Церковь

Во второй половине ХХ века Русская православная церковь с институциональной точки зрения была в «серой зоне» советского государства. Церковь была, пожалуй, единственной организацией, которая реально существовала почти на всей территории СССР, но при этом была лишена основных юридических прав. Богослужения были строго ограничены стенами храма (крестные ходы, молебны на площадях, освящения домов — всё это было запрещено), образовательная деятельность — стенами нескольких семинарий, а экуменическая — задачами внешней политики, которую определяли ЦК КПСС и КГБ. Любые миссионерские, просветительские и благотворительные проекты были запрещены. Кадровая политика Церкви была в руках Совета по делам религий и КГБ.

К концу ХХ века РПЦ находилась в состоянии деградации не только общего строя церковной жизни, но и всех своих институтов. Обращение к православию значительной части советской интеллигенции в конце 1970-х — начале 1990-х годов не могло принципиально изменить ситуацию.

Церковная номенклатура, получив от государства привилегии и став по сути частью партийно-государственной номенклатуры, не была заинтересована в каких-либо реформах и не готовилась к ним, поскольку не сомневалась, что советская власть — это надолго.

Но она ошибалась, как и многие. 

Материал подготовил Сергей Чапнин, директор по коммуникациям Центра православных исследований Фордэмского университета

История церковных преобразований и реформ в постсоветский период

Церковное возрождение 1.0. Демократический период

Ключевым событием, которое позволило Церкви предъявить свою субъектность государству и обществу, стало празднование тысячелетия крещения Руси в 1988 году. Празднования прошли широкой волной по всему СССР и засвидетельствовали, что Церковь жива. Это свидетельство произвело большое впечатление внутри страны и за её пределами.

Новые перспективы открылись с появлением закона «О свободе совести и религиозных организациях», принятого ВС СССР 1 октября 1990 года. Закон восстановил право религиозных организаций на учреждение юридического лица, дал возможность владеть недвижимостью, заниматься хозяйственной деятельностью, создавать учебные заведения для детей и взрослых, свободно распространять религиозную литературу.

Вскоре был принят соответствующий закон Российской Федерации, в целом аналогичный, но с двумя довольно радикальными для своего времени дополнениями. Первое — упразднение Совета по делам религий как государственного органа, контролирующего деятельность религиозных организаций. Второе — право на альтернативную военную службу по религиозным мотивам.

В это же время после продолжительной болезни умер патриарх Пимен (Извеков, 1910-1990) и на патриарший престол был избран митрополит Алексий (Ридигер, 1929-2008). Ему суждено было стать лицом эпохи церковного возрождения.

Высшее церковное руководство не было готово к начавшимся тектоническим сдвигам. Никакой программы преобразований у патриарха Алексия не было. Однако он пытался, особенно в первые годы патриаршества, соблюдать баланс между интересами различных церковных групп; это помогло вывести церковную жизнь из советского оцепенения.

Общую неготовность епископата возглавить возрождение Церкви в постсоветской России хорошо видели некоторые приходские священники и миряне, прежде всего из столичной интеллигенции. Вскоре после празднования тысячелетия крещения Руси они дали импульс формированию широкого мирянского движения. Созданные ими образцы самоорганизации мирянских групп можно было копировать, масштабировать, адаптировать к различным условиям. Эта внесистемная инициатива создала мощную волну низовой активности, неподконтрольной епископату.

Через пару лет внутри мирянского движения оформились различные идеологические позиции. Православные консерваторы, прежде всего монархисты и русские националисты, вполне предсказуемо вступили в конфликт с либералами.

В эти же годы были сформулированы и обсуждались различные направления церковных реформ. Обсуждались реформы приходской жизни и литургические реформы, прежде всего перевод богослужения с церковнославянского на современный русский язык.

Такая свободная деятельность мирян, их готовность к открытому обсуждению насущных проблем напугала епископат, который прежде всего заботился о сохранении своей власти над Церковью. Страх власти перед массовым движением, пусть и в значительной степени лояльным иерархии, задал запретительный вектор в формировании нового церковного законодательства и шире — всей программы церковных реформ. Попытки литургических реформ были заблокированы, а их сторонники получили ярлык «неообновленцев». В целом деятельность братств, по крайней мере в том виде, как они сформировались в начале 1990-х годов, была запрещена. Нет, жёсткого запрета епископат не ввел, но в 1994 году Архиерейский собор принял решение подчинить братства настоятелям приходов и тем самым ограничил их деятельность приходским уровнем. Деятельность братств практически сошла на нет, и в РПЦ доминирующим стал клерикальный вектор развития. Епископат взял на себя всю ответственность за управление Церковью, отодвинув рядовое духовенство и мирян далеко на периферию.

К середине 1990-х годов период, который условно можно назвать демократическим, завершился. Отметим ряд преобразований этого периода.

Прежде всего следует сказать об изменении структуры церковного управления.

С одной стороны, распад советской империи практически не повлиял на состав и размеры РПЦ. Единственной «потерей» стали приходы на Западной Украине, после того как Украинская греко-католическая церковь, насильно присоединённая к РПЦ в 1946 году, объявила о своём воссоздании.

С другой стороны, новые политические реалии потребовали от РПЦ переосмысления своей структуры. Священный синод довольно легко пошёл на то, чтобы епархии в новых независимых государствах получили статус автономных церквей в составе Московского патриархата. При этом не имело особого значения, насколько велика паства. Автономными стали и Украинская православная церковь, которая в 1990 году насчитывала более 20 епархий, и Церкви в странах Балтии, в составе которых было по одной, сравнительно небольшой, епархии.

Вместе с тем попытки создания автокефальной, то есть полностью самостоятельной и независимой от Москвы православной Церкви в Украине были жёстко заблокированы, что впоследствии стало причиной ряда церковных расколов.

В это же время началось реформирование высшего церковного управления. Создаются новые синодальные отделы и комиссии: комиссия по канонизации святых, отдел по церковной благотворительности, отдел религиозного образования и катехизации, библейско-богословская комиссия, миссионерский отдел и отдел по взаимодействию с Вооружёнными силами и правоохранительными органами, комиссия по экономическим и гуманитарным вопросам, отдел по делам молодёжи.

Церковное возрождение 2.0. На распутье

К концу 1990-х стало очевидно, что никаких существенных реформ при патриархе Алексии II не будет. Зато появлялись новые общецерковные институты, а приходские общины пользовались относительной свободой и самостоятельно определяли довольно широкий круг как богослужебных, так и внебогослужебных практик.

Закон о свободе совести, принятый в 1997 году, обозначил новый вектор в развитии государственно-церковных отношений: особая роль православия была зафиксирована в преамбуле закона. И хотя эта преамбула, строго говоря, не имеет прямой юридической силы, слова «признавая особую роль православия» стали основой дальнейшего выстраивания отношений Церкви и государства с растущими имперскими амбициями.

Все 1990-е продолжалось возвращение церковной собственности, прежде всего храмов и монастырей, церковным общинам, и если на первых порах это были исключительно «пассивы», требующие серьёзных затрат на восстановление, то к концу десятилетия стало ясно, что недвижимость, как и различные виды бизнеса, в том числе производство церковной утвари и издательская деятельность, могут приносить существенные доходы. Церковная бюрократия старалась сохранить «золотое правило» советских времен — никогда не отчитываться о своих доходах и расходах.

К этому времени относятся первые скандалы, связанные с РПЦ. Самый громкий был связан с получением Церковью права на табачные акцизы. После него митрополит Кирилл (Гундяев) получил прозвище «табачный митрополит».

Формировалась программа собирания Русской церкви — присоединения к РПЦ тех частей российской церкви, которые после 1917 года создали свои структуры в Западной Европе, Америке и других частях света. В рамках этой же концепции  патриархи Алексий, а затем и Кирилл отказывались делать следующий шаг после признания автономии церквей в постсоветских государствах, то есть признавать их автокефалию. РПЦ крайне болезненно отреагировала на создание Вселенским патриархатом параллельной церковной юрисдикции в Эстонии (1996) и ещё более резко — на создание автокефальной Церкви в Украине (2018).

Неоимперский период

Патриарх Кирилл (Гундяев) вступил на патриарший престол в феврале 2009 года после внезапной смерти Алексия II. Это избрание было встречено либеральной частью церкви с энтузиазмом и надеждами на проведение программы церковных реформ. Однако за надеждами последовало разочарование.

Митрополит Кирилл, второе лицо РПЦ на протяжении всего патриаршества Алексия II, был, пожалуй, самой яркой фигурой в русском епископате рубежа XX — XXI веков. Яркий и талантливый проповедник, довольно успешный церковный дипломат, расчётливый менеджер, обаятельный человек, к концу 1990-х он превратил Отдел внешних церковных связей в главный центр управления и принятия решений в РПЦ, а также в интеллектуальный клуб, куда приходили и либералы (сперва), и консерваторы. Не было сомнений в том, что у Кирилла патриаршие амбиции.

Казалось, что базой церковных реформ нового патриаршества станут документы, которые готовились под руководством митрополита Кирилла, прежде всего «Основы социальной концепции Русской православной церкви» (2000) и «Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека» (2008), но получилось иначе. Главным руководством к действию для патриарха Кирилла стал его личный манифест «Норма веры как норма жизни». В нем Кирилл прямо заявил, что борьба против «либеральных цивилизационных стандартов» становится смыслом и содержанием его жизни. В 2000 году, когда манифест был опубликован, в это было трудно поверить, однако спустя 10-12 лет стало ясно, что Кирилл не шутил.

Успешно «продав» Кремлю две идеологических концепции — «русского мира» и «традиционных ценностей», Кирилл убедил власть в том, что идеологический союз государства и Церкви не просто возможен, но и жизненно необходим. Вероятно, Кирилл мечтал о равноправном союзе с Путиным, но здесь он просчитался. Ресурсы Церкви несопоставимы с ресурсами государства, поэтому результатом этого союза стало полное подчинение Церкви государству, превращение Церкви в религиозную корпорацию путинской России.

Вскоре после избрания на патриарший престол Кирилл провёл масштабную административную реформу, создав ряд новых синодальных отделов и комиссий. При этом он раздробил и лишил многих важных функций тот отдел, который почти два десятилетия возглавлял сам, — ОВЦС. Эта реформа привела к росту церковной бюрократии как особого сословия внутри РПЦ, ориентированного на беспрекословное подчинение патриарху, выполнение его приказов и поддержание атмосферы личной лояльности патриарху.

Важными для патриарха Кирилла стали епархиальная реформа и создание институтов, имитирующих коллегиальное управление. Кирилл резко увеличил количество епархий и, соответственно, епископов, разделив практически все епархии на 3-4 и создав вместо старых епархий митрополичьи округа. Число епархий с 2009 по 2023 годы было увеличено со 159 до 309, а число епископов с 200 до 382.

К институтам, имитирующим коллегиальное управление, относятся Архиерейский собор, Священный синод и новые институты, созданные Кириллом, — Высший церковный совет, в который входят руководители синодальных отделов и комиссий, и Межсоборное присутствие, совещательный орган, состоящий из епископов, священников, монахов и мирян.

Казалось бы, все эти реформы должны были привести к разумному распределению полномочий между разными уровнями церковного управления. Но результат оказался противоположный: произошла резкая концентрация власти в руках патриарха, сформировалась предельно жёсткая иерархическая вертикаль. Новая церковная бюрократия не только контролирует административные и финансовые вопросы, но и зорко следит за идеологической лояльностью священнослужителей и работающих на церковных должностях мирян.

Реформы патриарха Кирилла — воплощение мечты о создании эффективной и управляемой мегацеркви, которая будет полностью самодостаточной. С 2016 года патриарх взял курс на идеологическое и административное замыкание в себе, на отказ от союза или сотрудничества с другими православными церквами. Началось географическое расширение РПЦ, прежде всего в страны Юго-Восточной Азии и Африки, представляющие геополитический интерес для российской власти. Кирилл создал новые экзархаты, объединяющие общины в Западной Европе, Юго-Восточной Азии и Африке.

Но если в Европе это было объединение существующих епархий и приходов, то в Юго-Восточной Азии и Африке — очевидная экспансия, причём в Африке она вызвала большой межправославный скандал. С канонической точки зрения Африка — территория Александрийского патриархата, и самочинные действия РПЦ привели к практически полному разрыву отношений между Церквами. Впрочем, РПЦ утверждает, что её действия в Африке — это не причина, а следствие. Причиной же она выдвигает признание Александрийским патриархатом Православной церкви Украины, которая с точки зрения Москвы остаётся раскольническим сообществом.

Предельно обострился конфликт со Вселенским патриархатом. В 2016 году патриарх Кирилл в последний момент отказался от участия во Всеправославном соборе на Крите, хотя до это был одним из инициаторов его проведения. В 2018 году он разорвал евхаристическое общение со Вселенским патриархатом и теми поместными Церквами и отдельными епископами, которые признали автокефалию Православной церкви Украины.

По мере того, как РПЦ превращалась в «церковь империи», приоритеты церковного руководства по отношению к различным социальным группам менялись. Главную ставку Церковь стала делать не на интеллигенцию, а на работу с чиновниками, военными и госкорпорациями.

Особо следует сказать о церковном суде. Отсутствие церковного суда как самостоятельного института было одной из серьёзных проблем в системе управления РПЦ в ХХ веке. Фактически роль суда и органов дознания исполняли административные институты. Последствием такого положения дел стала полная деградация традиции применения и толкования канонического права. Авторитетных специалистов по церковному праву в РПЦ сегодня нет, а церковно-судебная власть оказалась всецело в руках патриарха Кирилла. Окончательная дискредитация церковного суда произошла в 2023-24 годах, когда он стал инструментом подавления церковного инакомыслия, совершая расправы над антивоенно настроенными священниками.

Выводы

Церковные реформы в России конца ХХ — начала XXI веков были непоследовательными, неполными, противоречивыми. Их идеологический и административно-бюрократический характер спровоцировал создание очередной исторической версии имперской модели, когда Церковь мыслит себя прежде всего — а порой и исключительно — сакральным основанием государственной власти и готова эту власть защищать и оправдывать, даже если власть творит беззакония и преступления.

Собственно церковные реформы, основанные на евангельском видении задач Церкви, в рамках имперской модели полностью теряют свою актуальность. Надежда на эти реформы, возникшая в 1990-е, в наши дни полностью угасла; нынешние преобразования можно назвать скорее оптимизацией церковных институтов с целью более эффективного обслуживания государственной власти.

Сегодня в официальной Церкви:

• окончательно оформилась авторитарная модель управления: патриарх вопреки церковному уставу присвоил себе всю полноту власти, подчинив своей воле даже те институты (Синод и соборы), которые стоят выше него в соответствии с уставом;
• внедрена жёсткая иерархическая вертикаль и максимально ослаблены горизонтальные (сетевые) связи внутри Церкви;
• произошла идеологизация и бюрократизация церковной жизни на всех уровнях;
• гипертрофированную роль играют ритуалы и формальные правила.

В такой Церкви вполне естественным стало не только отсутствие интереса к Священному писанию, христианскому вероучению и молитве, но и стремление к какому-либо общественному благу, к реальному диалогу с обществом.

Церковь, которая обслуживает власть, сможет измениться лишь тогда, когда падет власть, её содержащая, и вслед за ней уйдёт в небытие и вся нынешняя система церковной власти, государством воспитанная и прикормленная.

Где и как может сформироваться церковное сообщество, которое предложит новое, современное видение Церкви, на основе которого можно будет создать востребованную программу реформ, — открытый вопрос. Не исключено (хотя надежды мало), что новая русская эмиграция сможет на него ответить. В любом случае нельзя рассчитывать на лёгкий и простой выход из глубокого кризиса, в котором сегодня оказалась не только РПЦ как структура, но и русское православие как традиция.

Русское православие после русского мира: как реформировать Русскую православную церковь
Читайте policy paper писателя и библеиста Андрея Десницкого.