14 сентября перед гостями ресурсного центра выступил журналист Stern Мориц Гатман. С 2008 по 2013 гг. он работал в Москве и Калуге, бывал в Чечне, с конца 2013-го ездил в Киев и на восток Украины. В Краматорске встретил начало боевых действий. Он рассказал, что немецкое общество думает о войне, почему Гемания так тяжело переживала 24 февраля, какие настроения у солдат и гражданских в Украине и почему стендап-комики там перестали шутить на военные темы.
В мае 2014 г. самыми боеспособными соединениями украинской стороны были добровольческие батальоны. В момент Майдана, его победы действующей армии было не очень понятно, кто сейчас власть, кто президент. Я тогда написал первую статью про «Азов»: мы с ними ездили на грузовике, переделанном под боевую машину из фильма «Безумный Макс». Сегодня это совсем другая армия, там нет вопроса лояльности. Очень многие получили и военный опыт, и опыт жизни без России.
За 18 месяцев я побывал в Краматорске, Николаеве, Ивано-Франковске, Одессе и Запорожье. Я наблюдал шок, но особой паники, к моему удивлению, не было: например, в Краматорске в первый день войны люди стояли на остановке и ждали троллейбус, чтобы ехать на работу. Там не было такого массового исхода из города, как в Киеве. Осенью прошлого года, когда начались фронтовые успехи в Херсоне и Харьковской области, случился подъём оптимизма, а к весне люди отчётливо устали от войны. Помню свою поездку в Киев в феврале нынешнего года. Я пошёл в бар, где выступали стендап-комики, и спросил бармена, о чём они шутят. Он ответил, что первое время были шутки про войну, а потом сошли на нет: люди ищут отдыха.
В июне-июле в Запорожье меня поразило, насколько обычной выглядит там жизнь. Я жил в гостинице, которую впоследствии разбомбили, а на тот момент там был детский лагерь, какие-то радостные мужики и женщины плескались в бассейне. Это смотрелось очень странно и тяжело на фоне моих впечатлений с фронта, откуда я только что приехал и где солдаты мне рассказывали про ад на Земле. Человек не может постоянно жить в напряжении и депрессии. Происходит нормализация жизни в военных условиях.
Среди мирных жителей я летом встречал серьёзный оптимизм, а вот у солдат, пришедших с минных полей, уже тогда оптимизма было гораздо меньше. Реализма среди военных сейчас больше, чем среди гражданских.
Я из поколения немцев, которое считало нормальным проходить альтернативную службу. Все мои друзья, как и я, написали заявления на такой формат службы «по соображениям совести». Я написал в заявлении на АГС, что мой дед погиб на Второй мировой, поэтому я не могу брать в руки оружие. Мы в Германии десятилетиями жили при так называемых «дивидендах мира»: страна была окружена мирными государствами, и мы, например, в первой и второй иракской войне не принимали участие (хотя и давали деньги американцам). Германия знала, что нужно всегда и со всеми договариваться. Если бы до февраля-2022 какой-то политик сказал, что нужно давать больше денег на вооружённые силы, его бы сразу задушили. А после февраля такие предложения стали мейнстримом. Сейчас даже партия Зелёных кардинально сменила курс: ранее в их программе значился пункт о расформировании Бундесвера и предложение построить некую европейскую армию, армию Евросоюза, сейчас такого нет.
Германия – страна, для которой смена вектора после 24 февраля оказалась максимально болезненной. Раньше и истеблишмент, и мейнстрим нашего общества считали, что экономическое сотрудничество, экономическое развитие всегда уменьшает опасность войны. Чем больше интеграции, тем меньше опасность. И такая нормальная логика действовала в нашей политике десятилетиями.
Война для жителей Германии на третьем-четвёртом месте в новостной повестке. На первом месте новости экономики и грядущая рецессия в 0,3 %, в то время как у России рост 2,5%. Условный немец задаётся вопросом: нам же говорили, что Россия рухнет, если мы введем санкции. А тут получается – у нас ниже нуля, у России всё нормально.
В редакциях СМИ возникает эффект «дня сурка»: новости с фронта изо дня в день похожи одна на другую, сложно поддерживать интерес. Помогает рассказывать личные истории, погружать читателя в контекст. Материалам же по военным сводкам сложно парировать убеждению рядового немца, что контрнаступление приведёт к желаемому результату.
В восприятии войны очень большую роль сыграли беженцы. Приехало больше миллиона украинцев, преимущественно украинок с детьми, немцы их видели на вокзалах, в школах, приглашали к себе в дома. Не было возможности абстрагироваться, это выглядело как пожар в соседнем доме. Сейчас украинцев уже не так видно: они хорошо интегрируются, с ними нет особых проблем.
ХДС давит на правительство (зелёное по своей политической окраске), чтобы оно давало больше оружия. И думаю, что после конца контрнаступления усилятся обсуждения, какой может быть выход, кроме полного поражения России.
Каким может быть путь поствоенной России? Я настроен более пессимистично, чем год назад. Тогда была надежда, что война быстро закончится, Россия проиграет, путинский режим рухнет, в том числе из-за санкций. Я помню, как эксперты говорили: «у России осталось 50 ракет, потом зима и Россия рухнет».
Да, нам показывают старые танки в украинских телеграм-каналах, мы смеёмся, но… Сегодня я понимаю, что всё это может длиться годами, потому что мир больше, чем Запад. И даже если Германия и США не будут продавать в Россию какие-то детали, Россия всё равно их получат через Армению, Кыргызстан, Вьетнам и т.д. Важный урок прошлого года для меня – перестать воспринимать желаемое за действительное. Я очень хотел бы, чтоб режим Путина рухнул, чтобы через месяц закончилась война. Но, возможно, новый железный занавес на восточной границе опустится надолго. Внутри России я не вижу сейчас причин для бунта против режима: многие уехали, а тот, кто встаёт [открыто против] – тому быстро дают по голове. Да и жизнь там пока не настолько некомфортная, чтобы люди восстали.
Если бы не случилось вмешательство других государств, осмысление происшедшего с Германией после конца войны было бы под очень большим вопросом. И всё равно старшим поколениям потребовались десятилетия, чтобы признать, что это была преступная война, преступные действия. А некоторые до конца жизни так и не осознали.
Думаю, что чем дольше будет сохраняться нынешний режим в России – тем серьёзней идеология будет проникать в умы молодого поколения.