Политолог об особенностях протестов в Хабаровском крае, самоорганизации общества, неспособности власти к коммуникации и политических последствиях кризиса на Дальнем Востоке для ЛДПР и Москвы.
— Вы недавно вернулись из Хабаровска. Как бы вы охарактеризовали сложившуюся там обстановку?
— В Хабаровском крае сложилась ситуация живого гражданского общества. Именно общества, потому что как таковой власти там нет фактически уже три недели. После ареста экс-губернатора края Сергея Фургала вся местная власть по сути ушла на политическую самоизоляцию. Спустя неделю прислали специфического человека Михаила Дегтярёва, который пытается изображать из себя губернатора, ничего при этом про регион не зная, и в основном занимается троллингом и хамством. На фоне этого мы видим гражданскую активность. Путем сетевого взаимодействия общество самоорганизовывается, вырабатывает маршруты, договаривается о времени начала и конца акции, формирует повестку и дискуссию в соцсетях. Хотя лидеров нет. Нет организаторов. Правда, в последнее время власть пытается провоцировать: в Хабаровске сейчас достаточно большое количество сотрудников московского отделения центра «Э», которых часто видели на московских митингах. С этим же я связываю случаи избиения двух человек – Дмитрия Низовцева и Сергея Наумова – и информацию о якобы найденном топоре (Дегтярёв заявил, что у кого-то из участников акции нашли топор и ножи).
Думаю, это попытка давления на оппозицию и, возможно, информационная подготовка к силовым акциям. В целом накануне каждой субботней акции заметна активность властей: по городу ездят пустые автозаки, людям дают сигнал «завтра будем винтить». Но по субботам на улицы выходят тысячи людей и никто никого не винтит. Когда я прилетел в Хабаровск, утром в гостиницу пришли полицейские с товарищами в штатском и пытались отправить на изоляцию нескольких прибывших из Москвы политологов и общественников. Уже после акции никого в гостинице не было. При этом протестующие ведут себя спокойно: серьезных поводов кого-то в чём-то обвинить нет.
Власть же показывает, что она не в состоянии делать ничего, кроме того, чтобы винтить, пугать. Когда пугать нечем, она оказывается в ступоре. Более того, у власти нет даже никаких фигур, которые она могла бы выдвинуть для диалога – функция диалога атрофировалась. Они начинают искать каких-то известных неполитических людей вроде Сергея Шнурова, которые приезжают, но всем все понятно – и это ни к чему не приводит. Все силы были брошены в пропаганду, чем ты отмороженнее – тем больше шансов на карьеру, а когда дело доходит до кризиса, выясняется, что к людям некому выйти, власть не способна к коммуникации.
Мы это наблюдаем в Хабаровске, до этого похожую картину видели в Архангельске, то же самое наблюдалось и по другим поводам, например, такой же самоорганизующийся протест в Екатеринбурге по поводу строительства храма.
В обществе есть запрос на перемены, люди готовы самоорганизовываться, а адекватных структур политических, общественных, которые бы выражали этот общественный спрос, нет. Есть общественное движение без лидера и есть власть, которая не в состоянии коммуницировать. Это кризис.
— Какой в Хабаровске состав протестующих?
— Поскольку точной социологии нет, мое мнение оценочное. На мой взгляд, в основном это люди молодые. Ядро протеста, те, кто ежедневно ходит по центру Хабаровска, – это молодежь, человек 150-200. Люди, которые собираются на массовую акцию к полудню субботы (50-60 тысяч человек) – разные. Совсем уж стариков я не видел. В основном это люди среднего возраста, от 20 до 50 лет. Также мне бросилась в глаза разница между информацией в официальных СМИ и в сети, как и интерес общества к интернету. Если в официальных СМИ ничего не сказано о протестах, то на YouTube любое видео про Хабаровск собирает колоссальное количество просмотров. Например, один из репортажей на сайте «Эха Москвы» собрал полмиллиона просмотров.
— Все три недели акций – это стихийный протест? Никто не попытался возглавить акции?
— На акциях появлялись многие известные люди, но никто не претендовал на то, чтобы их возглавить. Например, участвовал один из ярких местных политиков – депутат заксобрания Хабаровского края от КПРФ Максим Кукушкин, но он приходил в личном качестве. Штаб Навального участвует, но они не претендуют на организацию, потому что, мягко говоря, не все участники и не все сторонники Фургала являются сторонниками Навального.
— Меняются ли как-то лозунги и требования протестующих?
— Они постепенно эволюционируют, становятся более сложными, осмысленными и системными. Если в начале все кричали просто «Свободу Фургалу», то сейчас лозунги звучат гораздо более широко. Появились высказывания против Путина, против Жириновского, плакаты «против федеральных СМИ». Появились лозунги «Фургала в президенты», «За Фургала вся страна».
— То есть арест сделал его ещё более популярным в регионе. Как он стал губернатором от ЛДПР в крае?
— Россия была, есть и будет страной персоналистской. Бренд ЛДПР –специфическая партия. Да, есть Владимир Жириновский и его ближайшее окружение, «маленькие жириновские», которые пытаются копировать поведение лидера партии, придают ЛДПР скандальный имидж, обеспечивают попадание партии в медиа, в результате чего за партию голосуют «ради прикола» и маргинальные слои общества. Такая роль в том числе была и у Дегтярёва. Это часть имиджа. Но львиная доля депутатов и регионалов от ЛДПР – это просто люди, которые покупают франшизу для участия в выборах. Никакой клоунадой они не занимаются, им просто нужна возможность регистрации – надо же от кого-то баллотироваться. Так было и в Хабаровском крае с Фургалом, и у соседей – в Якутии, в Камчатском крае. Также стоит понимать, что в выборах вместе с кандидатом от партии власти идут разные категории управляемой оппозиции: есть кандидаты-статисты, подчинённые местных администраций. Это сотрудники бюджетных организаций. Они чисто технические кандидаты. Есть вторая категория – одиозные клоуны, за которых всерьез голосовать никто не станет, типа Паука.
И есть те, кого знают в местной политике, но не боятся – избирательную кампанию они не ведут, угрозы в них кандидат от власти не видит. К таким и относился Фургал. Как показали выборы в регионах последних двух лет, самая большая угроза для власти – именно эта последняя категория соперников.
В обществе с накопленным недовольством действующей властью голосуют за них. Такая же история была в годы перестройки, когда люди выбирали «ноунеймов» вместо первых секретарей, из многих из них впоследствии вышли яркие политики. Так и Фургалу выпала возможность показать себя. И Фургал оказался очень приличным губернатором.
— Обвинения в его адрес связывают с конфликтом с полпредом президента в Дальневосточном федеральном округе Юрием Трутневым.
— Однозначно. Был публичный конфликт с Трутневым, его даже отрицать бессмысленно. Вообще почти вся элита на Дальнем Востоке криминализована. А Фургалу не смогли инкриминировать за два года у власти даже мошенничества или злоупотребления полномочиями. Когда у нас арестовывали [экс-главу Сахалина Александра] Хорошавина, [экс-главу Коми Вячеслава] Гайзера, демонстрировали деньги, золото, дорогие вещи. У Фургала ничего не нашли. Ему инкриминируют дело 15-летней давности по поводу странных убийств, в которых на него не давали показаний и его интерес в которых не прослеживается. В деле явные логические нестыковки.
Трутнев на выборах 2018 года изначально делал ставку на другого кандидата – Вячеслава Шпорта. В дальнейшем от Фургала, видимо, что-то хотели, но просьбы этих людей не удовлетворялись. Фургал оказался самостоятельным политиком.
— Почему, на ваш взгляд, Кремль выбрал на пост врио главы Хабаровского края такую неоднозначную фигуру, как Михаил Дегтярёв?
— Никто не знает точного ответа. Есть только три гипотезы: это управленческий провал, проект по уничтожению репутации ЛДПР в протестном регионе или подготовка региона под нового губернатора.
Вариант первый: назначение Дегтярёва – диагноз системе принятия решений. Случай, когда выбирают фигуру, которая просто устроила всех в административном порядке: с администрацией президента хорошие отношения, с полпредством и с элитами. А устраивает ли он людей – никого не волнует. То, что он публично не пригоден и ведет себя как гопник – дело десятое.
Вторая гипотеза: назначение члена ЛДПР Дегтярева – хитрый кремлёвский проект по уничтожению репутации ЛДПР в регионе партии, в Хабаровском крае, и по всему Дальнему Востоку, поскольку там единое информационное пространство. Третья гипотеза: это хитрый план по назначению в регион максимально отмороженного политика, чтобы после него любой другой (выборы главы Хабаровского края пройдут в сентябре 2021 г.) смотрелся приличнее. С уверенностью сказать, какой вариант актуален, не сможет никто. Можно лишь констатировать, что Дегтярёв своей деятельностью наносит двойной ущерб: рейтингу ЛДПР и рейтингу Владимира Путина, ведь он публично говорит, что его назначил президент.
— Как вам кажется, дотянет ли Дегтярёв до выборов главы региона в 2021 г.?
— Я слабо в это верю. Конечно, всякое может быть в нашей несчастной стране, но верится с трудом, что такое электоральное чудо может продержаться 1,5 года.
— Помимо протеста общества против ареста Фургала и неспособности власти к коммуникации какие причины политического кризиса вы бы выделили?
— Морально-этический протест по поводу ареста губернатора – первая и главная причина. Кроме нее, к кризису привел ряд других причин, в частности, общее недовольство жителей регионов политикой федерального центра и давние претензии жителей Дальнего Востока к тому, что Москва игнорирует потребности регионов, воспринимая их просто как ресурсы. На Дальнем Востоке традиционно самые низкие рейтинги президента.
— Как считаете, можно ли говорить о том, что ситуация в Хабаровском крае сформирует новый тренд в политике в регионах?
— Я думаю, это просто прецедент, символическое событие. В любых больших переменах всегда можно найти какую-то цепочку символических событий, которые расширяют горизонт возможностей и показывают обществу, что этот горизонт есть.