Многие помнят собрания «Библиотеки всемирной литературы», Хемингуэя, Чехова или Диккенса на книжных полках каждого уважающего себя дома. Своё место на этих полках должна занять и многотомная монография российских организаций гражданского общества, полагает журналист-расследователь Андрей Заякин. 30-летний опыт зондирования авторитарной системы и противостояния ей имеет огромную ценность для будущего. Кто и как должен писать эту монографию? Мы продолжаем цикл публикаций о российских учёных и их возможной роли в создании демократического государства.
— Андрей, Платон полагал, что лучшие властители — это правители-философы. Государство под руководством философов, учёных в целом — хорошая идея?
— Нет. Хорошая идея — учёные, которые участвуют в управлении, не узурпируя власть. Которые придумывают механизмы, приносящие, по тому же Платону, максимальное общественное благо (даже если каждый, кто в них участвует, преследует исключительно свои эгоистические интересы).
— Какие именно учёные могут этим заниматься?
— Думаю, любые. Дизайном общественно полезных конструкций могут заниматься математики, статистики, юристы, историки, специалисты по большим данным — все, кто знает, как устроено общество, знаком с теорией игр, теорией вероятности, статистикой и пр. Главное — не быть кабинетным мудрецом, работать в контакте с гражданским обществом. Ему правда нужны учёные, да и приличные учёные будут рады такой работе.
— Как такой дизайн может выглядеть?
— Приведу совсем детский пример: не очень интеллектуальные и не слишком настроенные на общественное благо золотоискатели нашли золотоносный ручей и намыли песка. Теперь им надо его поделить. У них есть какие-то (очень ограниченные) представления о приличии, так что драться и убивать друг друга они не хотят. Вместо этого они зовут философа. Философ сам не делит песок, а предлагает механизм: один золотоискатель песок делит, а второй говорит, кому какая горка достанется.
Более сложный пример — история с коллегией выборщиков в США. Это архаичная и безумная на первый взгляд выборная система не обеспечивает победы большинства — но это и действенная мера против электоральных фальсификаций, тем самым позволяющая достичь общего блага. Избирком в Калифорнии, состоящий из продемократических предпринимателей Кремниевой долины, мог бы запросто войти в сговор в пользу демократов — но ему это невыгодно, так как в этом штате победа и так обеспечена. А в колеблющемся штате сговор проблематично организовать и легко раскрыть, так как тебя окружают и демократы, и республиканцы.
Если вы поставите железный лист, он упадёт, если попробуете на него залезть — согнётся. Но если вы его согнёте или сделаете из него коробочку, то он не упадёт и на нём можно даже стоять. Социальные конструкции, подобные тем, о которых я говорю, дают гражданскому обществу эти ребра жёсткости.
— А в российском институциональном дизайне (довоенном, конечно) были элементы, отвечающие этим требованиям?
— Да, были. Они были несовершенны, не смогли предотвратить апокалипсис — но они позволили довольно долго ему сопротивляться.
Вот простейший пример институционального дизайна, который позволил достичь общественного результата. С 2013 по 2022 год я занимался общественной экспертизой чиновничьих диссертаций. Мы могли это делать с ненулевым выхлопом, потому что в системе было это ребро жёсткости: в положении о присуждении учёных степеней сказано, что любое лицо может оспорить законность и обоснованность присуждение любой учёной степени. Это небольшая клаузула породила огромную волну гражданского активизма в академической сфере, огромную публичную дискуссию о репутации, о честности присуждения учёных степеней, поразительно объёмную административную практику (к 2022 году года более 1000 человек было лишено учёной степени, прошли десятки судебных разбирательств). Потом система всё это переварила — но злодеям был нанесён серьёзный удар.
Еще одна совокупность норм, которая помогала сопротивляться происходящему, — та, что касается публичности, гласности, подотчётности и прозрачности проведения выборов в России. Нормы, касающиеся прав наблюдателей, членов комиссии с правом совещательного голоса, поучастковой публикации результатов голосования, позволили заглянуть внутрь системы и силами граждан, заинтересованных в честности выборах, и кандидатов, заинтересованных в честном подсчёте, следить за честностью выборов. Это ребро жёсткости простояло до момента, когда кандидаты были истреблены физически и не для кого оказалось защищать результаты выборов — окончательно это случилось в 2024-м, а по сути в 2020-21-м.
— Имеет ли смысл работать над созданием таких рёбер жёсткости сейчас, пока нет возможности реализации?
— Такие проекты можно и нужно писать впрок. При их подготовке очень важно не перетеоретизировать: мерой принятия любых решений должна быть эмпирика. Для меня , например, очень важно наследие социологов и правоведов, долгое время работавших в Европейском университете в Санкт-Петербурге: они первыми породили в России практику массового анализа судебных и иных актов и юридических документов, благодаря чему стали вскрываться очень интересные факты про правоохранительную, судебную и правовую систему. Когда я писал две работы для проекта «Рефорум» — о судебной экспертизе и институте научных репутаций, — я сочетал эмпирическое знание, судебную и юридическую практику, которой сам занимался, и теоретико-игровые соображения.
Весь опыт сопротивления гражданского общества, накопленный с 90-х и до 2022-го, нужно превратить в большую коллективную монографию — фидбэк на дизайны 90-х и начала нулевых, когда мы смели полагать, что что-то в этой системе делается для общественного блага, а не для интересов Кремля и его обслуги. Хотя большинство рёбер жесткости сломано, этот опыт — что работает, что не работает и почему, опыт зондирования авторитарной системы и противостояния ей, — имеет огромную ценность для будущего.
«Голос» такие монографии про выборы уже писал, эта часть работы сделана. Крупное наследие есть у «Мемориала», но его нужно расширить, нужен рассказ не только о поиске и увековечивании жертв, но и о самой организации, мемориал «Мемориала». ФБК может описать опыт партийного строительства, проведения кампаний и противодействие силовому давлению. Роскомсвобода может описать свой опыт противостояния с Роскомнадзором (единственная борьба, которая в России ещё не проиграна), ОВД-Инфо — свой опыт противостояния полиции и судейскому произволу. Конституционные юристы могут зафиксировать историю демонтажа российской Конституции и падения Конституционного суда.
Описывать всё это надо не в духе передовицы New York Times, а «коротенько — томов на 10-20». Эту метакнигу нужно составить быстро, пока перечисленные общественные объединения держатся вместе.
— А как сделать, чтобы эта метакнига не затерялась, чтобы её прочитали, условно говоря, все неравнодушные?
— Искать эти самоописания по сайтам, которые постоянно переезжают, будет муторно. Поэтому монографию нужно издать как многотомник. Чтобы он занял две (мне кажется, не меньше) полки в каждой уважающей себя библиотеке, включая Российскую государственную библиотеку на Воздвиженке.