Демократия победит автократию, если окажется не слабее её. Парадокс, но это возможно, лишь если между ними сохранятся торговые связи. Правомерно ли упрекать Европу в трусости за то, что она покупает российские энергоносители, поддерживая тем самым путинский режим?
Материал написан по итогам выступления Александра Баунова на канале «О стране и мире». Информация используется с разрешения канала.
Европа и нежелание XX века
Европе не хочется начинать другую жизнь: предыдущая её полностью устраивала.
Политический мыслитель Иван Крастев верно заметил, что европейцы 20-х или начале 30-х годов думали, что живут «в Европе после войны». А выяснилось, что они живут, в лучшем случае, в Европе между двумя войнами или в Европе перед войной. Примерно в том же положении оказались и современные европейцы. Осознавать это, перестраивать мышление, экономику и, может быть, даже политическую систему очень не хочется.
Ни в Первую, ни во Вторую мировую никто не торговал со своим противником. Европейцы в каком-то смысле успокоены, в хорошем смысле развращены, условной Третьей мировой, которая проходила в «холодной форме», в которой можно было с противником торговать, и противник выполнял свои торговые обязательства. Да, он нацеливал на ваши столицы свои ядерные ракеты, но тот же противник производил энергоносители и давал их вам, а вы давали ему трубы, по которым он поставлял вам товар. Европейцы привыкли к этой двусмысленной странной ситуации.
Война перестала быть конфликтом, который можно воспринимать как локальный. Если бы беженцы были инокультурными, если бы украинцы отличались по религии, внешне, по поведению, как беженцы Ближнего Востока, Европа была бы давно поражена этой рефлексией. К счастью для Европы, украинцы – в общем, европейцы. И есть надежда, что по мере исчерпания сил сторонами конфликт вновь превратится в локальный и можно будет вернуться к жизни в Европе «после войны», а не «перед войной».
Альтернативная ставка кажется европейцам более рискованной – если они вдруг захотят победить Путина прямо сейчас, то могут оказаться в состоянии прямой войны с ним.
Мне это напоминает попытку последнего военного переворота в Испании 23 февраля 1981 года, когда военные заняли парламент Валенсии, одного из крупнейших городов. Испанцы не вышли на улицу, а стали ждать какого-то другого разрешения ситуации. Не потому, что забыли гражданскую войну или массово струсили – а как раз потому, что хорошо эту войну помнили: она началась с выступления военных, граждане вышли на улицу, взяли оружие, и началось. Они хотели избежать нового фронтального столкновения. Это не трусость, это немного другое.
Степень угрозы, которую пока чувствуют европейцы, несопоставима с потерями в образе жизни, которые им пришлось бы понести при отказе торговать с диктатурами
Степень угрозы, которую пока чувствуют европейцы, несопоставима с потерями в образе жизни, которые им пришлось бы понести при отказе торговать с диктатурами. Диктатуры вообще – это половина человечества. Если вы перестаёте торговать с диктатурами, вы остаётесь без энергоносителей. Отказ от экономического взаимодействия с диктатурами – это ещё и отказ от Китая, который лишает западные компании их производственных мощностей.
Демократии могут победить, если окажутся не слабее автократии. А если демократии перестают торговать и резко обрубают свою зависимость, они, во-первых, лишают себя тех производственных мощностей, благодаря которым лидируют. Во-вторых, они оказываются слабее автократии, потому что электорально зависимы от населения, а население не всегда готово вписаться в борьбу в абстрактных категориях света и тьмы: население поддерживает демократию, потому что считает, что именно тот строй, который поддержит их экономическое благосостояние и права, лучше, чем автократия. Тебя просто вынесут из власти. Есть ли сейчас в Европе правители, которые готовы предложить своему населению карточки-рационы, или строгое регламентирования использования частных автомобилей, или запретительные цены на какие-то дальние поездки? Думаю, сейчас нет.
И американцы, и европейцы говорят, что вынуждены поддерживать отношения с противниками, с автократиями, чтобы не стать слабее, чем они. Байден выбирает ту диктатуру, которая представляется ему наиболее опасной – Россию, а с остальными, которые ведут себя ничуть не лучше, но, по крайней мере, не ведут агрессивных войн, готов продолжать экономические отношения и даже наращивать их, чтобы сдержать Россию.
Именно потому, что Европа не хочет тотального военного столкновения и не хочет повторения своего XX века, она не хочет полного разрыва связей со своим нынешним врагом. Европа делает попытку найти какой-то другой путь – чтобы не вернуться в XX век, а пойти как-то иначе.
Что Россия и мир могут предложить друг другу
Для Украины у Запада есть положительное предложение: присоединение к большому европейскому дому. А какая повестка у Европы и Запада в целом для России, кроме отрицания путинизма, пока неясно. И здесь, в России, этот дефицит предложений чувствуют. Это один из факторов, которые заставляют большую часть населения в России оставаться нейтральными, не переходить на сторону Запада.
Какое будущее предлагает Россия миру, кроме своего славного прошлого? Вместе с нами праздновать нашу победу в Великой отечественной? Не знаю, насколько это увлечёт египтян, индонезийцев или даже индийцев. Нет повестки.
Российская политика вся сейчас в прошлом: вечный 1942 год, вечный раздел Польши, вечная Крымская война, вечный Пётр I. А сейчас-то что происходит? Это смешение слоёв чревато некомпетентными решениями профнепригодного политика – потому что политик не должен смешивать историю и сейчас, хотя это часто бывает с политиками в малых или развивающихся странах, чтобы разгонять национальный дух не современными достижениями, а прошлым величием. Человек, находящийся долгие годы у власти, начинает видеть себя не политиком, который борется за власть и решает текущие вопросы, а героем учебника: «путинский период истории» – и уже не важно, что сейчас, а важно, как он будет смотреться на фоне Петра I, Екатерины II или Сталина.
Путин из экономиста, который удваивает ВВП и проталкивает российские товары на западные рынки, привлекает инвестиции в страну, как это было в первые два его срока, превратился в человека, глубоко погружённого в исторические изыскания: как началась Мировая война, что такое Голодомор, что такое большевистская национальная политика. И за этими историческими изысканиями потеряна очень важная для политика мысль, что современность – это не прошлое. Не важно, что делал Пётр, не важно, как чувствовали себя украинцы в эпоху гетманата – важно, кем они чувствуют себя сейчас.
Автор – журналист-международник, политолог, публицист, автор телеграм-канала Baunovhaus.