Когда польского писателя Яна Бжехву спросили, как ему, очевидному еврею, удалось пережить оккупацию, он ответил: «Очень просто. Я её не заметил, потому что был влюблён». Биографическая легенда о всепоглощающей влюблённости, которая провела его невредимым сквозь войну, легла в основу нескольких книг о Бжехве. Но мало кто знал, что во время оккупации он писал сказку, в которую сбегал, как в бомбоубежище, от ужасов, происходящих вокруг. Это очередная публикация цикла «Сказка под знаком войны»: участница акселератора Reforum Space Vilnius филолог Ольга Канунникова продолжает рассказывать о главных антивоенных историях, написанных в тёмные времена.
В 1946 г. в Варшаве вышла сказка Яна Бжехвы «Академия пана Кляксы». Книга сразу заворожила читателей атмосферой игры, выдумки и добрых чудес. В академии пана Кляксы обучают волшебству, из её двора можно путешествовать в любые сказки и даже общаться со сказочниками, на уроках географии играют в футбол огромным глобусом, а в школьной столовой подают необыкновенные блюда из цветных стеклышек. В академию пан Клякса принимает только мальчиков, чьё имя начинается на букву «А» – «чтобы не засорять себе голову всеми буквами алфавита».
Повествование ведётся от лица мальчика Адася Несогласки. Кажется, что Адась доверительно рассказывает об Академии тебе, и только тебе. Одна из читательниц даже призналась: «Моя дочь, как и я в детстве, верит, что пан Клякса и его ученики не выдуманы, а живут на самом деле. И что, когда она вырастет, то обязательно поедет в Польшу и встретится с ними. И вообще, творить доброе волшебство в наших силах! Книга очень вдохновляющая, в этом её главная ценность».
Обложка первого издания «Академии пана Кляксы». Варшава, 1946 г.
«Академия пана Кляксы» стала любимым чтением нескольких поколений польских, советских и российских детей (последним добрый маг и волшебник Бжехва знаком ещё и по стихам «На Горизонтских островах» в переводе Бориса Заходера). Читателей радовала брызжущая весельем, наполненная настоящими детскими чудесами история о необыкновенной школе, где вместо скучных математики и литературы преподают кляксописание и буквовязание, у детей всегда вдоволь еды, отметок нет, а в качестве поощрения ученикам выдают свежие веснушки. Книга отвечала на запрос времени: именно такого чтения не хватало детям послевоенной эпохи, которые хотели отвлечься от тягот и хаоса окружающей действительности.
Правда, со временем безмятежная весёлая сказка наполняется тревогой, а финал её и вовсе непредсказуем и печален. Понять, почему, можно, если вспомнить, какие события происходили в Польше во время написания сказки. Впоследствии Бжехва признавался, что для него сказка была побегом от ужасной действительности, который помог ему выжить. Неудивительно, что некоторые тогдашние реалии отразились в сказке, спрятавшись за увлекательным сюжетом и легкой интонацией. Попробуем понять, где они спрятались.
Вторжение волков в королевство Матеуша напоминает нападение Германии на Польшу. А разнообразные несчастья, виновницей которых оказывается оживлённая паном Кляксой кукла, не случайно обрушиваются на академию 1 сентября, в день начала Второй мировой войны.
В сказке много, часто и с наслаждением едят. Подробно описаны сцены пиршества в собачьем раю и на приеме у принцессы, куда попадает мальчик-рассказчик Адась через волшебную дверь. Мы узнаём о кухне пана Кляксы, который готовит обед с помощью увеличительного насоса. Правда, его волшебное действие длится недолго: «Из маленького куска мяса величиною с кулачок приготовляет жаркое для всей академии, а мы после обеда чертовски голодны». Отголоски военного быта, когда ты вечно голоден, а фокус-покус «сотвори много еды из ничего» может удаться только с помощью волшебного насоса.
Есть несколько версий происхождения образа пана Кляксы. Некоторые исследователи творчества Бжехвы придерживаются мнения, что им был известный уличный философ Франц Фишер, товарищ художников, участник розыгрышей и приключений, автор и герой анекдотов; другие полагают, что в образе директора волшебной академии, одновременно взрослого и ребячливого, всемогущего и беспомощного, Бжехва вывел себя. Иллюстратор советского издания «Академии Пана Кляксы» Илья Кабаков наделил сказочного профессора чертами реального профессора, Юрия Лотмана, основателя тартуской школы семиотики и любимца советской интеллигенции 1960-х. (Сам Кабаков, авангардист и нонконформист, подобно многим, сбегал в детскую литературу, где вдалеке от ока цензуры можно было позволить себе мелкое художественное хулиганство.)
Пан Клякса Ильи Кабакова
Меж тем в Варшаве существовало учебное заведение, удивительно напоминающее академию пана Кляксы – Дом сирот Януша Корчака, основанный на принципах самоуправления и уважении к ребенку. Как и герой сказки Бжехвы, Януш Корчак, польский педагог, врач и писатель, осуществил в своём Доме гениальный педагогический эксперимент.
Имя Корчака было известно в нескольких варшавских кругах: педагогических, медицинских, еврейских, писательских (в реальности они часто пересекались). Его знали и как ведущего популярных радиопередач. С началом оккупации евреям было запрещено выступать на радио, но для Корчака было сделано исключение. Выступать под своим настоящим именем он не мог, так что вёл радиопередачи, где давал советы родителям и рассказывал детям, как им лучше защищать свои права, под псевдонимом «Старый Доктор».
Януш Корчак – тоже псевдоним: настоящее его имя Хенрик Гольдшмидт. Да и Бжехва – не настоящая фамилия писателя: Ян Лесман, варшавский адвокат, взял её, начав писать книги (а ещё он использовал имя Шер-Шен, когда писал песни для кабаре).
Бжехва говорил, что как только немецкие войска войдут в Польшу, он наденет военную форму и пойдёт защищать страну. Однако осуществить своё намерение не успел – Польша капитулировала. Януш Корчак, прошедший несколько войн в качестве военного врача, во Вторую мировую призыву не подлежал. Тем не менее с началом оккупациион надел мундир офицера польской армии и ходил в нём по Варшаве. «Что касается меня, то нет никакой немецкой оккупации, – говорил Корчак. – Я горд быть польским офицером и буду ходить, как хочу».
Два детских писателя, два еврея, два польских патриота, которым Польша не ответила взаимностью.
Среди учёных степеней пана Кляксы есть степень доктора медицины. В повести есть ещё один доктор: в собачьем раю Адам Несогласка встретит доктора Айболита (в оригинале доктор Дулиттл), откроется дверца ещё в одну сказку.
Пан Клякса выглядит и ведёт себя экстравагантно, но кому придёт в голову удивляться необычной внешности и поведению руководителя сказочной школы? Другое дело – руководитель реальной школы. Корчак многим казался странным и чудаковатым руководителем. Вот что вспоминала о своем первом впечатлении Клара Маян, в будущем воспитатель в Доме сирот: «Во дворе я встретила человека в грязном рабочем костюме оливкового цвета, который собирал бумажки и мусор и складывал их на тележку. Я обратилась к нему, чтобы спросить, где найти Януша Корчака, директора учреждения. Он ответил: “Я не похож на руководителя этого приюта?” Я была потрясена! В те времена в Польше директор такого учреждения не то что никогда так не говорил, но и никогда не мог быть так одет! Всегда существовала пропасть между слоями общества».
Что ещё могло объединять двух писателей? Первая книга Бжехвы, сборник стихов «Танцевала иголка с ниткой», вошедший в канон польской литературы для детей, был издан до войны в издательстве Мортковичей. Это же издательство преданно выпускало все книги Януша Корчака. Возможно, Бжехва знал, что среди книг Корчака была повесть «Кайтусь-чародей», сказка о мальчике-волшебнике.
Бжехва, преуспевающий адвокат, известный автор песен для кабаре и начинающий детский поэт, жил респектабельной налаженной жизнью. Но после смерти Пилсудского в 1935 г. в Польше резко выросли антисемитские настроения. В 1939-м Польская коллегия адвокатов приняла постановление о сокращении числа адвокатов «еврейского происхождения» до 10%. Вскоре постановление сменилось приказами оккупационных властей.
В новой польской реальности не было места ни автору текстов для кабаре Шер-Шену, ни юристу Лесману, ни поэту Бжехве. Для писателя еврейского происхождения пребывание в Варшаве означало смертельную опасность. В одной из оккупационных газет фамилия Бжехвы фигурировала в списке скрывающихся от властей писателей-евреев. Бжехва жил у знакомых, постоянно меняя адреса. В самом начале оккупации он скрывался в Мяночицах под Краковом, в имении друзей. Частым гостем в этом доме был предприниматель Оскар Шиндлер, купивший фабрику в оккупированном Кракове и спасший жизни более тысячи евреев – об этой истории Стивен Спилберг впоследствии снимет свой «Список Шиндлера». Познакомившись с Бжехвой, Шиндлер посоветовал ему безопасности ради не показываться немцам на глаза.
Для Бжехвы война стала временем напряжённой творческой работы. Первые недели Варшавского восстания он провел в Повисле, днём строя баррикады, а ночью охраняя отряды восставших. С начала войны Бжехва сотрудничал с литературным подпольем Армии Крайовой. После разгрома восстания он уехал из Варшавы и начал писать книгу о необыкновенной школе волшебников.
Можно ли утверждать, что Ян Бжехва был знаком с Янушем Корчаком или с его творчеством? Скорее всего, был. Хотя прямыми свидетельствами этого знакомства мы не располагаем, для него были все основания.
Корчак играет в оркестре Дома сирот
При чтении «Академии пана Кляксы» не покидает ощущение, что Корчак и его Дом сирот незримо присутствуют в сказке. Пространство, в котором находится академия пана Кляксы, условно-сказочное. Академия огорожена каменной стеной, с одной стороны обычной, а с другой – необыкновенной: в ней есть дверцы, которые ведут в соседние сказки. Хотя автор не называет ни город, ни страну, указание на место действия есть: обращение «пан» – польское, как и имена главных героев – Адам, Анджей, Матеуш.
Мы знаем адрес академии – улица Шоколадная. Сказочный топоним, возможно, отсылает к реальной варшавской Крохмальной, на которой находился Дом сирот. Как и академия пана Кляксы, Дом сирот – четырёхэтажный. Планировка Дома соотносится с планировкой академии: снизу вверх располагаются учебные комнаты, столовая, спальни, кабинет директора. Пан Клякса, как и пан Доктор, живёт на последнем этаже. Один из самых загадочных персонажей сказки – компаньон пана Кляксы и его неизменный ассистент скворец Матеуш, который оказывается заколдованным принцем. Принцем был и другой Матеуш – герой сказки Корчака «Король Матеуш Первый».
Попробуем сопоставить эпизоды сказки о волшебной школе с реальными событиями жизни Дома сирот.
«Все ученики очень любят и уважают пана Кляксу за то, что он такой добрый и никогда не сердится» – «Воспитатель никогда не сердится и вовсе не хочет выслеживать тех, кто шумел, а дурачиться по вечерам запрещает только потому, чтодети должны спать девять часов и вставать в шестьутра веселыми и бодрыми» (из автобиографической повести Корчака «Лето в Михалувке»).
«Совершив утренний туалет, пан Клякса идёт вниз, на урок. Собственно говоря, даже не идёт, а съезжает по перилам, сидя верхом и придерживая руками пенсне на носу» — «Однажды Корчак сделал то же, что и ребята-озорники: попытался съехать с перил. После этого педагог написал свое имя на доске объявлений, настаивая на том, чтобы его вызвали в Суд (Суд справедливости. – «Рефорум»). Во время суда Януш Корчак сказал, что сожалеет о своем поступке и больше не будет повторять эту позорную выходку. Но мне казалось, что глубоко в душе он совсем не сожалел об этом» (из воспоминаний воспитанника Дома Шломо Наделя).
«В академии пана Кляксы прислуги нет, и всё, что нужно, мы делаем сами. Обязанности распределены между нами таким образом, что у каждого есть свои хозяйственные заботы. Анастази открывает и закрывает ворота и, кроме того, ведает воздушными шарами пана Кляксы; пять Александров следят за одеждой и бельём…; Альфред и второй Антоний прислуживают за столом; второй Альфред и третий Антоний моют посуду; Артур убирает школьный зал; три Анджея поддерживают чистоту в спальне, столовой и на лестнице; три Адама приготавливают сиропы для купания и соусы для обеда» – «Каждый в детском доме имел свои обязанности. Мне нужно было вытирать пыль на пианино, которое стояло в большом зале. Я вообще не любил работу, потому что раньше был свободным и ничего не делал. Теперь я понимаю суть этой системы. Все дети помогали в уходе за домом, у каждого было какое-то задание» (из воспоминаний воспитанника Дома Дова Ницера).
«После обеда мы обычно собираемся в парке, и пан Клякса придумывает какую-нибудь интересную игру» – «Занавес поднимается. В волшебном ящичке показываются и исчезают две карты; перерезанная ножом верёвка срастается от прикосновения волшебной палочки; из волшебной рюмки исчезает красный шарик и оказывается за воротом у пажа. Но интереснее всего последний фокус. Королева собственноручно кладет в деревянный ящик два медных гроша, и господин Мечислав произносит заклинание: – Фокус-покус, чёрная сила, сменяй медь на серебро!» («Лето в Михалувке»).
«…улица представляла не совсем обычное зрелище. По обеим сторонам её на каменных пьедесталах стояли мальчики разного возраста. Все они по очереди каялись в своих грехах. Рекс объяснил мне, что мальчишки, которые мучают собак, во сне попадают в собачий рай, а потом возвращаются домой и думают, что это им только приснилось. Но всякий побывавший на улице Мучителей больше никогда не мучает собак» – этот эпизод напоминает Суд справедливости в Доме сирот. Один из принципов корчаковской педагогики – провинности ребенка обсуждаются публично на заседании детского Суда, который в большинстве случаев оправдывает «обвиняемого», а тот исправляется и в дальнейшем не совершает дурных поступков.
«”Молодцы, хорошо постарались! Объявляю вам благодарность!” Он достал из табакерки две веснушки и дал одну мне, другую Артуру» – «Важным методом поощрения были открытки – поддержка во многих ситуациях. Такие открытки никогда не давали за хорошие оценки в школе, лишь за какие-то другие достижения ребенка» (из воспоминаний Клары Маян).
Бжехва описывает педагогическую методику Корчака в таких подробностях, как будто наблюдал её лично. Помимо совпадающего до деталей внешнего облика учебных заведений, удивительна симметричность внутреннего устройства школьной жизни, а главное – необыкновенная атмосфера любви и доверия, которой была проникнута жизнь и в Доме сирот, и в академии пана Кляксы.
Посмотрим на выборку из несколько фрагментов сказки.
«Войдя в парк, я услышал странный шум. Листья шуршали, кусты качались, трава колыхалась, словно полчища невидимых существ передвигались по земле, минуя аллеи и тропинки. Я побежал на шум и очутился у пруда. Только тут я понял, что произошло. Воды в пруде не было. Рыбы в отчаянии бились об илистое дно, а бесчисленное множество лягушек и раков уходило искать себе новое пристанище. Глаз нельзя было оторвать от этой печальной процессии».
Зная о событиях, происходивших в тогдашней Польше, можно предположить, что прообразом «печальной процессии» послужила реальная трагедия, которую мог наблюдать Бжехва, – бегство или депортация евреев.
«И по мере того как росло нахальство Алойзи, слабели воля и сила пана Кляксы. Перемена произошла не только с паном Кляксой, но и со всей академией. Потолки опустились, мебель стала невзрачной, кровати – короче. …Перемена эта произошла, разумеется, не сразу, а постепенно. Однако через месяц она стала настолько ощутимой, что мы все почувствовали тревогу и страх.
– Дорогие мальчики, вы не могли не заметить, что делается вокруг. Вы видите, конечно, как ужасно я изменился. Мне приходится вставать на стул, чтобы вы меня видели из-за кафедры. Но уменьшился не я один. Всё вокруг уменьшилось. И вы, конечно, догадываетесь, в чём дело. Да, да, друзья мои, сказка про мою академию подходит к концу. Скоро академия совсем исчезнет, и от меня тоже ничего не останется».
Узнаваемый мотив – нарастающее бессилие добрых персонажей и крепнущая угроза, исходящая от недобрых.
«Внезапно в королевстве стало твориться что-то неладное. Со всех сторон приходили вести о том, что огромные волчьи стаи нападают на села и города, уничтожая все живое. Все посевы были вытоптаны полчищами волков, продвигавшимися на север. На дорогах белели человеческие кости. Обнаглевшие звери среди бела дня врывались в города и деревни и мгновенно опустошали их. В это тревожное время матери не находили детей, мужья – жён. Волки, врываясь в дома, выволакивали оттуда умиравших от голода людей. Отовсюду до меня доносился только крик убиваемых людей да вой голодных волков. Села и города опустели. Королевство моего отца перестало существовать и превратилось в груды развалин. Я оплакивал гибель моих родителей и бедствие, постигшее мою страну», — говорится в ещё одной истории, рассказанной на страницах «Академии». Если забыть, что перед нами сказка, мы увидим практически документальную хронику жизни Польши времен оккупации.
И ещё одна тяжёлая догадка, которую я боюсь высказывать. Последний сон Адася, где есть поезд, пан Клякса, который сидит на кипящем чайнике, невозможная жара – не может ли это быть отсылкой к трагическому финалу жизни Корчака и его Дома сирот? Как мы помним, 5 августа 1942 года Корчак, дети и воспитатели Дома сели в поезд, отправлявшийся с варшавской станции Умшлягплац в нацистский лагерь смерти Треблинка, где все они были сожжены в газовой камере.
Памятник Янушу Корчаку в Яд ва-Шеме. 2007 год
«– Алойзи, опомнись! – сказал Артур.
– Не хочу опомниться! – закричал Алойзи. – Я буду всё помнить, мне так нравится. Это я вылил чернила, я распорол подушки, я напустил сажи. Ну, что вы мне сделаете? Ничего! Только попробуйте мне мешать, я сожгу тогда всю вашу казарму, вот!
Мы испугались и побежали на кухню жаловаться пану Кляксе. От неожиданности он выронил из рук торт.
– Я знал, что Алойзи что-нибудь натворит, – грустно сказал он. – Скверно. Но оставьте его в покое, мальчики, тут виноват механизм. Алойзи нарочно сделали таким. Это дело рук Филиппа. И тут я бессилен. Понимаете? Бес-си-лен!»
Это смятение и беспомощность перед разрушительной машиной уничтожения – точно переданное ощущение человека, который видит, что каток надвигается на него, но не может его остановить.
«Мы с облегчением вздохнули: Алойзи, эта мерзкая карикатура на человека, перестал существовать». Случайно ли человекообразную куклу, которая приносит в академию столько бед и в итоге разрушает её, зовут Алойзи? Имя начинается на букву «А», так же как и имя Адольфа Гитлера.
Вскоре после окончания войны Бжехва опубликовал стихотворение:
Для вас это просто клише и только история,
А для нас шесть лет дымились крематории,
Для нас были Треблинка, Освенцим, Майданек
Мы это знали из жизни, вы – только из упоминания.
Не было ночи, когда гестапо
Не стучало в ворота окровавленной лапой.
Эта боль была с ним всё время. Книга, написанная «не заметившим оккупации» поляком для поляков, была о подкрадывающемся ужасе.
Сказку, наполненную двойниками, оборотнями, перевёртышами, можно прочесть и как притчу о разрушительности зла и хрупкости человеческой жизни. Вспомним эпизод, когда стражник из свиты короля внезапно превращается в волка-оборотня – квинтэссенция беззащитности и уязвимости, общей и для сказочного принца, пережившего предательство, и для обычного человека, оказавшегося под оккупацией. Оба вдруг оказываются в мире, где положиться не на что, искать поддержки не у кого. То, что вчера казалось защитой, сегодня обернулось западней. Как сказал пан Клякса, «тут я бессилен. Понимаете? Бес-си-лен!»
Сказочная повесть об академии пана Кляксы – история о том, как привычный счастливый мир медленно рушится, и с этим нельзя ничего поделать. Между улыбками и веснушками спрятана огромная печаль.