионов России, а также 31 страны мира. Международная акция – проведение Дня памяти в Сандармохе 5 августа – продолжалась ежегодно вплоть до 2020 г., когда впервые не состоялась из-за пандемии. Именно поэтому в 2020-м и 2021-м акцию стали проводить онлайн в формате чтения имён людей, расстрелянных в Сандармохе.
— Как организуются чтения?
— С началом войны многие сотрудники «Мемориала» выехали из страны, но группа, которая организовывала чтения, по-прежнему это делает. Чтение проходит онлайн: люди в разных городах и странах записывают видео, и целый день транслируется эта нарезка. Видео из России там тоже есть: люди, чтобы не привлекать внимание, вынуждены уходить в отдалённые места, чтобы записать, как читают имена убитых. В этом году посещение Сандармоха планируется и очно.
— Дмитриеву не мешали работать над возвращением имён вплоть до посадки в 2016-м. Почему?
— Его и арестовали не из-за его деятельности по увековечиванию памяти жертв советского террора (не берём сейчас позорный повод, который власть выдумала, чтобы его посадить). Причина – его отношение к войне в Украине. С 2014-го, с аннексии Крыма и начала войны на Донбассе Дмитриев, как и весь «Мемориал», открыто выступал против происходящего.
Сандармох – место памяти и для Украины. В соловецкой тюрьме сидел цвет украинской интеллигенции, и когда начался Большой террор, множество украинцев были расстреляны в Сандармохе. Вплоть до 2016 г. на чтения в Сандармох на 2-3 автобусах приезжала большая украинская делегация – в вышиванках, с национальными флагами. В урочище установили памятник погибшим украинцам (сложилась традиция, что каждое землячество ставит свои памятники, это целый пантеон). После аннексии Крыма, когда Россия развязала войну на Донбассе, ФСБ Карелии стала давить на Дмитриева, что не надо приглашать украинцев и представителей других стран на дни памяти. Он, конечно, не послушался. В августе 2016-го, открывая день памяти, он осудил фактически идущую войну с Украиной, в декабре 2016-го был арестован.
После его ареста тение имён 5 августа, как и акция «Возвращение имён» 29 октября, стало точкой противодействия войне.
— Сегодня читаются имена тех, кто расстрелян в Сандармохе. А 29-30 октября?
— Да, 5 августа мы читаем имена тех, кто расстрелян в Сандармохе во время Большого террора. И благодаря Юрию Дмитриеву и его коллегам, которые в 1990-е годы своими руками перебрали все акты о расстрелах в архиве ФСБ Карелии и переписали их, мы знаем пофамильно всех, кто лежит в Сандармохе – это 6241 человек. Среди них 1111 заключённых Соловецкой тюрьмы, остальные – жители Карелии, спецпоселенцы, направленные в Карелию, заключенные Белбалтлага. Уникальность Сандармоха не только в том, что это крупнейшее захоронение в республике, но, повторюсь, и в том, что мы поимённо знаем всех, кто здесь расстрелян.
А 29 октября, накануне Всероссийского дня памяти жертв политических репрессийчитаются имена всех жертв Большого террора 1937-1938 гг. Это более 685 тысяч расстрелянных по решению внесудебных органов (так называемых троек, двоек) и более 40 тысяч по политически мотивированным решениям различных судов: Военной коллегии Верховного суда СССР, спецколлегий областных судов, военных трибуналов.
— Неужели успеваете прочитать все имена?
— Нет, к сожалению: легко посчитать, что на чтение списка всех расстрелянных во время Большого террора (которые практически все реабилитированы – за исключением чекистов и тех, кто принимал участие в организации террора), которых мы вспоминаем 29 октября, понадобилось бы более 200 лет, ведь за день удавалось прочитать только 2-3 тысячи имён.
Список расстрелянных в Сандармохе открыт, его можно найти в интернете, его можно разбить и по национальностям, и по местам осуждения – в Вильнюсе мы, например, будем сегодня читать имена расстрелянных литовцев и заключённых Соловецкой тюрьмы. Можно выбрать фрагмент списка, отметить, что ты его взял, и скачать.
— Я помню огромные очереди к Соловецкому камню в Москве: ещё пять лет назад стремление вспомнить и назвать имена репрессированных выглядело народным движением. Что с ним случилось сейчас?
— Простой ответ – поменялось отношение власти к этой акции и к обществу «Мемориал». Первый удар нанесла пандемия: в 2020 г. власти Москвы запретили чтение, а осенью 2021 г. российские власти начали процедуру ликвидации «Мемориала» как российской организации. Но потребность помнить жертв государственного террора, конечно, никуда не исчезла. И тем более она обострилась после начала войны, нападения России на Украину 24 февраля 2022 г. Сейчас любые независимые акции в России подавляются репрессиями. Но потребность выразить свое отношение к государственному террору у россиян остается. Мы видим, как после российских бомбёжек городов Украины люди в России несут цветы к памятникам, связанным с Украиной.
— Сам формат чтения имён уникален?
— Не уникален: многие прослеживают связь чтений с церковным поминовением, в Германии есть такая традиция – в некоторых мемориалах на месте нацистских лагерей читают имена жертв фашизма. В России акция «Возвращение имён» впервые прошла в Москве у Соловецкого камня в 2007 г., в год 70-летней годовщины начала Большого террора. И этот формат прижился, в 2007 г. на акцию в Москве пришло 263 человека, а в 2017 г. – 5286 человек. Но власти в последние годы стали препятствовать общественным инициативам по увековечиванию память жертв политических репрессий. Десталинизация забуксовала; наоборот, пытались ставить памятники Сталину. Конечно, когда в 1991 г. был учрежден День 30 октября, была большая уверенность, что списки политических заключённых не будут пополняться. Но репрессии продолжаются, и сейчас чтения приобретают новый смысл: они не только про память, но и про протест.
— В советский период по политическим мотивам расстреляли более 1,2 млн человек, а всего репрессировали около 12 млн. Цифры чудовищны. Нынешние репрессии затронули, к счастью, куда меньше народу. Но поэтому они кажутся как бы менее зверскими. Как показать людям, что репрессии – всегда репрессии, не ужасая их большими цифрами?
— В советское время люди ничего не знали об истинных масштабах репрессий. Сегодня мы знаем имена и биографии каждого из более чем 500 современных политзаключённых в России. С начала войны власть так или иначе репрессировала (задержала, оштрафовала и пр.) около 20 000 человек – это очень много, и мы знаем все конкретику: кого и как задерживают, за что. Цифры воспринимаются совершенно иначе.
Впрочем, российская репрессивная машина хорошо отлажена и готова к увеличению масштабов репрессий. Отсутствие в России легальной политической оппозиции и свободных СМИ делают мирные протесты технологически бессмысленными: некому транслировать изменения в политическую плоскость. Протесты подавлены, хотя народ не покорён. Сейчас период накапливания сил, осознания происходящего.
— Есть какая-то точка, после которой чтения имён жертв системы станут неактуальны?
— Нет, такой точки нет – это же не проект, на который кто-то выделил средства. Есть постоянное осмысление, насколько это важно в данный момент, насколько это будет важно потом. Чтение имён жертв государственного террора неизбежно поворачивается к сегодняшнему дню. Идёт ужасная и несправедливая война, жертвами которой стали граждане Украины, и мы не можем не говорить жертвах этой войны – это тоже жертвы российской власти. Но и молчать о жертвах советского режима нельзя, приходится искать баланс. Видимо, эта задача вызовет к жизни новые формы – возможно, уже в следующем году.
— Насколько глубоко в преступления прошлого имеет смысл погружаться, воскрешая память о них?
— Важно говорить о том, что волнует общество. У него есть право на правду. Я лично, например, хочу понять, сколько крестьян погибло, пока строили Санкт-Петербург, какой ценой возникла вся эта красота. Каждое поколение пользуется наработками предыдущих поколений – от простейших технологий до дорог и градостроительства. Обсуждение, каких жертв всё это потребовало, настраивание такой оптики очень важно.
В СССР не было принято обсуждать болевые точи, не принято и в путинской России. Например, подавлялись все попытки разговора о генерале Власове, о коллаборационизме в СССР во время Второй мировой войны. Мы помним, как лет 10 назад в России мгновенно была свёрнута дискуссия о том, какую цену пришлось заплатить за оборону Ленинграда. Заметьте, дискуссия была не о том, нужно ли было сопротивляться агрессору – я, например, считаю, что сопротивляться агрессору необходимо. Но цену победы знать необходимо, что предпринимала власть, как к этому относилось общество – знать необходимо. Должна быть полностью открытая дискуссия по всем тёмным пятнам истории.
Нужно понимать, как работали и работают государственные механизмы принуждения. Почему в сентябре прошлого года 300 000 мужчин пошли в военкоматы – ведь они оставляли дома, семьи, работу, а за неявку по повестке грозил только штраф? Причём добровольцами были лишь 15 000, или 5% – это слова Шойгу. То есть 285 000 шли без всякого желания, их принудила власть. Социологи говорят, что одной пропаганды и репрессий недостаточно, чтобы загнать столько людей на бессмысленную войну. Откуда эта безропотность? Вероятно, это советские корни, переданные через поколения. Отношение к произволу как к стихии. Но у любого произвола есть имена и механизмы. Нужно изучать, как они создаются и работают – чтобы сразу видеть, когда их начинают копировать.