“Будет возникать новое лидерство, альтернативное легальной системе”

Россия после 24 февраля не будет прежней. Но в ней, как и раньше, живут десятки миллионов людей, а значит, есть возможности налаживать жизнь снизу. Незадолго до начала войны Юлия Галямина поговорила с нами о настоящем и будущем МСУ в России.

Сейчас Юлия, незаконно лишённый полномочий муниципальный депутат и член оргкомитета Земского съезда, находится в спецприёмнике в Сахарово по обвинению в повторном нарушении правил проведения митингов. Её последнее слово на суде – одно из самых ярких антивоенных высказываний последних недель.

— Лидер в МСУ обязательно нужен?

— Конечно, без лидера ничего не работает. Лидерство – это ответственность, если человек не лидер, значит, он вообще ничего не делает.

— Был в истории период, когда МСУ в России процветало?

— Да, после земской реформы, во второй половине XIX века. Земцы взяли на себя образование, медицину, страхование, люди на местах чувствовали себя защищёнными. Ещё один взлёт случился век с лишним спустя, в 90-е – было море возможностей для развития МСУ, кто-то ими воспользовался. Увы, по большей части у людей не было привычки к самоуправлению, нужных компетенций и знаний, они были заняты выживанием. Но там, где были лидеры, многое получилось.

В 90-е люди выживали…

— В 2000-е зарабатывали, и только в 2010-е начались новые подвижки в МСУ. В 2012-2013 годах в Москве и других городах начали формироваться местные сообщества.

А что помогло взлёту местного самосознания в 2010-е?

— Соцсети позволили создать новую форму сообществ, не привязанную к личному контакту. Современные соседские сообщества – это группы и чаты. Их участники друг друга в глаза не видели, но их объединяют общие местные интересы. Огромную роль в становлении местных сообществ сыграла реновация. Не забываем и про Шиес и Куштау – всё это части единых системных социальных процессов. Когда к людям приходят и начинают что-то у них отнимать, они начинают объединяться.

Власти проморгали эту тему, не увидели, что МСУ – это точка роста для общества

В Москве и больших городах люди пошли в эту сферу, стали избираться. А власти проморгали эту тему, не увидели, что МСУ – это точка роста для общества. И не только власти: многие независимые политики только к концу 2010-х поняли, что МСУ и есть основа изменений в РФ. В 2017-м на выборах в Москве победило много местных активистов. Тема заиграла. Тут и власти забеспокоились и стали с ней бороться.

У независимых депутатов сегодня есть шансы в сельских поселениях и малых городах, там меньше контроля. Правда, это временно: закон Клишаса-Крашенинникова уничтожает систему МСУ. Но, подчёркиваю, только систему, само МСУ никуда не денется, только утратит легитимность.

И какие формы примет?

— МСУ – это в первую очередь не городская, не столичная, а окраинная, деревенская история. И в сёлах или на окраинах страны оно никогда не исчезало. Там местное самоуправление – единственный способ решить местную проблему, остальным до них нет дела. В деревнях система МСУ с представительскими функциями, когда решение задач перекладывается на администрацию, даже мешает МСУ исконному. Сейчас, когда это представительское МСУ уничтожается, есть предпосылки для возрождения исходного деревенского МСУ. Будет возникать новое лидерство, альтернативное легальной системе и к ней не привязанное. Не очень понимаю, зачем это нашей власти, стратегически создание альтернативных центров силы опасно, но они это почему-то поддерживают.

Что будет с МСУ в больших городах?

— Разделение на субъекты МСУ в большом городе носит немного искусственный характер. Город естественным образом атомизирует людей, этой атомизации приходится сознательно сопротивляться.

Но и в городах возникает стихийное МСУ. Большой ЖК – это 2-3 тысячи жителей, у которых общий чат, там возникают коалиции, столкновения интересов. Новые дома – это, считай, муниципалитет. Или большая деревня.

— Вы были избраны депутатом Тимирязевского района в 2017-м и незаконно лишены статуса в 2021-м. Что потеряли вместе со статусом?

— Не так много. В основном позитивные вещи получались не столько за счёт статуса , сколько за счёт связей с местным сообществом и медийности. Полномочий у мундепов очень мало. Но легитимность всё же позволяет более активно влиять на процессы – мне нравилась эта работа, нравилось контролировать бюджет, разбираться с капремонтами, ставить на место зарвавшихся подрядчиков, обращаться в органы власти для решений конкретных проблем конкретных людей.

Быстро сталкиваешься с тем, что управление Москвой выстроено очень неэффективно, хотя бюджеты и безумные: на выходе имеем плохие школы, скученные детсады, нехватку профильных врачей в поликлиниках. Нормативные акты не работают, всё завязано на звонки сверху: к примеру, жители через портал «Наш город» пожаловались на неубранный снег, главе округа настучали по голове – и он сгоняет всех дворников района убирать этот сугроб. Потом пришла жалоба на другой сугроб – все бегут туда.

На это мундепы повлиять никак не могут. Но нам, например, удалось ускорить ремонт детской поликлиники, вернуть трамваи, сделать благоустройство районного парка менее безумным. Возможности местного сообщества повлиять на проблему зависят от того, откуда проблема взялась: если виноваты разгильдяйство и дурной вкус чиновников, то шансы есть, а если на кону стоят большие деньги, если вмешивается коррупция – власти будут железно стоять на своём.

В 2017-м был подъём и вера в положительные изменения, сейчас люди демотивированы: слишком много усилий, слишком небольшой эффект

Когда я пошла на выборы, в моём районе было сформированное местное сообщество – собственно, вся моя команда вышла из этого сообщества. В 2017-м был подъём и вера в положительные изменения, сейчас люди демотивированы: слишком много усилий, слишком небольшой эффект. Люди не очень хотят идти в депутаты.  Но я верю, что стратегически бытность депутатом даёт больше возможностей – хотя бы возможность узнавать заранее, какой идиотизм сверху готовится.

Как заинтересовать местных граждан, не привыкших ни на что влиять, «политикой»?

— Нужно создавать условия для вовлечённости. Информировать их, предлагать сделать что-то, что может улучшить ситуацию или просто украсить жизнь. Например, подписать петицию (в моём районе 15 000 человек подписали петицию против застройки полей) и сходить на выставку в местную галерею, которая тоже против застройки. Мы с жителями лепили снеговиков, делали флешмоб в поддержку кофейни, которая не работала, потому что не работали трамваи. Много лет проводили праздник двора на Новый год. В соседнем районе девушка проводит выставку советской игрушки. В деревнях всего этого, конечно, больше – депутат Аня Головина, например, придумала деревенский «Оскар»: раз в месяц выплачивает 1000 рублей автору лучшего ролика о проблемах деревни. Ролики потом заливаются на деревенский YouTube-канал.

У моей команды много проектов для локальных сообществ: Школа районной антикоррупции, Фестиваль локальных медиа, где независимые журналисты из регионов встречаются с экспертами и прокачивают навыки. Делаем передачу про женщин-лидеров «Мягкая сила», собираемся проводить женские курсы общественно-политического лидерства. Выпускаем газету «Живой город», рассказываем о волнующих темах (например, сделали спецвыпуск про политзэков). Районную газету «Наш север» я учредила за четыре года до того, как стала депутатом, сейчас она от меня почти не зависит.

— Местные медиа важны?

— Локальные активистские медиа выполняют функции, которых нет у СМИ: СМИ стали государственными или уничтожены, локальная информация нигде и никем не собирается и не передаётся, для неё нет информационного пространства, нет пространства для коммуникации. А его отсутствие в сообществе – это, считай, отсутствие сообщества. Благодаря интернету местные активисты могут легко создавать такие медиа. Медиа, воссоздающие саму идею медиа вообще, формирующие новую систему свободу слова взамен той, что власти пытаются разрушить. Когда каждый себе СМИ, можно всех объявить иноагентами, но появятся новые: невозможно найти всех лидеров в каждом городке и деревне.

— Надо ли МСУ взаимодействовать  с органами власти?

— Муниципальным депутатам приходится договариваться с партиями, в том числе «Единой Россией», о продвижении каких-то проектов – лично от них эти документы не пройдут. Если цели не совпадают, эффективность этого взаимодействия будет невысока. Но иначе проблемы не решатся.

Точно не получится договориться, если тема, которую ты поднял, болезненна для городских властей. А вот если эти власти никаких отмашек не давали, то и депутаты ЕР не против сделать доброе дело, хотя бы ради пиара. Мы пытаемся взаимодействовать с разными партиями, на Земском съезде были депутаты разных партий. Сложно только с ЛДПР.

— Есть мировой опыт в сфере МСУ, который кажется вам удачным?

— Хорошая муниципальная реформа прошла на Украине и в Польше. МСУ там стали отчислять больше денег и дали больше полномочий.

Лучшим учителем в области МСУ является неэффективное государство

Интересные процессы шли в Киргизии. Их опыт похож на наш: государство у них слабое, а у нас оторванное от людей, что в целом одно и то же. Там в сообществах начались заместительные процессы, МСУ учреждалось заново. Я участвовала в образовательном проекте и знаю, что в школах у них сильные эндаументы, они вообще не зависят от государства. Отдельные люди и диаспоры спонсируют сферы, на которые у государства нет денег.

Лучшим учителем в области МСУ является неэффективное государство – точнее, эффективное в тех целях, которые нам неинтересны (войны, подавление). Хорошо, когда местные лидеры показывают пример, становятся притяжением для других лидеров. МСУ вообще заразительно. Самих местных пассионариев обязательно надо поддерживать, в том числе медийно. Продвигать их, помогать формировать горизонтальные связи. Иначе есть риск, что они опустят руки.