Блез Паскаль говорил: «Если Францию покинут 300 учёных, она превратится в страну идиотов». При попытке оценить, что произошло с российской наукой в 2022-2023 гг., большинство интересует, сколько учёных уехало. Но важнее, кто уехал и из каких научных центров. 5 июня Ольга Орлова, главный редактор издания русскоговорящего научного сообществаT-invariant media, рассказала гостям Reforum Space Berlin, куда и почему последние 100 лет из России уезжали российские учёные, кто им помогает сегодня, а кто нет и при каких условиях эти учёные готовы вернуться. Мы предлагаем основные тезисы её выступления.
Всегда ли массовый выезд россиян за рубеж означает «утечку мозгов»?
Демографы насчитывает от пяти до семи волн миграции из России, но с массовым отъездом интеллектуалов и квалифицированных специалистов связаны три. Первая – послереволюции 1917-го, вторая – после 1991 года вследствие развала СССР, третья – после 24 февраля 2022 г. Сравнение волн интеллектуальной эмиграции помогает оценить их масштабы и причины. Почему важно это знать? Потому что мы живём в наукоцентричном мире, и если мы понимаем, куда и почему перемещается интеллектуальный человеческий капитал, мы глубже осознаем, как меняется этот мир.
Философы действительно уплыли из СССР на пароходах
«Философским пароходом» философ Сергей Хоружий в 1990-м назвал операцию советских властей по высылке из столиц и университетов нескольких сотен деятелей науки и культуры в 1922-1923 гг. Пароходов из Петрограда и Одессы было пять, были и поезда, которые шли в Европу. На первых двух пароходах, Oberbürgermeister Haken (29-30 сентября 1922 г.) и Preussen (16-17 ноября 1922 г.), уплыли сразу около 500 человек – интеллектуальный цвет России: Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, С.Е. Трубецкой, Б.П. Вышеславцев, А.А. Кизеветтер, М.М. Новиков, А.И. Угримов, В.В. Зворыкин и многие другие. На одном пароходе оказались сразу два Ильина – любимый философ Владимира Путина Иван Ильин и писатель Михаил Ильин, известный нам под псевдонимом Осоргин, который сыграет серьёзную роль в развитии русской литературы в эмиграции.
Почему гуманитариев уехало больше, чем физиков и математиков
После 1917 г. Россию покидало много представителей гуманитарных и общественных наук, специалистов в области литературы и искусства. У большинства из них были непримиримые противоречия с новой властью. Эмиграция математиков, химиков, биологов, геологов, инженеров, физиков не была в тот раз столь массовой: многие из них видели, что в новой советской России наступает время возможностей. Стране нужны были новые лаборатории, новые экспедиции, новые индустрии. Многие из тех, кто сделал карьеру в царской России, решили продолжить её в СССР. Так, например, осталась в стране Екатерина Лермонтова, внучатая племянница Михаила Лермонтова. Одна из первых женщин-геологов в Союзе, она заложила основы геологоразведки и научила поколения палеонтологов препарировать трилобитов граммофонными иголками. Не покинул Россию и Владимир Ипатьев, один из ведущих химиков России, работавший с Менделеевым. Во время Первой мировой войны он возглавлял химический комитет при Главном артиллерийском управлении, отвечавшем за производство взрывчатых веществ в имперской армии. В советские годы он успешно продолжал карьеру, в 1929-м стал директором Института высоких давлений, получил премию им. Ленина. И только в начале 1930-х, увидев, как необратимо меняется политическая ситуация в стране, уехал на конференцию в Германию и не вернулся. В начале 1930-х получить разрешение на выезд из СССР было уже очень сложно, каждый отъезд шёл в режиме спецоперации. Отъезды учёных стали редкостью.
Учёные едут туда, где есть наука и где можно легализоваться
В 1920-е годы наука была сосредоточена в Европе; главной научной державой была Германия, сильнейшая наука была в Британии, Франции, Дании. Российским учёным тяжело было пробивать себе дорогу в этих странах. Удивительным исключением стала Прага: чешское правительство решило привлечь человеческий капитал и приняло специальную программу поддержки российских учёных и студентов. Был создан аналог Российской академии наук, оказывалась материальная помощь, студентам-эмигрантам даже оплачивали учёбу.
Ключевым событием для эмигрантов 1920-х стали «нансеновские паспорта» – первый мировой опыт массовой легализации беженцев. Получить паспорта было непросто, процесс в среднем занимал 4 года, многие учёные не смогли дождаться легального статуса и прерывали карьеры. Но те, кто дошёл до конца, получали достойную работу в западных университетах.
В 90-е главными направлениями стали Америка и Израиль
К моменту развала СССР мировая карта науки совершенно изменилась. Научными державами первого ряда стали Америка, Канада, Австралия. Заметной точкой научного роста стал Израиль. В 2000-е к ним добавился Китай.
В 90-е правительства уже знали, как обращаться с массовыми мигрантами, и когда учёные из стран бывшего СССР потянулись в вузы Америки, Германии, Канады и пр., не нужно было придумывать ничего специального. Человек получал приглашение на работу от вуза и ехал по регламенту министерства иностранных дел приглашающей страны. Научная эмиграция 90-х была самой массовой, самой быстрой и самой успешной с точки зрения реализации возможностей самих учёных.
В 2022-м стали уезжать учёные всех специальностей, науке в России был нанесён сильнейший удар
К 2022 году одной из сильнейших областей российской науки стала математика. За последние 20 лет в России появились новые математические центры, появились два новых математических факультета, ставших сильнейшими в стране, наряду с мехматом МГУ. Однако именно же эти факультеты понесли самые заметные потери.
Так, факультет математики и компьютерных наук СПбГУ в течение года покинула примерно половина преподавателей. На математическом факультете НИУ ВШЭ из 12 алгебраистов уехало 9. Петербургский математический институт им. В.А. Стеклова (ПОМИ) за один год покинуло более 40 человек, он опустел наполовину, как в 1990-е.
Гуманитариям уезжать сложнее, заменить их на родине тоже сложнее
В России существует традиционно сильная система воспроизводства специалистов в области STEM, и год войны не смог её разрушить. Даже самая жёсткая власть не станет изобретать новый национальный курс общей физики или физиологии животных. А вот гуманитарные и общественные дисциплины ощутили вторжение идеологии мгновенно. На наших глазах переписываются учебные программы по экономике, социологии, истории, филологии. Флагманский Институт гуманитарных историко-теоретических исследований ВШЭ потерял за год две трети сотрудников, больше 30 человек, сейчас он фактически закрыт. По мнению профессора Чикагского университета Константина Сонина, передовая экономическая наука в России полностью разрушена.
Понятие академической солидарности стало ключевым
В критические моменты учёные разных стран начинают понимать, что важно спасти представителей своего «редкого вида»: физики помогают физикам, математики математикам, и так далее. Это правило работает с тех пор, как сформировалась институциональная наука в современном понимании. Тому есть множество примеров из истории науки, в том числе биография физика Георгия Гамова. С большим трудом, с третьей попытки он смог покинуть ССССР благодаря поддержке иностранных коллег, решил не возвращаться обратно и, не имея работы, пережил зиму только благодаря помощи Нильса Бора и Марии Склодовской-Кюри. Потом Гамов получил позицию в США, где сделал несколько великих открытий.
Таких примеров личной поддержки и помощи со стороны успешных учёных своим российским коллегам немало и в наши дни. В сентябре 2022 г. академик Виктор Васильев, главный научный сотрудник МИАН им. Стеклова, в связи с мобилизацией вынужден был срочно вывезти семью в Узбекистан. Коллеги-математики помогли ему воспользоваться программой академической помощи в Израиле. Сейчас он профессор института им. Вейцмана.
Израильские университеты сформировали комитеты помощи учёным из Украины и России. Институт Вейцмана в первые три месяца войны принял 60 учёных с семьями, оплатил им проезд и обеспечил институтским жильём. Некоторые вузы согласились принимать студентов в магистратуру без дипломов, позволяя бакалаврам получать дипломы онлайн. Заработали и русскоязычные программы для студентов. Намного тяжелее оказывать помощь коллегами в ЕС, США, Канаде и Британии. Каждый случай получения научной визы в этих странах – отдельная тяжёлая задача.
Для многих учёных, уехавших из страны после начала вторжения, вопрос возврата не закрыт
Часть ученых, покинувших Россию, допускает возможность вернуться. Одно из главных условий – смена политического режима. Не последнюю роль играет и нерешённая проблема легализации в западных странах. Сегодня российским беженцам «нансеновские паспорта» не выдают, получить право на научную работу чрезвычайно сложно. И если ситуация не улучшится, многие будут вынуждены вернуться.
Есть ещё один фактор, который повлиял бы на возвращение умов в Россию: это создание в стране системы академической мобильности. Например, Британия – один из мировых лидеров по эмиграции специалистов с высшим образованием, однако приток в Британию учёных из других стран так велик, что «утечка мозгов» не является проблемой для британской экономики. Чтобы в России появилась подобная улица с двусторонним движением, нужны прежде всего глубинные политические и экономические реформы. Они откроют возможности для обновления российской научной системы.