Идёт война, и невозможно предсказать, когда она кончится. Но думать о том, как наладить отношения двух соседних стран, разорванные этой войной, изучать успешный опыт других государств стоит уже сейчас. 23 мая Константин Фомин, программный директор Reforum Space Vilnius, политолог, окончивший магистратуру по программе «Политическая наука и международные отношения» с дипломами Манчестерского университета и Шанинки, рассказал, как проходило примирение Франции и Германии после Второй мировой войны.
Не рано ли нам говорить о примирении? Нет, не рано, и тому есть минимум две причины. Первая: к сложным действиям (примирение – это всегда сложно) лучше готовиться заранее или хотя бы изучать их механизмы. В 90-е россияне получили свободу, но так как общественные науки – экономику, политологию, социологию – в СССР мало кто изучал, то реформы проводились не очень эффективно. Если бы план реформ был заранее, не было бы шоковой терапии, а сейчас, вероятно, не возникло бы ресентимента и жажды сильной руки. Вторая причина: россиянам – противникам войны важно сохранять надежду на то, что ситуация изменится к лучшему, пусть не сейчас, а через годы или десятилетия. Знание, что это возможно, даёт силы жить и действовать.
История отношений Франции и Германии сложнее, чем история нынешних России и Украины: за 80 лет там было три разрушительных войны.
Во Франко-прусской войне в Германии и Франции погибло 250 тыс. мирных жителей и около 184 тыс. военных, в Первой мировой – более 3 млн. мирных жителей и 3,4 млн. военных. Жертвами Второй мировой стали 600 тыс. мирных жителей Франции и до 85 тыс. её солдат (немецкая армия потеряла 27 тыс. человек, завоевав Францию за 1,5 месяца), в немецкий плен попало 1,5 млн. французов, причём 1 млн. вернулся из плена только после 1945-го. А ведь есть ещё и семьи этих людей, и раненые. И не забудем, что население всех стран было в начале XX века куда меньше, чем сейчас.
Ужасные потери Первой мировой, позорный проигрыш, тяжёлый период Веймарской республики привели Германию к реваншизму и стремлению начать следующую войну. После Второй мировой все усилия Запада были направлены на закрепление мира. Что нужно делать, чтоб через 10-20 лет не случилась следующая война, ещё более кровавая? Чтобы ни одна из сторон не захотела реванша?
Вот четыре основных условия, которые, по мнению историков, сделали возможным не только примирение, но и прочный многолетний мир.
Первое – это ощущение разрыва (rapture) и желание обоих народов перевернуть страницу, уйти от ужасного прошлого. Речь в первую очередь о Холокосте и войне – невиданно тотальной, всеобъемлющей, направленной на уничтожение целых народов.
Второе – появление у стран Запада общего противника: началась холодная война.
Третье – выдающиеся лидеры, получившие кредит доверия своих народов. И Шарль де Голль, и Конрад Аденауэр, при которых произошли самые крупные шаги навстречу друг другу, были людьми с исключительной харизмой и с очень сильной политической волей. После Первой мировой таких во власти не было.
Наконец, рядовые граждане и элиты обеих стран не хотели новой войны: Германия была в руинах и оккупирована, для Франции четырёхлетняя оккупация была тяжёлой травмой и большим позором.
Я расскажу, как развивался процесс примирения, останавливаясь на некоторых примерах. Часть их связана с глобальной политикой, но много и довольно личных вещей, которые, возможно, интереснее обсуждать – это тот уровень, где мы можем на что-то повлиять.
Первый пример как раз такой – это история движения Moral Re-Armament («Моральное перевооружение»), участники которого смогли фасилитировать процесс примирения вчерашних противников. В начале XX века усилилось множество социальных движений, в том числе движение пацифистов. В 1938 г., во время войны в Испании лютеранский проповедник Фрэнк Бухман собрал первую конференцию своего движения. Срезу после окончания Второй мировой Бухман и участники его движения начали действовать: в 1946 г. купили полуразрушенный отель в Швейцарии, в живописной мирной деревушке Ко, и стали организовывать там мероприятия. Они приглашали туда людей из Франции и Германии в попытке обсудить, как залечить раны и привести страны к примирению. К ним приезжали и Конрад Аденауэр, и Роберт Шуман, но официальными эти мероприятия не были.
На одной из этих встреч побывала Ирэн Лор, участница французского сопротивления. Она увидела немецкую делегацию, поняла, что не в силах с ней общаться, собралась уезжать – и на пороге встретила Бухмана. Вы можете уехать, но разве мы сможем создать мирную Европу без немцев? – спросил он её. Лор заперлась в номере на полтора суток, после чего согласилась участвовать. Не всё шло гладко: в беседе с немецкой женщиной она сорвалась, начала кричать и обвинять. Немка смогла объяснить, что она – жена одного из участников неудавшегося покушения на Гитлера, одна из тех немцев, кто сам боролся с Гитлером и пострадал от репрессий. А затем она извинилась перед французами за то, что они начали бороться так поздно и сделали так мало. Француженка была шокирована, вышла на сцену и тоже попросила прощения за свою ненависть. В дальнейшем Лор стала одним из проводников этого примирения. Она посетила несколько сотен немецких городов, общалась с представителями местных властей, простыми жителями.
Другой пример ранних попыток примирения также связан с религией. В 1951 г. французский священник, иезуит Жан дю Рево начал проект по детским обменам. В первый год 450 немецких детей провели месяц во французских семьях (французам, конечно, было бы тяжело отпускать детей в Германию). Потом их стало больше, они уезжали на более долгий срок. К 1964-му уже более 10 тыс. детей смогли побывать в соседней стране, изучить её жизнь, культуру. Также дю Рево выпускал два журнал: на французском языке рассказывал о происходящем в Германии, на немецком – о том, чем живёт Франция.
В 1950 г. была принята «декларация Шумана» – предложение министра иностранных дел Франции Робера Шумана объединить металлургическую, железорудную и угледобывающую промышленность Франции и Западной Германии: для производства оружия и боеприпасов нужны сталь, уголь и порох, а заводы и добыча были сконцентрированы как раз на границе двух стран. Так был создан предшественник Евросоюза – Европейское объединение угля и стали. День 9 мая, когда Шуман обнародовал своё предложение, отмечается как день Европы. Шумана даже пытались канонизировать, но папа Римский призвал не путать политику с чудесами. Тем не менее это был действительно огромный шаг к прочному миру и сотрудничеству.
В 1963 г. был заключён Елисейский договор – важная веха в процессе сближения Германии и Франции. В нём через запятую, как вещи одного порядка перечислены вопросы безопасности и вопросы образования с фокусом на молодёжи (важность изучения языков друг друга, взаимного признания дипломов). Важно и то, что соглашение предписывало представителям министерств и более низких уровней власти обеих стран раз в 3 месяца встречаться. Участники этих встреч вспоминают, что иногда у них не было важной проблемы для обсуждения, но они знали, что журналисты будут ждать новых решений – и приходилось практически в принудительном порядке обсуждать самые разные темы и принимать общие решения. Возможно, если бы регулярные встречи не были прописаны, если бы взаимодействие пустили на самотёк, мы не увидели бы такого взаимопонимания и интеграции.
Ещё до заключения Елисейского договора в 1963-м в Германии и Франции появились города-побратимы: они посылали друг к другу делегации, проводили совместные мероприятия. Иногда их связывало что-то из прошлого, иногда это были поселения, находящиеся неподалеку по разные стороны границы. Но потом это были и совсем удалённые города. До соглашения их успело появиться 120, к середине 90-х было уже больше 2000. Сейчас почти у каждого населённого пункта в Германии есть партнёрский городок во Франции. Два государства переплетены этими связями.
Благодаря договору стали возможны молодёжные обмены – более масштабные, чем организовывал дю Риво. Это была уже не частная инициатива, возникло Франко-германское молодёжное бюро, которое существует до сих пор. 10 млн. детей и молодых людей из обеих стран поучаствовали в 382 тыс. программах обмена.
Интересно, что Франция и Германия после войны не были похожи на классического победителя и побеждённого. Между ними было больше общего, чем, например, между Германией и Англией. Скорее всего, Франция также ощущала себя проигравшей: она быстро капитулировала, союзники явно смогли справиться без неё. У французов не было ощущения, что они кого-то сокрушили. Коллаборантов было куда больше, чем героев, многие французы участвовали в уничтожении евреев. Возможно, этот общий опыт стыда и проигрыша в какой-то мере объединил жителей обеих стран, а политики смогли направить эту общность в нужное русло.
Читая историческую литературу, можно сделать вывод, что по-настоящему покаяться и проработать травмы способны только внуки жертв и палачей. Но помириться могут уже дети. Сами те, кто стрелял, вряд ли помирятся. Однако на историческом фото, сделанном в день подписания Елисейского договора, де Голль и Аденауэр обнимаются. Они могут позволить себе такой жест – хотя солдаты обеих армий ещё живы и могут голосовать, а значит, такой шаг был политически рискованным. После окончания войны прошло меньше 20 лет.
Очевидно, что история примирения двух крупнейших стран Европы после Второй мировой – это не гайдлайн. Именно так у нас не получится. Но это вдохновляющий пример, из которого можно взять отдельные уроки – или хотя бы сохранить в душе надежду, что прочный мир в Восточной Европе возможен.