Какими могут стать отношения России и Европы

Марек Радзивон рассуждает об установках позапрошлого столетия, правильном и неправильном империализме, гибели биполярного мира и о том, что же делать со страхом перед НАТО.

Прогнозирование возможных отношений России с Европой и её ближайшими соседями – занятие рискованное и несерьёзное: в уравнении слишком много неизвестных.

Появляется соблазн помечтать о гармоничном соседстве, как в эссе Андрея Сахарова «Размышления о прогрессе, мирном существовании и интеллектуальной свободе» 1968 года.

Россия у Сахарова – страна, ориентированная на международное сотрудничество, готовая в течение многих лет добровольно облагать себя налогом в интересах более бедных регионов и стран, извлекающая выгоду от сближения рыночного капитализма в его американской версии и социальной, государственной системы, преобладающей в СССР. Похожую картину Сахаров описал в проекте конституции 1998 года незадолго до своей смерти: глубокая реформа Советского государства в Союз Республик Европы и Азии, что-то вроде Европейского союза постсоветских государств – полностью добровольного и на основе реального сотрудничества.

Прекрасная картина, но скорее литературная, трудно представить её в далёкой перспективе. Сегодня мы сталкиваемся с вопросом, как Россия будет вести себя по отношению к Европе и миру после эпохи Путина – и как мир должен будет вести себя с Россией.

Конечно, речь не о самой фигуре Путина, а о системе власти, которую он и его чекистская команда сумели построить и сконсолидировать и которая существует уже более двадцати лет. Не факт, что эта система рухнет после его ухода.

Более того – мы не можем быть уверены, что глубокие внутренние реформы в России и возможный частичный демонтаж нынешней структуры будут означать другую Россию для западного мира: более безопасную во внешних отношениях, готовую сотрудничать с международным сообществом, например в разрешении локальных конфликтов и желании нести ответственность за глобальные изменения, например изменение климата.

Россия, готовая и способная пересмотреть свою существующую военную доктрину, будет хорошо воспринята

Начать следует с вопроса безопасности: Россия, готовая и способная пересмотреть свою существующую военную доктрину, будет хорошо воспринята.

Сейчас одной из наиболее важных внешних военных угроз в этой доктрине считается «наращивание силового устройства Североатлантического договора НАТО и наделение её глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приближение военной инфраструктуры стран – НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путём дальнейшего расширения блока».

Восприятие вооруженных сил Запада как угрозы для России и НАТО как агрессивного альянса началось ещё в СССР и продолжалось, хотя и с разной интенсивностью, даже в 1990-е. Вспомним резкие возражения президента Ельцина против вступления в НАТО в марте 1999 года бывших стран социалистического лагеря – Чехии, Венгрии и Польши, а затем и прибалтийских Литвы, Латвии и Эстонии. Сохранение нейтралитета соседей России было её односторонним требованием – к счастью, неустойчивым.

С тех пор напряжённость между Россией и Атлантическим альянсом усилилась. Сможет ли будущая Россия рассматривать существование НАТО не как угрозу, но как попытку максимально широкого международного регулирования в области безопасности и военного сотрудничества, важной частью которого со временем может стать? Речь идёт не о риторическом уходе от существующей доктрины, а о глубоком и прочном изменении приоритетов и ценностей, которое эта доктрина выражает.

Представление о НАТО как о величайшей военной угрозе для России имеет множество последствий. Один из них – регулярные военные маневры ЗАПАД, проводимые совместно с Беларусью и в Беларуси, имитирующие нападение на страны Центральной Европы, членов Евросоюза и НАТО. Недавно российские власти решили закрыть свое представительство в НАТО и представительство НАТО в Москве. Этот символический жест недоброжелательности, конечно, не станет важным политическим событием в долгосрочной перспективе, но является ещё одним симптомом постоянно ухудшающихся отношений и дополнительным свидетельством того, как и где Кремль определяет своего главного врага.

Ещё одно важное последствие этой доктрины – замораживание любого военного сотрудничества на региональном и глобальном уровнях. Меж тем можно представить совместные действия России и западного мира по разрешению локальных конфликтов, например в Сирии и Афганистане.

Россия сегодня ведёт себя как rogue state: становится деструктором и только тогда даёт о себе знать

Россия, вероятно, ещё долго будет слишком слабой, чтобы играть первую скрипку в мировой политике и самостоятельно выстраивать баланс сил. Но она достаточно сильна, чтобы дестабилизировать хрупкий порядок во многих регионах мира. В этом смысле Россия сегодня ведёт себя как rogue state: становится деструктором и только тогда даёт о себе знать. Остаётся надеяться, что новая российская элита сможет отказаться от текущей политики во многих регионах, так как поддержка местных режимов не в интересах России.

Последствием изменения стратегии и шире – нового подхода к ценностям в политике станет (это, безусловно, ожидание демократического мира) более широкое участие новой России в различных международных проектах, прежде всего в области универсальных прав человека, и в сдерживании сложных конфликтов вместе с международным сообществом.

Запад, конечно, хотел бы, чтобы Россия не предъявляла никаких территориальных претензий ни к одному из своих соседей и отказалась от идеи сфер влияния как таковой. Нет оснований считать, например, Беларусь сферой влияния России, несмотря на культурное и цивилизационное сходство, языковую и географическую близость (то же касается всего постсоветского пространства, включая государства Северного и Южного Кавказа). Нет никаких оснований придерживаться идей позапрошлого века о поясе нейтральных государств, отделяющих Россию от опасной Европы. У самой большой страны в мире нет причин для дальнейшего территориального расширения, тем более что есть проблемы с эффективным управлением и поддержанием минимального уровня жизни в некоторых из своих старых регионов.

Нет никаких оснований придерживаться идей позапрошлого века о поясе нейтральных государств, отделяющих Россию от опасной Европы

Мы видим, как дорого обходится России, а фактически и всему миру попытка силой удержать Украину в российской, то есть восточной сфере влияния. Она уже обернулась катастрофой для России и далеко не все издержки вскрылись – последствия будут весьма долгосрочными.

Европе нужна Россия, которая вместо запугивания и применения военной силы сможет сделать своим соседям интересное предложение экономического и культурного сотрудничества. В конечном итоге только это может быть прибыльным.

Наконец, само собой разумеется, что мир ждёт Россию, которая не будет нарушать основные международные договоры – я говорю об аннексии и оккупации Крымского полуострова. Лишь несколько стран признали принадлежность Крыма российскому государству, причём среди них не было многих союзников России, негативно настроенных по отношению к либеральному Западу – например, Китая.

Хочется также, чтобы Россия больше не поддавалась соблазну использовать природные ресурсы как форму давления на соседние страны.

Эти кратко сформулированные постулаты касаются внешних отношений, но внешняя политика во многом определяется внутренней ситуацией. Сочетание рациональной, мирной внешней политики, опирающейся на минимальное взаимное доверие между Россией и её партнерами, и авторитарного правления внутри страны с применением силы невозможно. Следовательно, отношения с соседями и западным миром не будут пересмотрены, пока не изменится сама Россия. И этого изменения не произойдет, если его не потребует большинство граждан этой страны.

При этом, по данным Левада-Центра, процент россиян, которые считают, что страны Запада представляют угрозу (в том числе военную) для России, в последние годы систематически растёт. Растёт и недоверие к западным государствам как к военным, экономическим и культурным конкурентам, а успехи западных государств и обществ синонимичны неудачам России.

Конечно, со страхами такого рода можно справиться. Пропагандистская риторика, которая постоянно подпитывает эти опасения, не будет длиться вечно, и можно предположить, что отвращение россиян к западному миру, которое отчасти является результатом официального «телевизионного» посыла, в значительной степени обратимо.

Возможно, более важной является попытка разработать и предложить обществу новое определение сверхдержавы. Похоже, что значительная часть российского общества и нынешний российский правящий класс находится в плену устаревших концепций эпохи холодной войны и биполярного мира. И хотя в последние десятилетия биполярность всё чаще заменяется хаотической многополярностью, отношение к России как к сверхдержаве в понимании позапрошлого столетия сильно как среди жёстких путинистов, так и, что хуже, в оппозиционных либеральных кругах. Нужно менять концепцию, постулируя, что великое, сильное и респектабельное государство – это не агрессивное и опасное государство, вызывающее страх у своих соседей, а богатое и предсказуемое государство, готовое сотрудничать.

Европа и западный мир, похоже, ожидают пересмотра Россией определения империи

Огромное пространство и огромный (хоть и неиспользованный) экономический и демографический потенциал означают, что Россия всегда будет одним из самых важных игроков в мировой политике. Европа и западный мир, похоже, ожидают пересмотра Россией определения империи: государства, дружественного по отношению к своим соседям, желающего установить региональное сотрудничество, государства, которое не будет использовать экономические преимущества в качестве политического инструмента, не говоря уже о преимуществах военных.

В заключение приведем мысль из области политической фантастики. Австралия не является агрессивным государством по отношению к окружающим меньшим островам, включая Новую Зеландию, сосуществуют два великих организма Северной Америки, США и Канада, Бельгия не боится французской агрессии, а Германия не нападает на Австрию и немецкоговорящий кантон Швейцарии. Так почему бы России не вести себя так же по отношению к своим более мелким соседям? Почему мы считаем, что это не получится?

Автор – доцент Варшавского университета, в 2009-2014 гг. — директор Польского культурного центра в Москве.