Месяц назад один очень умный человек предложил мне и другим коллегам изобрести Россию заново. Сам себе я эту задачу мысленно поставил ещё в марте. Но что для меня Россия, что для меня моя родина? На самом деле это университет. Вся моя сознательная жизнь прошла в университетах, я там учился, работал, даже родился и рос возле метро «Университет». И когда мы говорим о переизобретении России – может быть, начать нужно с перезапуска университета? Тем более что российские университеты активно участвовали в превращении страны в жёсткую и кровавую автократию.
Мой рассказ состоит из трёх частей: первая – каким должен быть университет с моей точки зрения, вторая – что не так с университетом в России и как он стал пособником новой имперской политики, третья – как содействовать переизобретению этого университета, находясь в эмиграции.
В теории каждый факультет – это маленькая республика, маленькая полития, прообраз того государства, в котором будут жить и работать выпускники этого факультета (особенно если он имеет отношение к политике, истории, философии и прочим гуманитарным дисциплинам). Там есть общее дело, которое связано с производством знания по определённым дисциплинам, и те, кто объединяется вокруг этого общего дела и образует республику со своим гражданством, правительством и обществом. Университет же может играть роль либо кантовской «федерации республик», обеспечивающей более-менее равноправное соседство этих факультетов, либо быть империей, где все эти факультеты создаются кем-то одним, подчиняются ему и являются средством экспансии этого университета.
Для начала о том, из каких элементов состоит университет и как он управляется.
Три основных элемента любого университета – библиотека как ресурс знания, главное, вокруг чего создается университет. Факультеты, которые образуются вокруг библиотеки, питаются ею и питают её в ответ. И кампус: это ведь не только спортивные секции и столовая, это и кабинеты учёных, и в целом среда обитания граждан республик, объединённых университетом. Без этих трёх составляющих – библиотеки, факультетов и кампуса – университет невозможен, и потому я не верю в онлайн-университеты. Университет – это не когда я прихожу на лекцию и слушаю. Это когда студент и преподаватель занимаются в одной библиотеке и время от времени обмениваются находками. Лекции – это театр (вот я сейчас, например, устраиваю для вас, слушателей, театральное представление). Этот театр имеет свои презентационные задачи, но университетское образование не может быть сведено к нему.
Знания невозможно создавать директивно, из-под палки, и потому устройство самых известных университетов мира – федеративное, с коллегиальным управлением, сменяемостью руководства и открытостью. Таковы Гарвард, Оксфорд, Манчестер.
Что было не так с российским университетом в последние 30 лет? Почему мы можем утверждать, что новое издание Российской империи родилось в российских университетах?
Режим личной власти в университетах России сложился на 10-15 лет раньше, чем в системе российского государства
К 1992 г. были фактически упразднены все ранее существовавшие органы внутреннего контроля. Они были специфические, советские, но они работали: например, ректор не мог назначить ни одно должностное лицо без согласования с целым набором акторов, начиная с парткома. Учёный совет, который должен был стать таким органом в свободной России, оказался в прямой зависимости от ректора. А ректор в большинстве случаев единолично распоряжался спускаемыми ему сверху бюджетными деньгами. После 1991-1992 гг. ректоры в России практически не сменяются. Если такое и происходит, каждый раз это крупное событие, скандал и слёзы: «На кого ж ты нас оставляешь, отец родной». Как мы видим, режим личной власти в университетах России сложился на 10-15 лет раньше, чем в системе российского государства.
Университеты в большой степени замкнулись на самих себя, мобильность учёных на самом деле очень низка. Они могут ездить за рубеж или получать иностранные гранты, но воспроизводство профессорско-преподавательского состава происходит преимущественно изнутри, преподавателями становятся местные аспиранты и докторанты. В советское время с этим как-то справлялась система распределения, когда, например, преподавателями из МГУ могли насильственно укрепить педагогический состав МГПИ имени Ленина. В новое время Болонская система была введена, чтобы обеспечить эту мобильность в условиях свободы: студент заканчивает бакалавриат в одном университете, в магистратуру идёт в другой, в аспирантуре учится в третьем. Это закладывает модель его постоянной профессиональной мобильности и дальше (постдоки и феллоушипы), где постоянный контракт не означает, что человек больше нигде не сможет работать. По факту же большинство российских студентов приходят на первый курс и всю свою академическую карьеру делают в одном учебном заведении. Каждый университет имеет свои журналы, где публикуются прежде всего его преподаватели. Предоставленный сам себе, российский университет варится в собственном соку, всё более превращаясь в автаркию. Соседний университет для него другая планета. Такова общая картина практическидля всех вузов в России.
В 2000-е два российских университета стали так называемыми «точками роста» и довольно быстро превратились в империи. Высшая школа экономики стала центром производства кадров и знаний по заказу российского правительства и в течение некоторого времени поглощала один московский вуз за другим. По всей видимости, это первый университет в России, где были отменены выборы деканов и заведующих кафедрами, которых стали назначать «исполняющими обязанности» на определённый срок (по такой же схеме в 2004 г. по всей стране стали назначать губернаторов). Перед нами классический пример империи германского типа: один лидер, чёткая структура, жёсткая иерархия.
В 2011-м возникает альтернативная империя: Академия народного хозяйства поглощает Российскую академию госслужбы, образуя самый большой университет в Европе по числу студентов и преподавателей: у РАГС есть филиалы во всех крупных областных центрах. Социолог Виктор Вахштайн в частных беседах сравнивал получившееся образование, РАНХиГС, с племенами кочевников. Кочевая империя, подобная Хазарскому каганату или Золотой Орде, включала в себя всё новые единицы, никак их не упорядочивая, и в итоге у РАНХиГС в одной Москве могло быть несколько факультетов журналистики, экономики, менеджмента и так далее. Все они конкурировали между собой за абитуриентов и бюджетные средства, но главное – отдавали свою долю в ректорат. ВШЭ и РАНХиГС были напичканы либеральной профессурой, но она так наслаждалась собственным привилегированным положением, что не обращала внимания на своё прямое участие в проекте новой российской империи. Предупреждая возможный комментарий о «естественных монополиях», замечу, что Стэнфорд и Гарвард крупнее РАНХиГС – и при этом более полиархичны и федеративны: это вопрос не размера, а принципа.
Однако в России последних 30 лет были и исключения, небольшие, но важные с точки зрения возможного будущего. В 1995-м на той же волне создания новых институций возникла Шанинка – Московская высшая школа социальных и экономических наук. То, что она была задумана как российско-британский университет, заложило некоторые её особенности. Шанинка – очень маленький университет: за всё время его существования его закончило всего около 3000 студентов. По сравнению с Вышкой или РАНХиГС в плане бюджета и численности «населения» она так же мала, как Молдова в сравнении с РФ. Но, как и Молдова, Шанинка сохранила главное – полиархию в своей политической структуре. Ректор там никогда не обладал абсолютной властью, он всегда делил её с факультетами, несколькими учредителями, среди которых изначально преобладали НГО, университетом Манчестера и студенческим комьюнити. Здесь нельзя было зайти к ректору и договориться сразу обо всём. Каждое решение принималось не единолично, а коллегиально и сбалансированно на основе переговоров между несколькими внутренними акторами. Эта полиархическая система продолжает действовать и в наши трудные дни.
Как вырастить университет
Мы переходим к завершающей части: какой университет может производить Россию Будущего?
Во-первых, он должен строиться снизу, формируясь как федерация факультетов, объединённая библиотекой.
Во-вторых, все основные должности внутри республики факультетов должны быть выборными, подотчётными и сменяемыми. Это должно быть прописано в уставе и неукоснительно соблюдаться.
В-третьих, центров влияния, принятия решений должно быть не меньше трёх, а лучше пять: в борьбе двух рано или поздно победит кто-то один и создаст новую империю. Деньги не должны попадать в одни руки: их должен распределять комитет из независимых участников, в процессе выработки и принятия решений должны участвовать факультеты, студенческие союзы и профсоюз преподавателей, а внешний борд будет следить за этим со стороны. Это уже больше похоже на республику. Если мы хотим сделать Россию из империи республикой, для начала российский университет должен отказаться от имперской структуры и приобрести внутреннее республиканское устройство.
Желательно, чтобы все структуры и программы находились под международным контролем. Даже в МГИМО ещё в 2012 г. понимали, что рано или поздно наряду с российским дипломом им придётся выдавать и европейский. Потом это сломалось, сейчас невозможно совсем, но в будущем, думаю, в России не смогут котироваться университеты, которые не будут выдавать два диплома – российский и крупного западного университета.
Александр Аузан и Наталья Зубаревич работают в МГУ, а вместе с ними работают и тысячи талантливых и честных учёных и преподавателей по всей стране
Я не верю, что можно взять университет и перенести в другую страну. Но можно начать создавать предпосылки для того, чтобы эти институции начали развиваться на новом месте.
Прямо сейчас достаточно развития существующих и открытия новых центров российских исследований в ведущих европейских и мировых университетах и в дальнейшем, возможно, магистратур при них на русском языке.
Если мы приезжаем в страну и хотим открыть там университет, первое, о чём нам стоит подумать, – как устроены местные школы. Простой пример: в Черногории бывшие преподаватели нескольких российских университетов создают факультет liberal arts на русском и английском для русских и международных студентов. Они делают это не на пустом месте, а при очень хорошей частной русской школе: эта школа производит выпускников и нуждается в хороших учителях. Появление факультета liberal arts в таком контексте закономерно и уместно.
Если мы хотим открыть университет в Вильнюсе, мы должны посмотреть, что здесь происходит с русскими школами, и, может быть, начать с ними сотрудничать. Или открыть свою новую частную либеральную русскую школу, а затем начать готовить для неё учителей на специальных курсах, возможно, открыть для этого магистратуру – и так из всего этого вырастет первый факультет. Да, это требует времени, как хорошее вино, но оно того стоит. Университет можно считать состоявшимся, когда к вам придут абитуриенты – дети выпускников. А по-настоящему хорошим он станет лет через 500. Создавать университет – отчаянное дело, никого не призываю это делать – но призываю подумать, какие принципы можно вернуть в Россию и заложить в существующие университеты, которые, я уверен, переживут нынешнюю катастрофу.
Очень важно максимально сохранить то, что остаётся там, восстанавливать университеты очень сложно. Между прочим, Шанинка никуда не переезжает, она остаётся и продолжает работать в Москве. Александр Аузан и Наталья Зубаревич работают в МГУ, а вместе с ними работают и тысячи талантливых и честных учёных и преподавателей по всей стране. От них нельзя отворачиваться, им нужно помогать и не мешать: ведь они находятся в заложниках. Помощь может быть разной, начиная с оплаты зарубежных электронных библиотек и баз данных, которые с 1 января закроются для моих коллег в России. Нужно создавать и поддерживать коридоры для эвакуации, когда это необходимо. Нужно, наконец, оказывать моральную поддержку, не прекращать общение и беречь чувства друг друга.