Пандемия короновируса, в последние недели охватившая практически весь мир, поставила большинство правительств перед сложным выбором между борьбой за здоровье граждан и поддержанием экономической активности.
Увеличение числа инфицированных может спровоцировать массовую панику, хозяйственная дисфункция – потерю рабочих мест и нарастание бедности, если не нищеты. Оба последствия практически одинаково опасны в большинстве стран, но в России – где, по данным последних исследований, почти 2/3 населения не имеет никаких накоплений, экономические проблемы особенно критичны.
На протяжении многих лет мы слышали от власти, что именно она обеспечила народу процветание и богатство после того, как вытащила страну из «ужасных 1990-х» – но по мере появления первых проблем немедленно оказалось, что если цены на нефть идут вниз, а с ними сокращаются и доходы граждан, то ни о какой персональной ответственности не может быть и речи, ведь всё это обусловлено объективными обстоятельствами. Но последние события, спровоцированные распространением пандемии и потребностью осуществлять карантинные меры, меняют содержание данного вопроса.
Закрывая бизнесы, требуя от людей оставаться дома, российское правительство действует в соответствии с рекомендациями властей других стран – однако оно не учитывает специфики отечественной ситуации и не готово признавать своей ответственности за происходящее.
Никто не спорит: пришествие короновируса ни в коей мере не является результатом действий чиновников – но постановления о закрытии отдельных бизнесов, ограничении трансграничных передвижений и сокращении операций транспорта, не говоря уже о de facto приказной [не-само] изоляции прямо инициированы властью. И здесь возникает самая значительная дилемма, с которой сегодня сталкивается страна.
Это вопрос о границах ответственности власти – в том числе и за благосостояние граждан и налогоплательщиков. В последние недели в отношении к нему явно наметились два диаметральных подхода. Первый воплощён в развитых странах, прежде всего в США и Европе, где власть признаёт, что за свои действия следует платить, какими бы высокими мотивами они ни были продиктованы. Мотивы и следствия – разные вещи. Поэтому здесь выясняют масштаб ущерба и стараются его возместить. Когда Конгресс начинал обсуждать антикризисный пакет, его стоимость оценивалась в $940 млрд. – но через неделю он был принят в сумме $2,2 трлн. просто потому, что такой оказалась реальная (но, возможно, даже не окончательная) оценка ущерба. Второй доминирует в России, где власти исходят не из потерь общества и бизнеса, а из собственных возможностей и из оценки того, на сколько хватит накопленных резервов (и на кого их лучше потратить в смутные времена). Этот вариант действий идеально описывается ставшей уже крылатой фразой С.Собянина о том, что если помогать всем, «бюджеты треснут». Лучше, как говорится, не скажешь.
Однако, на мой взгляд, даже если бюджета и не хватает на всех (о том, хватает или нет, мы поговорим ниже), следовало бы наметить наиболее необходимые траты, без которых совершенно невозможно обойтись.
Прежде всего, на мой взгляд, это поддержка наименее обеспеченных жителей – тех же официально признанных бедняков, которых в России почти 18 миллионов. В качестве первоочередной меры можно было бы выплатить пенсионерам по дополнительной пенсии, а работникам, получавшим менее, например, 15 тыс. рублей, по дополнительной зарплате. Подобный шаг потребовал бы около 700 миллиардов рублей, но это, с одной стороны, помогло бы многим старикам и малообеспеченным россиянам пережить месяц карантина, сняв при этом часть нагрузки с остановленного бизнеса, и, с другой стороны, сыграло бы большую роль в поддержании авторитета власти, который (безотносительно к тому, как кто из нас к ней относится) необходим в такие трудные времена, как сейчас.
Борьбу с бедностью, на мой взгляд, следует сделать безусловным приоритетом на ближайшие несколько лет – просто потому, что уже сейчас мало кто сомневается: одновременный удар короновируса и подешевевшей нефти по нашей экономике оставляет ей мало шансов.
Главным приоритетом при этом должны быть меры, которые не становились бы рассадником коррупции. Последняя в условиях кризиса становится намного более опасной, чем прежде, так как будет восприниматься обществом куда болезненнее и, кроме того, ежечасно станет поглощать довольно ограниченные бюджетные ресурсы и резервные фонды.
С одной стороны, «некоррупционные» методы борьбы с бедностью должны, на мой взгляд, сводиться к самым простым способам доведения денег до граждан. Дополнительные пенсии, повышение размеров пособий, увеличение детских выплат и материнского капитала, прямая поддержка безработных – это самые правильные шаги в современной ситуации. Возможность украсть эти средства довольно ограничены, а попадая в руки людей, они не потратятся впустую. В то же время многообещающими выглядят разного рода льготы типа применяемых даже в самых богатых странах талонов на питание (в тех же США правительство тратит на них $63 млрд. ежегодно – почти столько, сколько Россия на оборону). Подобные талоны, распределяемые среди малоимущих на небольшие суммы –хотя бы 1-2 тыс. рублей в месяц, пусть даже временно, пока экономика не выйдет в рост – это также поддержка не только людям, но и бизнесам, которые скоро в полной мере почувствуют сокращение спроса. При этом всякие «сложные» идеи типа разрекламированного президентом горячего школьного питания выглядят намного более спорными, так как в кризис «кормиться» от них будут не дети, а приближенные к местным властям кейтеринговые компании и их контролёры.
С другой стороны, нужно предпринимать все возможные меры не только для повышения доходов людей, но и для сокращения их текущих расходов. Здесь я бы упомянул несколько самых очевидных инициатив. Это и отмена НДФЛ на доходы, не превышающие прожиточный минимум; и заморозка на 1-2 года всех основных тарифов (на общественный транспорт, услуги ЖКХ, вывоз мусора, парковки, и т.д.); и ограничение цен на бензин (при нынешней конъюнктуре на рынке нефти расценки нефтепродуктов на внутреннем рынке становятся уже даже не смешными – все прекрасно понимают, что люди дотируют из своего кармана убыточные экспортные поставки «Роснефти»). Наконец, стоит прямо поставить и один из самых трудных вопросов последнего времени – об эмбарго на ввоз качественной и дешевой сельскохозяйственной продукции из-за рубежа. Российские аграрии достаточно попользовались пятилетними «каникулами», которые запомнились всем только взрывным ростом импорта пальмового масла и изобилием «сыросодержащего продукта» – пора подумать и о людях. Импорт дефляции – это давно известный в рыночных экономиках маневр: в 1998-2001 гг., после «азиатского» кризиса, удешевление импортных товаров было более значимым фактором повышения благосостояния граждан США, чем повышение номинальной заработной платы. В России этот метод тоже можно бы применить.
Эти меры могут казаться «излишне» дорогими, но это не так. Властям следует, наконец, понять, что любые вложения в повышение уровня жизни граждан – тем более самых незащищённых – стимулируют экономический рост (в отличие от широко рекламируемых в России «инвестиционных» проектов типа стадионов, мостов и дорог). Нынешняя пандемия уже привела к отмене почти всех массовых мероприятий – «инвесторам» (т.е. бюджету) остаётся считать убытки. Сейчас из-за карантина сорвётся летний туристический сезон – вот вам и эффективность Крымского моста. А ходить в магазин за самым необходимым люди будут при любых потрясениях – поэтому бюджетные триллионы будут возвращаться как налогами, так и новыми рабочими местами (т.е. сокращением трат на очередные пособия). Кроме того, нельзя не видеть,что задача «сохранения народа», которая раз за разом повторяется президентом, сегодня не может быть решена за счёт повышения рождаемости (кризис, пандемия и обнажившиеся проблемы в сфере здравоохранения этому никак не способствуют) – поэтому нужно поддерживать и обеспечивать адекватные жизненные условия ныне живущим гражданам, а не мечтать о будущих.
Наконец, борьба с бедностью становится сегодня особенно важной ещё по одной причине. Как мы видели, даже первые попытки заговорить об ответственности губернаторов и местных властей спровоцировали разговоры о «регионализме». Я не вижу сейчас никакой угрозы «распада России», которой многие нас пугают; между тем существует другая проблема. В последние годы активное развитие крупных мегаполисов привело к резким перекосам: вокруг них, а вовсе не где-то в Сибири или же на Дальнем Востоке, стали образовываться настоящие «пояса бедности». Сегодня к ним можно отнести всё дальнее Подмосковье и окрестности Санкт-Петербурга от Пскова до Карелии; южное Поволжье и Курганскую область; регионы, окружающие основные центры Западной Сибири. Крупные мегаполисы оттягивают в себя наиболее активную часть населения, становятся центрами занятости и собирания налогов, разрушают локальные бизнесы и лишают целые области любых перспектив. Положение, при котором бюджет Москвы в 9 раз превышает совокупные бюджеты семи окружающих её областей, неприемлемо.
Адресная поддержка малообеспеченных россиян может стать первым шагом на пути коррекции и региональных диспропорций, которые принимают поистине угрожающий характер.
Возможно, начав с этих мер, можно будет задуматься либо о радикальном изменении всей налоговой системы, либо о создании в России целого ряда «макрорегионов», в рамках которых могли бы перераспределяться существенные налоговые ресурсы. В любом случае, борьба с бедностью может помочь развитию страны не только в социальном, но и в региональном аспекте. Естественно, в период кризиса наиболее остро стоит вопрос: а откуда деньги? Я бы ответил на него следующим образом. Экономическая политика российских властей в последние годы указывает на полную неспособность использовать для борьбы с кризисом потенциал Центрального банка. Я не говорю о том, что сразу же после удара пандемии по рынкам ФРС снизила ставку до 0-0,25%, банк Англии опустил до 0,1%, ЕЦБ оставил на рекордных –0,25%, а Банк России по-прежнему держит ставку на 6% годовых. Проблема в том, что правительство ориентировано на трату резервов, а не на заимствования. Сегодня государственный долг крайне низок – 14,4 трлн. рублей, или 13,5% ВВП. Увеличить его на 7-8 трлн. рублей не предствляет собой никакой проблемы. Более того: в условях низких цен на нефть и сокращения налоговых поступлений речь идёт лишь о финансировании в долг дефицита бюджета. Это значит, что в итоге сумма государственных расходов не повысится по сравнению с запланированной на 2020 год – следовательно, не стоит бояться пресловутого «инфляционного эффекта», если правительство и ранее не ждало его при том же объёме трат. Опять-таки опыт других экономик показывает: в условиях кризиса люди не будут наращивать расходы, а у бизнеса не появится возможности завышать цены: те, кто будет это делать, сразу окажутся вытеснены с рынка конкурентами. Если правительство решилось бы на наращивание долга, резервные фонды могли бы остаться нетронутыми – и в таком случае безумное дрожание над мешком денег, которое мы сегодня столь очевидно наблюдаем, прошло бы. Власти смогли бы начать помогать наиболее пострадавшим от кризиса людям и бизнесам, экономика получила бы позитивный сигнал и через борьбу с бедностью Россия увидела путь к преодолению застарелых проблем. Конечно, я понимаю, что подобная стратегия не слишком популярна в Кремле – но суровая правда состоит в том, что альтернативы ей сейчас нет. С опасного пути народного обнищания надо во что бы то ни стало свенуть…
Автор — Владислав Иноземцев, д.э.н., профессор, директор Центра исследований постиндустриального общества.