«Самый страшный кошмар заключённого – это мысль о том, что его забудут». Владимир Кара-Мурза, публицист, оппозиционный политик, общественный деятель, посвятивший годы работы и сотни выступлений адвокации российских политзаключённых, многажды цитировал эту фразу правозащитника Ирвина Котлера. С весны 2022 г. он сам стал политзаключённым: Кремль инкриминирует ему три уголовных дела, в том числе о госизмене. Владимиру грозит срок до 24 лет. Пока он находится в СИЗО, его дело продолжает жена Евгения, advocacy director Free Russia Foundation: она выступает в поддержку узников Кремля и создаёт фонд помощи семьям политзаключённых. 11 февраля в Reforum Space Vilnius Евгения Кара-Мурза и президент Free Russia Foundation Наталия Арно рассказали о своей работе и о том, позволяет им двигаться вперёд.
«Оставаться неравнодушным тяжело, но циники и равнодушные мир не меняют. Я знаю это, потому что 20 лет живу с человеком, который встаёт и идёт, как бы его ни била жизнь. Это не самопожертвование, это отказ опускать руки. Володя заряжает людей, продолжает поддерживать их даже из-за решётки», – говорит Евгения.
Помимо журналистской работы, адвокации жертв режима и участия в оппозиционной деятельности, Владимир Кара-Мурза занимался подготовкой и продвижением «закона Магнитского». Путинская власть ему этого не простила. В 2015-м и 2017-м Владимир был отравлен и чудом остался жив и дееспособен (опубликованное в феврале 2021 г. журналистское расследование Bellingcat заявляет о возможной причастности к отравлению Кара-Мурзы той же группы ФСБ, что пыталась убить Алексея Навального). «У нас трое детей. Я понимаю, что они глубоко травмированы тем, что происходит с нашей семьей, – рассказывает Евения. – Они дважды за два года видели отца в коме, а потом наблюдали, как он месяцами учился заново ходить, сидеть, переворачиваться. Видели отца, который говорил на несуществующем языке (последствия отёка головного мозга). А теперь они видят отца в тюрьме, ему запрещено им звонить. Но я понимаю и то, что отец из тюрьмы подаёт им пример – и я подаю пример тем, что отказываюсь сдаваться, продолжаю его дело. Недавно я извинилась перед 17-летней дочерью, что мама всё время в разъездах – а она сказала, что знает, для чего я это делаю, и гордится мной».
Мы не можем оградить детей от травм, которые несёт этот мир: и они, и мы – часть этого мира. Но будущее детей зависит от нас: это клише, но – да, зависит, очень сильно, напрямую, говорит Евгения: «То, как мы ведём себя сейчас, определяет, какими они станут и за что будут бороться. Если мы будем опускать руки – они будут опускать руки. Если мы будем циниками – они будут циниками. И я встаю, пакую чемодан и еду. Я не имею право сдаваться как Володина жена, как мать наших детей и как российская гражданка. Это моя страна. Я родилась на маленьком острове Шикотан, росла космополиткой, с ощущением, что мир – это большая деревня, мне везде комфортно и интересно. Но вот этот патриот, с которым я живу 20 лет, делает из меня патриотку практически через “не хочу”».
Сегодня в России как минимум 530 политзаключённых. Их число растёт. У большинства на свободе остались близкие, лишившиеся одного из кормильцев. В СССР поддержкой семей заключённых занимался фонд Солженицына, но после распада Союза он был ликвидирован: считалось, что в новой России политзаключённых не будет. Сейчас такой фонд необходим: «Володе в прошлом году дали две премии с денежной частью, в том числе премию Вацлава Гавела. Он из тюрьмы попросил направить эти деньги в качестве первого взноса в новый фонд. И сегодня мы с Наталией Арно занимаемся созданием фонда помощи семьям. Это непросто: нужно, в частности, обеспечить безопасность получателей помощи». О желании направить половину суммы Нобелевской премии в подобный фонд объявил и «Мемориал».
«Хотела бы я, чтоб Володя однажды сказал: “Всё, я пошёл, я достаточно поборолся и поумирал”? Нет, не хотела бы, – признаёт Евгения Кара-Мурза. – Он столько лет боролся за права полтизаключённых, на площадках по всему миру рассказывал конкретные истории, называл конкретные имена. Каждый из этих людей для него герой. Он делал всё, чтоб они не были забыты и их потихоньку всех не поубивали. Нужно, чтобы мир знал о них. И о том, что нас, россиян, которые всё прекрасно понимают и отторгают этот режим от и до, огромное количество. Я не могу теперь сказать, что я недостаточно сильная и смелая».
«Наша роль очень велика»
«Я бежала из России одной из самых первых, 30 декабря 2012-го. Первой страной, куда я поехала, была Литва. Теперь Литва – как второй дом», – рассказывает Наталия Арно.
Наталия – лингвист по образованию, родилась в Сибири, переехала в Москву. В 2004 г. она присоединилась к американской организации, занимавшейся продвижением демократии, в 2009-м стала её региональным директором. Задачей Наталии было вдохновлять региональные негосударственные организации (НГО) на совместную работу, связывать меж собой активистов из разных частей России. «Я облетала все 11 часовых зон, от Калининграда до Хабаровска и Владивостока. Люблю свою страну и скучаю по ней, как и многие из вас», – говорит Наталия.
В 2005 г. мать Наталии, тоже лингвист, профессор, вышла замуж за американского гражданина. Её объявили предателем российской науки, и она была вынуждена эмигрировать. Наталию стали преследовать почти сразу после начала работы в американской организации, к 2012 г. слежка госорганов была уже постоянной: «Последние мои воспоминания о пребывании в России – агенты, везде ходящие за мной. Камеры были установлены даже в моей ванной. Зная, что я боюсь не за себя, а за сына, они больше всего угрожали именно им. Пришлось отправлять его к маме в Штаты за полгода до окончания школы. Я понимала, что мою организацию придётся перевозить из России в Европу, но не знала, что не вернусь. Однако в конце декабря два молодых человека задержали меня в подъезде с пистолетом, наставили синяков (не били, но держали так, что остались следы) и пояснили, что у меня есть 48 часов, чтоб уехать».
Спустя два года, перебравшись в США, Наталия основала фонд Free Russia Foundation. «Я поняла, что активизм не заканчивается на границе, что многое можно делать и из-за рубежа. Лидеры оппозиции и журналисты, приезжавшие в Вашингтон, называли нас неформальным посольством свободной России. Мы, продемократические антивоенные россияне, первыми били тревогу, говорили, что такое этот режим и куда он идёт. Говорили о коррупции, о необходимости санкций, о репрессиях».
Первым большим проектом FRF стал доклад «Путин и война», последний труд Бориса Немцова. Наталия и коллеги помогли перевести его на английский, организовали презентацию в Америке, в Польше, Украине и даже России. Когда активисты начали перебираться в Киев, там появился первый Дом свободной России, где они находили помощь и поддержку. Фонду удалось создать развитую инфраструктуру, которая в 2020-м смогла принять и помочь тысячам белорусов – противников режима Лукашенко. Потом появился Дом свободной России в Тбилиси, прибавились другие города и страны. Киевский Дом свободный России работает и сегодня, там осталась команда, в том числе россияне: «С утра они помогали нам с миграционными автобусами из Киева, а вечерами вместе с украинскими ребятами варили противотанковые ежи. Отношение в Киеве к нам хорошее – люди знают, кто мы такие. Летом, в разгар боевых действий, мы – организация, в названии которой есть слово “Россия” – смогли провести в Киеве пресс-конференцию, это большое достижение». Летом FRF стал партнёром первого Reforum Space в Таллинне, в сентябре открылось пространство Reforum Space в Вильнюсе, затем в Тбилиси и Берлине. Развивается проект «Рефорум»: на сайте публикуется история реформ в России, проекты будущих реформ и экспертные материалы о текущих процессах в стране.
«Мы всё равно верим в перемены. У фонда много разных программ – акселераторы, обучение», – говорит Наталия. Она уверена, что попытки «отменить» всех россиян подряд только помогают путинскому режиму: «Нас недавно спросили: может быть, в ДНК русских что-то не так? Всё с ним в порядке, а такие разговоры нужно пресекать, они крайне вредны». Понятно, что помощь Украине приоритетна, все продемократические россияне помогают ей (включая и тех, кто сейчас в зале), команда FRF вывезла несколько тысяч украинцев из опасной зоны. Но и россияне нуждаются в поддержке: «Наша сила – в понимании страны, мы знаем, как лучше распространять информацию, как воздействовать на сограждан. Наша роль очень велика, и мы не можем позволить себе быть скептиками».
Говорят, что россиян за рубежом не слышно и не видно – возможно, диаспоре действительно стоит быть громче и креативнее. Наталия предложила гостям подумать над новыми форматами представительства и вспомнила, как киевской команде два года назад удалось достучаться до украинских СМИ. После ареста Алексея Навального они сделали на здание российского посольства большую проекцию фото Навального и, вторым слайдом, фразы «Освободите крымских татар» – и об этом написали все.
