Путин создал вакуум будущего: из-за развязанной им войны мы попали в разрыв исторических процессов. На глобальной сцене борются два типа проектов будущего: проекты «нового мира» и «постоянной войны». Кто и как воспользуется моментом, когда возможны совершенно разные сценарии? На каких основаниях строить четвёртую российскую республику? Как Путин, не желая того, создал новую Большую Европу (совсем не похожую на «общий дом», о котором мечтал Горбачёв), из чего должна быть сделана цепь для российского Левиафана и почему так важно, как в этом году распределились «Оскары» – читайте в новом интервью в рамках спецпроекта «Перекрёстки».
— Михаил, какие пути для развития России вы видите?
— Думаю, это развитие уже не может обходиться реформами – нужно полностью отстраивать государственность заново. Итак, во-первых, следует ориентироваться на будущее в терминах нового строительства республики.
Во-вторых, в построении новой республики следует учитывать опыт республиканского строительства времён первой Февральской, второй Октябрьской и третьей постсоветской российских республик. Третья российская республика выродилась в персоналистский режим – прочный, со злой разумной волей, но ограниченный временем жизни автократа. Существуют биологические предпосылки для того, что у россиян в обозримом будущем появится возможность построения четвёртой республики. А у нынешних властных элит, оппозиционных групп и контрэлит – шанс на воплощение своего проекта такой республики.
С падением власти КПСС и распадом СССР у народов Восточной Европы и Северной Евразии возникла возможность построить конституционно- или либерально-демократические республики. Эти республиканские эксперименты были направлены на разрыв верховной власти и создание систем сдержек и противовесов в виде трёх ветвей власти, разделения на центральную и местные публичные администрации и возникновение влиятельных горизонтальных сетей партий и гражданских организаций. Увы, в большинстве постсоветских страновых случаев это разделение оказалось хрупким, что позволило властным элитам формально или неформально восстановить верховную власть и управленческую вертикаль под нею.
В 2010-е, когда ещё была возможность для интеллектуальной дискуссии с путинистами, я не раз слышал от них, что разделение верховной государственной власти на ветви невозможно, что перестроечная вера в либерально-демократическую республику была «романтическими мечтаниями». Но эта позиция ошибочна.
Да, почти все президенты постсоветских республик рано или поздно становились врагами конституции и демократии. Президентский институт подрывал свободу парламентов и подминал под себя законодательную ветвь власти. Но в странах Балтии, где тоже не раз бывали проблемы с президентами, их парламентским республикам удалось пригасить негативный эффект президенциализма и удерживать баланс властей. Итак, ради свободы граждан и сообществ важно, чтобы новая республика была устроена с учётом склонности элит восстанавливать вертикали власти и оснащена механизмами недопущения этого эффекта в будущем.
Элиты ядерной державы находятся под постоянным соблазном уйти от проблем граждан и страны в геополитику
В-третьих, республиканское строительство в России должно учитывать негативный опыт не только президенциализма, но и слияния формальных и неформальных институтов. Формальные институты – это правила, санкционированные и публично описанные в законах и подзаконных актах. А неформальные – это правила, основанные на личных отношениях, лояльности, угадывании правильных поступков, и даже на общей вине. Если вы вместе совершили преступление, например, обокрали госбюджет, то в будущем вы связаны в одну группу, основанную на специфичном социальном капитале, на беспредельном доверии подельников.
Формальные и неформальные институты могут усиливать друг друга, а могут подрывать. В России и других постсоветских странах группы и организации, основанные на этих институтах, выстраиваются в патрональные пирамиды, как их называет Генри Хейл. Это большие организации, вовлекающие в себя разнее сословия, группы, классы, общины. Наверху всегда полуформальный, полунеформальный лидер или группа лидеров. В части стран – в России, Беларуси, Азербайджане – установлено правление одной пирамиды. А в Украине, Грузии или Молдове в постсоветские времена имелось несколько враждующих пирамид. Это тоже дурной принцип организации власти, но когда пирамид несколько, они между собой конкурируют и оставляют гражданам достаточно большие пространства свободы. Правда, сейчас, во время войны, политика в Украине функционирует иначе. А в Грузии всё сильнее одна патрональная пирамида.
Так что в будущем нужно выстроить такие формальные институты, которые бы не позволили неформальным структурам захватить формальные, но и позволяли бы неформальным группам действовать на общую пользу. Новая республика должна быть коррупциеустойчивой.
В-четвёртых, для России, как и многих других постсоветских государств, важен опыт местного самоуправления. Россия состоит из региональных и локальных сообществ, живущих в системе откупа от вмешательства центральный власти во внутренние дела. Фактически это постоянный торг: вы нас тут трогаете, а тут нет, и за это мы вам отдаём такие-то свободы и ресурсы. Начав войну, Путин подорвал и эту систему. В новой республике баланс полномочий между центром и местным самоуправлением должен быть выстроен при некотором перевешивании именно местных властей. Эффекты от ошибок центрального правительства во многом могут быть ограничены как раз местным самоуправлением.
И последнее: Россия должна отказаться от ядерного оружия. Его присутствие создаёт эффект исключительности центрального правительства. Элиты ядерной державы находятся под постоянным соблазном уйти от проблем граждан и страны в геополитику, суверенизм, в «великое государство». Этот соблазн есть у всех ядерных держав: в США это борьба республиканского внутреннего принципа с имперским внешним; каждый бюджетный цикл в Конгрессе превращается в схватку республики и империи. В России же имперское начало выиграло, направив все ресурсы страны на гиблое дело агрессивных войн и самоуничтожения.
— Год с лишним назад мир изменился, по мнению многих – необратимо. В чём, на ваш взгляд, заключается перелом?
— Путин положил конец постсоветскому тридцатилетию, создал вакуум будущего. Из-за развязанной им войны мы попали в новую историческую цезуру, в разрыв исторических процессов, сравнимый с 1989-1991 гг. В цезуре распадаются целостности, общества, и лишь их осколки получают будущее. Кто и как воспользуется моментом, когда возможны совершенно разные сценарии?
У США есть большой проект – отчасти в виде AUKUS, отчасти нового НАТО, он связан с Индо-Тихоокеанским регионом и с частью Европы. Китай явно ощущает нынешний разрыв времён и то, что будущее можно создавать своими усилиями – и создаёт, помирив, например, Иран и Саудовскую Аравию. В Европе грядут тяжёлые времена холодной войны с ослабленными экономиками.
Тучные времена для мира закончились: международная торговля будет существовать в военных условиях, при которых можно прерывать каналы. Это не означает, что Запад ждёт бедность: речь о росте расходов на оборону, на безопасность, о снижении трат на социальные нужды.
Любая война создаёт предпосылки для успеха антилиберальных групп. Демократия выживает, но, скорее всего, тренд на национально-консервативную, антилиберальную демократию продолжится. Западные демократии будут всё сильнее ориентироваться на «большинства» (языковые, этнические, конфессиональные, идеологически идентифицированные). Крайне правые партии, обещающие безопасность, будут популярны, страх перед ними – как мы видим на примере Италии или Швеции – прошёл.
— Страх перед войной – тоже?
— Тезис Дмитрия Тренина «верните страх» находит странные подтверждения и в старых, и в новых демократиях. Страх войны, как тотальной, так и малой или средней, действительно ушёл из социального воображения нынешних властных и интеллектуальных элит. Если правда, что симптоматика социального воображения появляется в популярной культуре и связанных с ней премиях, то свежий «Оскар» подтверждает недооценку ужаса войны. Фильм «На западном фронте без перемен», где эти ужасы представлены вниманию нынешних поколений во весь рост, был отмечен лишь за музыкальное сопровождение, основное внимание было уделено блокбастеру, о котором через месяц забудут.
Война ужасна и недопустима. Наш опыт это подтверждает. С начала войны мы живём в регионе, где смерть плодит смерть, где у обществ всё больше причин ненавидеть друг друга, желать друг другу смерти. Можно сказать, что путинское вторжение создало новую единую Европу. Не Европу – наш общий дом, о которой мы мечтали в 80-х, не Европу от Дублина до Владивостока, а иную Большую Европу, простирающуюся от Ольстера до Магадана, где Ольстер – постоянный источник проблем этноконфессионального типа, а Магадан – постоянное напоминание о ГУЛАГе и тоталитарных экспериментах.
Начавшуюся войну быстро не остановить. Из борющейся окровавленной Украины она идёт в Россию, в Беларусь, в Молдову, на Кавказ. На очереди Балканы и Ближний Восток.
Вот почему так важно в будущем создать условия для мирных республик в Евразии, в том числе в России. Нужно отказаться от президентской формы и ядерного оружия – это в интересах народов, имеющих исторический опыт срывания в тоталитарные и агрессивные проекты. Ни России, ни Германии ядерного оружия лучше не иметь.
— Отказ от него должен идти снаружи или изнутри?
— Если это будет сделано снаружи, то следующее поколение российских элит, скорее всего, восстановит ядерное оружие. Так что это должно быть сделано изнутри. Депутинизация и денуклеаризация – это задача для россиян. Их обязанность перед каждым убитым украинцем или грузином – построить республику, где военщине не будет места, а у Левиафана будут вырваны когти и клыки. Все Левиафаны страшны, но во многих странах они сидят на цепи разделённых ветвей власти. Российскому Левиафану нужна прочная цепь, а её надежность будет гарантирована, только если сами граждане РФ её наденут.
— Есть ли признаки, что общество пойдёт по этому пути?
— Насколько в 1989-м было реалистично, что партия будет посажена на цепь и распадётся Союз? Я помню дискуссии на эту тему в апреле-мае 89-го: в Эстонии уже начал действовать Народный фронт, но даже его участникам было сложно поверить в распад СССР. Однако именно запредельные, странные идеи апреля-мая того года легли в основу Эстонской республики, со всеми их плюсами и минусами.
Логика цезуры предполагает, что она даст исторический карт-бланш тем, кто будет готов реализовать готовый проект социально-политических преобразований. Российским либералам необходимо мыслить, готовить проект, а когда возникнет окно возможностей, его реализовывать.
Я наблюдаю, как группы россиян в эмиграции дискутируют, развивают несколько проектов – авторитарный, консервативно-сепаратистский и либеральный. Последний проект имеет шансы на успех, только если при его подготовке будет сделана работа над ошибками 1992 года: что было сделано не так во внутренней и внешней политике, что не было сделано в момент возможности построить свободную и безопасную для соседей Россию?
Нам в Украине очень важно, чтоб клыков у российского Левиафана больше не было. Наше будущее зависит не только от наших усилий, но и от того, способны ли россияне к стабильному добрососедству.
Нам в Украине очень важно, чтоб клыков у российского Левиафана больше не было
— А какие планы развития готовит Украина?
— Старые правила в Украине уже не работают и не помогут выйти из того ужаса, в котором мы оказались после нападения. Владимир Зеленский и его команда обсуждают с Западом планы реконструкции страны. Она коснётся не только домов и дорог – речь о государственном переустройстве, конституционной реформе. Много групп украинских интеллектуалов работают над разными проектами, среди них идёт дискуссия по тем же вопросам: усиливать парламент или нет, как выстраивать отношения центра и регионов, как не допустить системной коррупции, какая внешняя политика обеспечит нам мир.
— Каковы шансы, что россияне не упустят новый 1992-й?
— Вопрос в том, кто именно из россиян не упустит этот шанс. Есть разные группы, которые готовятся использовать этот момент в своих интересах. Кто-то мечтает о восстановлении олигархии, кто-то – о «большой войне» с Западом. Их проекты уже готовы, они набирают силу в России. Если российская эмиграция не подготовит свой проект, если ей нечего будет предложить своему обществу – победят враги свободы и жизни. Тогда Россия, да и вся наша часть мира обречены на распад и на долгие войны.
— Вам близка идея сформировать готовое правительство (или несколько его версий) в изгнании?
— Это разумное предложение, но правительство – лишь один из инструментов, хоть и важных. Должны быть готовы группы тех, кто будет осуществлять академическую и образовательную реформу, кто будет очищать армию и структуры безопасности от военных преступников, кто проведёт депутинизацию политики и уничтожит ядерное оружие, кто будет устанавливать новую судебную власть, независимую от политиков. Работы много, ответственность политических и интеллектуальных лидеров – подготовить эти изменения. Стоит обратить внимание на беларускую эмиграцию. Вокруг Светланы Тихановской много интеллектуалов, которые готовят концептуальные проекты для построения будущей Беларуси.
— Получается, цезурой воспользуются все, и вопрос, чей проект победит?
— Революционная ситуация – это не столько про верхи и низы, сколько про пространство и время, в котором прежние властные структуры пали, а новые существуют в виде нескольких противоборствующих проектов. Когда случилась цезура 1917-1922 гг., среди десятков политическихпроектов победил самый радикальный – большевистский.
2022-й стал временем цезуры не только для постсоветского пространства, но и всего мира. На глобальной сцене борются два типа проектов будущего: проекты «нового мира» и «постоянной войны». Проекты мира решают задачу, как предотвратить Третью мировую, а также снизить конфликтность и установить правила сосуществования разных геополитических блоков, демократий и автократий. Проекты постоянной войны рассматривают правила сосуществования в постоянных конфликтах на всех уровнях без доведения ситуации до ядерной – «последней» – войны. Эти два типа проектов обозначают горизонт возможного будущего для регионов и отдельных стран. Какой тип проектов реализуется в России, очень важно для Украины и всех стран Восточной и Центральной Европы, для Средней Азии, да и будущее Китая решается в эти дни. Люди доброй воли должны проявить её в деле восстановления мира.
— Европа – по-прежнему «общий дом», куда стремился Михаил Горбачёв?
— Идея Европы в кризисе. Регион распадается, находится в поиске себя, это большой вызов для Брюсселя, стран-членов Евросоюза и тех, кто претендует на членство.
Я уверен, что свобода и мир в России зависит от того, сможет ли она вернуться в Европу. Сможет ли она отказаться от великодержавности и рассматривать Европу как ту часть мира, к которой и сама принадлежит. Горбачёв и Яковлев делали усилия в этом направлении, но их «новое мышление» не стало новой практикой. Я надеюсь, что российская либеральная эмиграция – это та среда, которая сможет породить проект мирной и свободной России и создать четвёртую республику как неотъемлемую часть новой Европы будущего.